Форум » Кофейня » Диван (не тот, а другой) » Ответить
Диван (не тот, а другой)
Giyaseddin Cem: Поскольку я еще не родился, а выступить хочется, проявлюсь так. Песни Шираза Дневник Персидская, арабская, суфийская и вся восточная поэзия Еще стихи
Ответов - 66, стр:
1 2 3 4 All
Giyaseddin Cem: *** Спросил я дервиша: найдется ль во вселенной Предмет иль мысль, что остается неизменной? Ответил он: молчанье труса, крик невежд И шепот зависти - бессмертны и нетленны. *** О вы, кто жили, над прозреньями смеясь И утеряли со столетиями связь,- Ваш час настал! и вашей кровью смыло небо И вас самих и прегрешений ваших грязь.
Ксар: о! вот последнее мне нравится
Giyaseddin Cem: Благодарю, эфенди. Что-то знакомое увидели? Что-то навеянное недавними спорами в другое время, в другом месте? Не желаете сами попробовать?
Ксар: знать бы правила. Там же наверняка должно быть определённое количество слогов, ударения должны быть какие-то и так далее. Мы, конечно, солдафоны, но вот Афиф может попробовать. И грек тоже гекзаметром мож чего и удумает.
Заганос-паша: Преследует. Тяжкий, плотный занавес у входа, За ночным окном - туман. Что теперь твоя постылая свобода, Страх познавший Дон-Жуан? Холодно и пусто в пышной спальне, Слуги спят, и ночь глуха. Из страны блаженной, незнакомой, дальней Слышно пенье петуха. Что изменнику блаженства звуки? Миги жизни сочтены. Донна Анна спит, скрестив на сердце руки, Донна Анна видит сны... Чьи черты жестокие застыли, В зеркалах отражены? Анна, Анна, сладко ль спать в могиле? Сладко ль видеть неземные сны? Жизнь пуста, безумна и бездонна! Выходи на битву, старый рок! И в ответ - победно и влюбленно - В снежной мгле поет рожок... Пролетает, брызнув в ночь огнями, Черный, тихий, как сова, мотор, Тихими, тяжелыми шагами В дом вступает Командор... Настежь дверь. Из непомерной стужи, Словно хриплый бой ночных часов - Бой часов: "Ты звал меня на ужин. Я пришел. А ты готов?.." На вопрос жестокий нет ответа, Нет ответа - тишина. В пышной спальне страшно в час рассвета, Слуги спят, и ночь бледна. В час рассвета холодно и странно, В час рассвета - ночь мутна. Дева Света! Где ты, донна Анна? Анна! Анна! - Тишина. Только в грозном утреннем тумане Бьют часы в последний раз: Донна Анна в смертный час твой встанет. Анна встанет в смертный час. Автора, думаю, называть не надо.
Анна Варда: Вещь тоже известная и неизмеримо прекрасная. Хоть и не лирика. Полный текст под катом. О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд. Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род, Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает? Камал бежал с двадцатью людьми на границу мятежных племен, И кобылу полковника, гордость его, угнал у полковника он. Из самой конюшни ее он угнал на исходе ночных часов, Шипы на подковах у ней повернул, вскочил и был таков. Но вышел и молвил полковничий сын, что разведчиков водит отряд: "Неужели никто из моих молодцов не укажет, где конокрад?" И Мохаммед Хан, рисальдара сын, вышел вперед и сказал: "Кто знает ночного тумана путь, знает его привал. Проскачет он в сумерки Абазай, в Бонаире он встретит рассвет И должен проехать близ форта Букло, другого пути ему нет. И если помчишься ты в форт Букло летящей птицы быстрей, То с помощью божьей нагонишь его до входа в ущелье Джагей. Но если он минул ущелье Джагей, скорей поверни назад: Опасна там каждая пядь земли, там Камала люди кишат. Там справа скала и слева скала, терновник и груды песка... Услышишь, как щелкнет затвор ружья, но нигде не увидишь стрелка", И взял полковничий сын коня, вороного коня своего: Словно колокол рот, ад в груди его бьет, крепче виселиц шея его. Полковничий сын примчался в форт, там зовут его на обед, Но кто вора с границы задумал догнать, тому отдыхать не след. Скорей на коня и от форта прочь, летящей птицы быстрей, Пока не завидел кобылы отца у входа в ущелье Джагей, Пока не завидел кобылы отца, и Камал на ней скакал... И чуть различил ее глаз белок, он взвел курок и нажал. Он выстрелил раз, и выстрелил два, и свистнула пуля в кусты... "По-солдатски стреляешь, - Камал сказал, - покажи, как ездишь ты". Из конца в конец по ущелью Джагей стая демонов пыли взвилась, Вороной летел как юный олень, но кобыла как серна неслась. Вороной закусил зубами мундштук, вороной дышал тяжелей, Но кобыла играла легкой уздой, как красотка перчаткой своей. Вот справа скала и слева скала, терновник и груды песка... И трижды щелкнул затвор ружья, но нигде он не видел стрелка. Юный месяц они прогнали с небес, зорю выстукал стук копыт, Вороной несется как раненый бык, а кобыла как лань летит. Вороной споткнулся о груду камней и скатился в горный поток, А Камал кобылу сдержал свою и наезднику встать помог. И он вышиб из рук у него пистолет: здесь не место было борьбе. "Слишком долго, - он крикнул, - ты ехал за мной, слишком милостив был я к тебе. Здесь на двадцать миль не сыскать скалы, ты здесь пня бы найти не сумел, Где, припав на колено, тебя бы не ждал стрелок с ружьем на прицел. Если б руку с поводьями поднял я, если б я опустил ее вдруг, Быстроногих шакалов сегодня в ночь пировал бы веселый круг. Если б голову я захотел поднять и ее наклонил чуть-чуть, Этот коршун несытый наелся бы так, что не мог бы крылом взмахнуть". Легко ответил полковничий сын: "Добро кормить зверей, Но ты рассчитай, что стоит обед, прежде чем звать гостей. И если тысяча сабель придут, чтоб взять мои кости назад. Пожалуй, цены за шакалий обед не сможет платить конокрад; Их кони вытопчут хлеб на корню, зерно солдатам пойдет, Сначала вспыхнет соломенный кров, а после вырежут скот. Что ж, если тебе нипочем цена, а братьям на жратву спрос - Шакал и собака отродье одно,- зови же шакалов, пес. Но если цена для тебя высока - людьми, и зерном, и скотом, - Верни мне сперва кобылу отца, дорогу мы сыщем потом". Камал вцепился в него рукой и посмотрел в упор. "Ни слова о псах, - промолвил он, - здесь волка с волком спор. Пусть будет тогда мне падаль еда, коль причиню тебе вред, И самую смерть перешутишь ты, тебе преграды нет". Легко ответил полковничий сын: "Честь рода я храню. Отец мой дарит кобылу тебе - ездок под стать коню". Кобыла уткнулась хозяину в грудь и тихо ласкалась к нему. "Нас двое могучих,- Камал сказал, - но она верна одному... Так пусть конокрада уносит дар, поводья мои с бирюзой, И стремя мое в серебре, и седло, и чапрак узорчатый мой". Полковничий сын схватил пистолет и Камалу подал вдруг: "Ты отнял один у врага, - он сказал, - вот этот дает тебе друг". Камал ответил: "Дар за дар и кровь за кровь возьму, Отец твой сына за мной послал, я сына отдам ему". И свистом сыну он подают знак, и вот, как олень со скал, Сбежал его сын на вереск долин и, стройный, рядом встал. "Вот твой хозяин, - Камал сказал, - он разведчиков водит отряд, По правую руку его ты встань и будь ему щит и брат. Покуда я или смерть твоя не снимем этих уз, В дому и в бою, как жизнь свою, храни ты с ним союз. И хлеб королевы ты будешь есть, и помнить, кто ей враг, И для спокойствия страны ты мой разоришь очаг. И верным солдатом будешь ты, найдешь дорогу свою, И, может быть, чин дадут тебе, а мне дадут петлю". Друг другу в глаза поглядели они, и был им неведом страх, И братскую клятву они принесли на соли и кислых хлебах, И братскую клятву они принесли, сделав в дерне широкий надрез, На клинке, и на черенке ножа, и на имени Бога чудес. И Камалов мальчик вскочил на коня, взял кобылу полковничий сын, И двое вернулись в форт Букло, откуда приехал один. Но чуть подскакали к казармам они, двадцать сабель блеснуло в упор, И каждый был рад обагрить клинок кровью жителя гор... "Назад, - закричал полковничий сын, - назад и оружие прочь! Я прошлою ночью за вором гнался, я друга привел в эту ночь". О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд. Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род, Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
Ксар: стихотворение, ассоциирующееся с Ксаро/Заганос-пашой: *не моё!* http://www.stihi.ru/2008/06/01/3116
Заганос-паша: Ну, и так понятно, кому *** Красавицу певец Эльдарилав Посватал из селения чужого, Но выдали невесту за другого Ее отец и мать, любовь поправ. И на веселой свадьбе яд в вино Подсыпали и дали стихотворцу. И, хоть обман он понял, все равно Рог осушил, как подобает горцу. Он поступил, как повелел адат, – То исполнять, что старшие велят. И, рухнув возле самого порога, Он так и не поднялся, говорят. Мне кажется: я тоже пью из рога, Хотя и знаю – там подмешан яд. Расул Гамзатов
Энрике Эквилио: Не вам бояться, что в питье влита отрава. Аллаху смело вверив жизнь свою. Испейте мед, который вам по нраву. Яд собственный ведь не убьет змею.
Giyaseddin Cem: Змея, ужалившая хвост, себя не умертвит; Своей иглою скорпион не будет сам убит,- Но тот, кто на исходе дней любовь впускает в сердце - Без яда болен - и в огне он без огня горит.
Ксар: Один мужчина может быть другим убит Но пусть Аллах мужчину от мужской любви хранит. тип таво. простите, что криво - стихосложению не обучены.
Энрике Эквилио: Любовь, мой принц, придумали поэты, А прочие же верят без оглядки В реальность чувств тех, что в стихах воспеты. Но люди так на заблужденья падки, Что низменные предпочтут желанья Облечь в шелка красивых стройных фраз, По нраву всем любовные страданья – Не похоть, не стремленье к обладанью, Не ревность мерзкая, что ищет оправданья… Ведь чувства так уродливы подчас, Что благо их не ставить на показ. *полусонный бред*
Giyaseddin Cem: Энрике Эквилио пишет Не ревность мерзкая, что ищет оправданья… Ведь чувства так уродливы подчас, Что благо их не ставить на показ. ... О сколь же верно старое преданье: Что зуб неймет, хотя и видит глаз. *** даме-венецианке Не вздохнув, не взглянув, как луна - стороною прошла. Как дышать мне теперь? ты дыханье мое отняла. Как смотреть? ведь глаза горько выплакал я со слезами. Я на черной земле - ты на небе сияешь, светла.
Заганос-паша: Порой любовь, как ночь темна И адской мукою она Стать может вместо рая... Бывает так, что в чёрный час, Лишь для того, чтоб мучить нас Она нас выбирает, Любовь нас выбирает... Порой любовь - обидный смех Над тем, кто предан больше всех, Кто душу ей вверяет... Однажды вдруг в толпе людской, Чтоб стать проклятьем и тоской Она нас выбирает, Любовь нас выбирает...
Озгур: Это просто так, чтоб мне не забыть, а прекрасно даме не искать. Tu hamchu subkhivu, man sham'i khilvati saharam. Tabassume kunu jon bin, ki chun hamesuparam. Chunin ki dar dili man doghi zulfi sarkashi tust, Bunavshazor shavad turbatam, chu darguzaram. Bar ostoni murodat kushodaam dari chashm, Ki yak nazar figani, khud figandam az nazaram! Chi shukr guyamat, ey khayli gham, afokalloh, Ki ruzi bekasi okhir nameravi zi saram?! Ghulomi mardumi chashmam, ki bo siyohdili Hazor qatra bibarad, chu dardi dil shumaram. Ba har nazar buti mo jilva mekunad, lekin Kas in karashma nabinad, ki man hamenigaram. Ba khoki Hofiz agar er bigzarad, chun bod, Zi shavq dar dili on tangno kafan bidaram! __________________________________________ Ты - желанный рассвет. Я - стыдливый огарок свечи. Улыбнись, провожая ту жизнь, что тебе я вручил. Сердце так эти кудри опутали и оплели! - Расцветут над могилой фиалки. Не спрашивай, чьи. Ночью глаз не сомкнул на пороге желаний твоих. Но метнула ты взгляд, и глаза потерял я в ночи. Благодарность какую, о мука, Аллаху воздать? В одиночества день он с тобою нас не разлучил. Я глазам не хозяин. Из черных сердечек зрачков Капель тысячу я отсчитаю в уплату кручин. Сокровенный бутон мой цветет у людей на виду. Но проходят слепцы. И не видят, что я различил. Если ты ветерком над могилой Хафиза пройдешь, Саван тесный порву. Как ладони твои горячи!
Giyaseddin Cem: Хм... подумал я, подумал - кому как не поэту перенести сюда стихи, которые служат названиями тем? Призываю других к тому же, чтоб мы могли насладиться лучшим. Но сперва - просто так. Ушла любимая моя, ушла, не известила нас, Ушла из города в тот час, когда заря творит намаз. Нет, либо счастие мое пренебрегло стезей любви, Либо красавица не шла дорогой правды в этот раз. Я поражен! Зачем она с моим соперником дружна! Стеклярус на груди осла никто ж не примет за алмаз! Я буду вечно ждать ее, как белый тополь ветерка. Я буду оплывать свечой, покуда пламень не погас Но нет! Рыданьями, увы, я не склоню ее к любви: Ведь капли камня не пробьют, слезами жалобно струясь. Кто поглядел в лицо ее, как бы лобзал глаза мои: В очах моих отражено созвездие любимых глаз. И вот безмолвствует теперь Хафиза стертое перо: Не выдаст тайны никому его газели скорбный глас.
Giyaseddin Cem: От сердца всю ночь мечтал мечом отрубить тебя, Но поднял лицо рассвет - могу ль не любить тебя? Я душу с твоей смешал, две нити в одну сплелись. Лишь в жизни другой решусь с другой позабыть тебя. Вот праздник, луна моя. Я праздничной жертвой пал. Гадаю: твой лик велит с зарей разлюбить тебя. Дары на пирах дарят. Я жемчуг слезы моей В очах, как в ларце, замкну, чтоб им одарить тебя. Известен обычай твой влюбленным терзать сердца. Но сердце крови полно, боюсь обагрить тебя. Сквозь очи я влагу лью, чтоб с новых путей твоих И пыль Низами омыть, чтоб в сердце убить тебя.
Заганос-паша: *** Хафиз Ширази "Когда уста твои мне счастье принесут?" "Скажи лишь - и они что хочешь отдадут". "Потребуют они египетскую дань!" "О, тяжких жертв они взамен себе не ждут!" "Скажи, к устам твоим дорогу кто нашел?" "Об этом мой рассказ лишь мудрецы поймут". "Ты идолов покинь, лишь Бога почитай!" "И капище и храм возлюбленные чтут". "Тоску с души моей снимает харабат*!" "О счастлив, кто лишен ее тяжелых пут!" "Не красит веру тот, чье рубище в вине!" "Следы умерших вер меж нас еще живут" "Что старцу от питья рубинов этих губ?" "Но поцелуи их вновь молодость вернут". "Когда же он войдет в свой свадебный чертог?" "Когда созвездья нам счастливый знак пошлют!" "За счастье их Хафиз молитву Богу шлет!" "О том же в небесах и ангелы поют". * - питейное заведение, кабак. *** Абдуррахман Джами По повеленью моему вращаться будет небосклон. Он отсветом заздравных чаш, как солнцем, будет озарен. Найду я все, чего ищу. Я Рахша норов укрощу, И будет мною приручен неукротимый конь времен. Друг виночерпий, напои тюрчанку эту допьяна, За все превратности судьбы тогда я буду отомщен. Сладкоречивый соловей, ты стал красивым, как павлин, - Так хочет вещая Хума, попавшая ко мне в полон. По вечерам сидим и пьем и снова пить с утра начнем, Ведь это лучше, чем, молясь, бить за поклонами поклон. Джами как будто сахар ел, так сладость дивных уст воспел, Что сладкогласый соловей был восхищен и вдохновлен. перевод Т. Стрешневой
Giyaseddin Cem: Камаладдин Исфахани. *** Блажен - кто пострадал из-за тебя. Счастливец - кто рыдал из-за тебя. Не раненый тобой - тяжко болен. Труп - кто не умирал из-за тебя. *** Жизнь - это чаша, полная вина. Твои желанья утолит она. Но сладость ты найдешь в устах любимой, А горечь - в чаше, выпитой до дна. *** Рубашку развязав, в блаженный край Ты распахнешь мне двери, так и знай. А если кое-что еще развяжешь - Тебе самой открою двери в рай. *** Тебя молю я: ты понять должна, Что жизнь - минута краткая одна. Не удлиняй разлуги нашей, ибо Разлука впереди и так длинна. *** Стараешься, забыв ко мне пути, Себе ты оправдание найти. Чтоб не прийти - есть тысяча предлогов, Нет одного предлога - чтоб прийти.
Giyaseddin Cem: Вчера на исходе ночи от мук избавленье мне дали, И воду жизни во тьме, недоступной зренью, мне дали. Утратил я чувства свои в лучах тогo естества, Вина из чаши, что духа родит возвышенье, мне дали. И благостным утром была и стала блаженства зарей Та ночь - повеленьем судьбы, - когда отпущенье мне дали. Небесный голос в тот день о счастье мне возвестил, Когда к обидам врагов святое терпенье мне дали. И взоры теперь устремил на зеркало я красоты, Ведь там в лучезарность ее впервые прозренье мне дали. Дивиться ли нужно тому, что сердцем так весел я стал? Томился скудостью я, и вот - вспоможенье мне дали. Ведь этот сахар и мед, в словах текущих моих, То плата за Шахнабат, что в утешенье мне дали. Увидел я в тот же день, что я к победе приду, Как верный стойкости дар врагам в посрамленье мне дали. Признателен будь, Хафиз, и лей благодарности мед За то, что красавицу ту, чьи прелестны движенья, мне дали. Хафиз Перевод Е. Дунаевского
полная версия страницы