Форум » Город » О Жизнь, которая идет навстречу смерти... - 31 мая, Галата четыре часа » Ответить
О Жизнь, которая идет навстречу смерти... - 31 мая, Галата четыре часа
1453: Имя Зоя, как известно, означает "жизнь".
Ответов - 49, стр:
1 2 3 All
1453: Комната на втором этаже, которую по приказанию султана отвели раненому наследнику греческого престола, находилась в дальней части дома, куда едва долетали приливы и отливы людского моря и грозы, проносившиеся над головами сильных и малых мира сего. Ставни на окнах оставались предусмотрительно запертыми, янычарские посты вокруг дворца надежно охраняли отступников от гнева ромеев, вздумай тот пролиться на головы кира Дмитрия и его супруги. В тот момент, когда нога раненого переступила порог, почтенный Тахир ибн Ильяс отсутствовал в ставке своего господина, так что деспоту пришлось обойтись помощью отрядного лекаря; смиренный и не говорящий по гречески бекташи, тот без единого звука осмотрел плечо, еще хранившее следы воспаления, сменил повязку, наложенную с тщанием, но без особенного умения прислугой каталонского консула, и удалился, напоив пациента отваром мака, от которого тот погрузился в глубокий сон. Спустя какое-то время столь же неулыбчивый и маломолвный слуга доставил деспоине поднос с засахаренными фруктами и неизменным ячменным пловом, который подавался к столу султана и солдат его армии с одинаковым постоянством. В остальном за несколько часов, прошедших со времени приезда к новому месту не произошло ничего.
Зоя Асень: Любопытсво во многом является пороком, но оно - вещь естественная для человеческой натуры, а подчас может оказаться весьма полезным. С момента прибытия во дворец и до нынешнего момента Зою не покидало ощущение смутной тревоги, словно витавшей под сводами этого роскошного дворца, некогда принадлежавшего подесте, а ныне занимаемого Великим визирем султана Мехмеда. Это чувство было сродни тому, которое испытывает человек, находящийся в чужой стране среди враждебных людей и непонятных нравов, и который при этом не видит ни одного знакомого лица. Однако это странное чувство усиливало то обстоятельство, что чужой стала родная страна. Обманчивый покой, окружавший их, не ввёл в заблуждение ни Зою, ни Дмитрия. В такой ситуации присутствие рядом Дмитрия было для Зои особенно важно, однако вновь открывшаяся рана сильно обеспокоила женщину, уже считавшую его выздоровевшим. Теперь же она сидела на кровати и смотрела на некогда обожаемого супруга, спящего таким мирным и глубоким сном, что казалось, будто это уже не сон. На какой-то миг она даже испугалась этой внезапно появившейся мысли, но, склонившись над ним, она услышала глубокое дыхание, свидетельствующее о том, что её супруг по-прежнему пребывает в земном мире. Зоя успокоилась, а некоторое время спустя в её голове роились уже совершенно другие мысли, ибо первым желанием людей, оказавшихся в столь необычных обстоятельствах, является желание выжить, а это возможно лишь приспособившись к новым нравам, и любопытство, взыгравшее в Зое, было вполне объяснимо. Именно оно заставило её выйти из отведённой им с Дмитрием комнаты на площадку лестницы. Она не рассчитывала встретить здесь ромеев, пожелавших свести счёты с предавшим их, как они считали, деспотом Мореи. Да и вряд ли бы кто-то из них осмелился бы сделать это под носом султана, не навлекая на себя его гнева. Что касается османов, то их Зоя также не опасалась, поскольку во-первых, она и Дмитрий были почётными гостями самого султана, а султан для них - священная фигура, а во-вторых, при ней всегда находился неожиданный подарок судьбы - охранная грамота султана.
1453: Между тем тревоги прекрасной супруги кира Дмитрия были и обоснованны и в то же время напрасны. Напрасны потому, что если бы среди ее соотечественников (ведь дом мужа становится и домом жены) нашелся кудесник, которому колдовство или чудо помогло бы миновать османские заслоны на подступах к дому, его ожидал бы тройной караул янычар уже в самом доме, и полное их неведение и молчание касательно того, куда заключены - вежливость не позволяет сказать "заточены" - были наследник греческого престола вместе со своей прекрасной супругой. Однако, особы столь высокие едва ли могли сгинуть, не оставив следа: так и теперь, даже в этом доме находилось существо, которому было известно, какую судьбу нехристи уготовали одному из уцелевших князей Византии. Правда, одному Господу было известно, знала ли донья Эва, в эту минуту покидавшая свой печальный приют, о тех дружеских чувствах, что кир Дмитрий питал, или, по крайней мере, демонстрировал в отношении старых врагов своей родины - и один лишь Господь мог угадать, видела и поняла ли она, какую райскую птицу заключили ныне солдаты и советники Магомета в свой силок. Воспитанная в строгости католической веры, веры Петра, но не человеколюбивого Иоанна, поняла бы она и жажду любой ценой спасти свою жизнь, и мудрость политика, предпочитающего уступить силе, от которой нет спасенья, чтобы потом освободиться из тенет с помощью хитрости? Все это известно было лишь одному Творцу - а пока бесстрастный янычар, с невозмутимым лицом которого не могли бы сравниться и лица каменных изваяний, покалеченных турками или замотанных в тряпки, неторопливо ступая, вел каталонку вниз по лестнице, вполглаза приглядывая за ней, чтоб обезумевшая девица не выбросилась через перила или не покалечилась иным способом, приведя в гнев и всемогущего султана и неумолимого Заганос-пашу. Когда нога его ступали на площадку второго этажа, баше преградил пленнице дальнейший путь вниз и жестом руки указал на закрытую дверь султанского покоя.
Эва Пере и Кабрера: Эва же, конечно, не собиралась прыгать с лестницы или калечить себя, по крайней мере, пока у нее была цель, без ложной скромности, которую можно было назвать сейчас целью всей ее жизни. И одному Господу было ведомо, сколь долгим окажется ее путь в этом мире и ждут ли впереди иные устремления. Каталонка следовала за янычаром, которому было поручено препроводить ее к султану. Весь этот путь такой недолгий, она пыталась унять то чувство гнева, которое вспыхнуло поведение того, кто назвался Абдулой Шэха...каким-то там пашой. Второе имя просто не могла выговорить и была не уверена, что даже запомнила правильно. Она же не выказывала непокорности или возражений, а стояла себе и мирно ждала, когда осман сам сдвинется с места, чтоб следовать за ним. Ведь не знала, где именно ее ожидает султан, а Абдула-паша в спину пихать ее начал, что и возмутило. "Говоришь - недовольны, молчишь - опять недовольны. Кто этих бесовских детей разберет? И так и норовят или пихнуть, или схватить, ужас один", - мысленно выразила свое недовольство. Ни о манерах, ни о духовности, ни об умеренности, ни о чем толковом, по мнению Эвы, не знали эти варвары. А еще раскрашивались так, что девица бы постыдилась, как глаза то были подведены. Именно с этой мыслью, едва сдерживаясь, чтоб не сказать опять лишнего, и чуть ли не скрипя зубами, каталонка продолжала свой путь, по дороге пыталась подготовить себя к встрече с султаном, дабы не сболтнуть лишнего, не вызвать гнева столь переменчивой натуры, как она успела понять, может и ошибочно. "Представь, что ты будешь говорить с Их Величествами, или хотя бы с басилевсом, может, поможет", - мысленно внушала себе каталонка. Судьба же преподнесла ей чудесный подарок, а именно, возможность проверить насколько подействовали убеждения самой себя. Едва янычар и пленница остановились на площадке второго этажа, и осман указал ей на закрытую дверь, за которой, судя по всему, ожидал, словно притаившееся в своем логове чудовище, султан, сделав пару шагов в сторону указанной двери, Эва увидела ту, которую не ожидала обнаружить здесь и даже плохое освещение, не могло стереть или изменить тот образ. Хотя и не сразу поверила своим глазам, лишь сделав еще пару шагов и получше присмотревшись. Странно даже почему сие явление, каталонке было удивительно, ведь знала она, с кем уехал кир Дмитрий, сама видела. Так отчего ж его жене не быть с ним, здесь? Место жены подле мужа всегда и не пристало женщине противиться его воли, даже если она не согласна. Эту истину каталонке внушали изо дня в день с детства. Хотя грыз червь сомнения, что возможно есть те случаи, когда стоит и воспротивиться. Но, так или иначе, киру Зою, а именно ее и увидела Эва, она осуждала не так рьяно как ее мужа, не ведая о его целях, а, только помня, как он раскрыл объятия тому, кто считался их общим врагом. Трудно было не узнать женщину, которой она была представлена в доме отца и с которой имела небольшую беседу. И пусть в те времена, хотя минула всего пара дней, но это казалось уже таким далеким, кира Зоя вызвала в Эве чувство близкое к восхищению, но сейчас дочь дона Пере испытывала к ней настороженность, холодность и толику негодования - Кира Зоя, - обратилась к ней, присев в реверансе, более по этикету не смея ничего произнести, позволяя той, кто выше по происхождению самой решать начать беседу, удостоит пары фразы или просто ограничиться приветствием, а, быть может, и вовсе не заметить.
Зоя Асень: Зоя молча стояла на площадке, глядя на открывшийся перед ней вид дворца, некогда великолепного, а ныне хранящего заметные следы турецкого вторжения, самыми явными из которых были паутины трещин, покрывавшие стены и каменные изваяния. Печальное зрелище вызывало горечь и обиду в душе деспоины. Слишком дорогой ей в этот момент казалась цена, которую она хотела заплатить за власть. Солнечные зайчики, приобретшие все цвета радуги, отражаясь от цветных витражей, плясали на стенах, словно в насмешку, на которую способна лишь надменная красота при виде жалкого убожества. "Господи, почему всё повернулось именно так?" - это был редкий случай, когда Зоя вспоминала Творца. Последний раз она обращалась мыслями к Богу, когда Дмитрий находился в осаждённом городе. И так как она не отличалась особой набожностью, хоть и была верующей христианкой, а Дмитрий благополучно смог избежать опасности, вскоре Зоя уже вернулась к делам мирским. Шум шагов сверху прервал её размышления, и деспоина молча прислушалась и взглянула наверх в надежде разглядеть тех, кто нарушил её уединение. Однако все её усилия оказались напрасны из-за слабого освещения лестницы. Шаги приближались, и Зоя увидела силуэты двух людей, мужчины и женщины. Это до крайности возбудило любопытство деспоины, поскольку ей ещё не доводилось видеть турецких женщин. Да и кто они? Мужчина, по всей видимости, янычар, но женщина? Она знала, что турки имеют обыкновение жить сразу с несколькими женщинами, и все они считаются их жёнами. Однако по мере приближения их её догадка относительно мужчины подтверждалась, а насчёт женщины рассыпалась в прах. Да и могло ли быть иначе, если перед ней стояла не дочь чужого народа, а та, кто не так давно делила с ней кров? Донья Эва, дочь каталонского консула, который совсем недавно приютил семью морейского деспота. Как вскоре оказалось, недолго им было суждено пребывать в безопасности. Всего каких-то три дня им было отведено судьбой, а потом город сдался. Консул выказывал им почтение, какое подобает членам императорской семьи, представил им свою семью и предложил своё покровительство, а его дочь была довольно любезна, хотя, на взгляд Зои, слишком преданна вере и набожна. Это придавало ей некоторую холодность. Они делили трапезу с семьёй консула, и Зоя отметила про себя, что молодая каталонка очень красива. А накануне сдачи между ними произошла небольшая беседа в саду, где они совершенно случайно встретились. В тот день их сближало предчувствие беды, не замедлившей разразиться. Разговор вышел недолгим, но Зоя поняла, что девушка умна, а в своей вере порой бывает даже наивна. На слудующий день турки ворвались в дом консула, а Дмитрий и Зоя переселились во дворец визиря. Но увидеть каталонку здесь было слишком неожиданно. "Какое унижение, должно быть, для гордой девушки оказаться фактически в рабстве!" - подумала Зоя, сочувствовашая ей в этот момент. Ведь известно, какая участь ждёт молодую красивую девушку! Рядом с девушкой находилось ужасное и свирепое создание, жуткий и молчаливый страж невинной красоты. - Донья Эва? - удивлённо, почти неуверенно спросила деспоина, словно обозналась или хотела обознаться. - Это Вы? Мир Вам! Должна признать, что меньше всего ожидала вновь встретить Вас здесь и при подобных обстоятельствах! Но раз уж небеса распорядились так, я рада видеть Вас и воздам хвалу Творцу за то, что он помог Вам избежать опасности, и дабы Вам удалось избежать её в будущем! Она улыбнулась девушке, желая ободрить её и погасить в ней искры недоверия, ежели таковые вспыхнут в душе каталонки при этой встрече.
Эва Пере и Кабрера: Узнала. Все же узнала ее кира Зоя, хотя вполне могла и не признать. И причиной была бы не только игра теней, но то, что множество лиц видят особы королевских кровей: просители, дарители, подданные, друзья, недруги, союзники, безликие подданные и так до бесконечности. Кира Зоя вполне могла забыть лица домочадцев каталонского консула, когда покинула дом, стереть из памяти образы тех людей, которые более не имели ценности. И это бы совсем не поразило каталонку, а было скорее даже ожидаемо. Они виделись всего пару раз, когда их представляли друг другу и когда они случайно встретились в саду. Недолгий разговор, но тогда говорили с глазу на глаз, по крайней мере, так казалось, даже если за ними и кто-то из слуг, например, наблюдал. Быть может, это и послужило причиной, по которой лицо дочери консула еще не стерлось из памяти деспоины, помимо того, что события эти происходили совсем недавно. Кира Зоя выказывала чрезвычайную приветливость в сложившейся ситуации. И, наверное, в любое другое время ее слова тронули бы сердце Эвы, но сейчас они звучали как насмешка. Право, разве то, что Эва оказалась в плену у османов, можно было назвать избавлением от опасности? Конечно, кира Зоя была в безопасности, так рассудила, не ведавшая всех тонкостей игр сильных мира сего, каталонка. А дочери дона Пере сейчас предстоит пойти в пасть чудовища, которое уже убило ее отца. Каждая минута в этом доме полна опасности, ведь не ведомо, что может случиться, и не придет ли твоя очередь пролить кровь, сделать последний выдох и устремится на самый высший суд, где каждый будет держать ответ за содеянное, даже за свои помыслы. И уже не спасут ни богатства, ни власть, ни уловки, ни слезы и мольбы. - Пути господни неисповедимы. Вчера мы встретились под крышей дома моего отца, охраняемые верными подданными, сегодня же встречаемся под крышей дворца, что нынче стал пристанищем тех, кто еще совсем недавно омыл реками крови великий и славный Константинополь, - сия фраза, потребовала усилий, чтобы сосредоточиться. Эва хотела было улыбнуться или точнее изобразить подобие улыбки в ответ, но почувствовала, что улыбка может выйти скорее напряженной, чем приветливой. Произнося следующую фразу, каталонка потупила взгляд, так как боялась, что кира Зоя по глазам может понять истинные чувства и мысли Эвы. - Благодарю Вас, кира Зоя, вы очень добры. Остается лишь молиться за тех, кто с нами и кого уже нет, в эти времена. Впрочем, учитывая то при каких обстоятельствах они встречались, кира Зоя действительно проявляла доброту к пленнице. И все же более всего сейчас, помимо предстоящей встречи с султаном, Эву заставлял нервничать осман, что стоял за ее спиною чуть поодаль. Кто знает, чего от него ожидать и не поступит ли он таким же образом как Абдула-паша, а может еще как похуже. Каталонка бросила настороженный взгляд через плечо.
1453: Янычар, чье присутствие столь смущало девицу, действительно не препятствовал двум женщинам рассыпаться в словах бессмысленного сожаления. Пожалуй, он куда глубже них различал насмешку иблиса, сокрытую в происходящем: супруга того, кто предался османам по доброй воле и заключил с ними соглашение, стремилась утешить девицу, этими самими османами привезенную на положении пленницы. Окажись на его месте придворный поэт, или дервиш, проповедующий темноту и коварство женской души (или же просто старый лекарь из Шираза, руки которого не один раз излечивали телесные, а злоязычные притчи - духовные раны баше), он не преминул бы вывести из этой небольшой беседы огромный урок. Однако, сейчас посланних Шэхабеддин-паши с безразличным и непонимающим видом присутствовал при обмене пустыми фразами не за этим. Причиной тому, что суровый тюремщик еще не прервал болтовню женщин и не вынудил каталонку продолжить ее нелегкий путь в покои, а, может быть, и в объятья султана, были несколько слов, напоследок сказанных его любимцем и наперсником возле покинутого порога. И сейчас он, навострив уши, как конь, почуявший приближение волков, вслушивался в разговор, стремясь извлечь из него хотя бы что-то, могущее заинтересовать коварного и таящего в памяти десятки планов и потаенных замыслов евнуха. Дамы, а на каком языке идет беседа?
Зоя Асень: Зоя ожидала или, нет, не столько ожидала, сколько была готова к подобной реакции со стороны каталонки. Её холодность была вполне объяснима, ибо, не лишившись жизни в отчем доме, она могла расстаться с ней в этом дворце, причём с гораздо большей вероятностью, поскольку один неверный шаг мог лишить пленницу головы, а ежели бы ей и сохранили жизнь по воле султана, пожелавшего бы вдруг показать себя милостивым по отношению к побеждённым, то вряд ли ей удалось бы избежать позора, а посему неизвестно, какая участь была бы лучше для этой несчастной пленницы. Впрочем, её собственная судьба ныне не намного лучше, ибо скрыта туманом неизвестности, а, как известно, нет ничего хуже недосказанности. И милость султана не обманывала её, так как под этой завесой могли скрываться какие угодно замыслы. Улыбка аспида не лишала его яда. По крайней мере, Зоя сделала всё, чтобы постараться сгладить насколько возможно всю ту двусмысленность положения, в котором они сейчас обе оказались. Однако суровость каталонки обрывала нить, на мгновение соединявшую их, и Зоя лишь грустно улыбнулась в ответ - Прошу Вас простить меня, донья Эва, ежели мои слова каким либо образом ранили или же оскорбили Вас, ибо Господу, без преград читающему в сердцах чад своих, ведомо, что я не имела подобного намерения! От пытливого взгляда Зои не укрылась некоторая тревога в глазах Эвы, мелькавшая в те секунды, когда она украдкой поглядывала на стоящего рядом янычара. "Она напугана, потому и столь холодна, причём даже не пытается или не может скрыть своего волнения!" - промелькнула мысль в голове деспоины, и она продолжила, словно не видела ничего необычного. - Безусловно, обстоятельства, сопрвождающие нашу встречу, слишком трагичны, а потому мне не стоило ждать от Вас иного ответа, но я всё же не могу не сказать Вам, что я понимаю ваше положение, - она сделала упор на слове "понимаю", - Хотя Вы, возможно, думаете иначе... Она умолкла на мгновение, собираясь с мыслями. словно желала сказать что-то такое. от чего зависят их судьбы, а затем проговорила - И послушайтесь моего совета: не принимайте кажущее за действительное, сколь бы правдободобным оно не выглядело!
Эва Пере и Кабрера: Кира Зоя к удивлению Эвы была терпелива и даже понимающа по отношению к ней, по крайней мере, если верить ее словам. Возможно, каталонка могла бы заподозрить корысть во всех этих речах сочувствия и понимания, если бы знала, что может быть чем-то полезна высокородной ромейке. Однако что могло понадобиться той от пленницы, судьба которой положена на чащу весов и не известно, что дальше ждет? От того то Эве и казалось, что кира Зоя вполне искренна. Да если и нет, то стоит ли наживать врага в лице этой женщины, которая стоит выше и по происхождению и по нынешнему положению? Кто знает, может быть, ее доброе расположение сможет пригодиться Эве. - кира Зоя, мне не за что Вас прощать. Я признательна Вам за ваши молитвы, истинно христианское сострадание и понимание в столь тяжелый час для всех нас. Как и благодарю вас за совет. Напротив, это я должна просить прощение, если в моих словах и поведении можно было углядеть отсутствие благодарности и невежливость, - Эва не пыталась изобразить на лице полное радушие, потому как в такой ситуации это было бы не только подозрительно, нелепо, но и затруднительно. Однако постаралась убрать из речи и подавить те самые чувства, которые испытала при встрече с кирой Зоей. К тому же ее немного озадачила последняя фраза деспоины. Что имела она ввиду? Не о предательстве ли мужа шла речь и что это может оказаться не так как кажется? Однако и об этом Эва решила поразмыслить позже, если будет у нее такая возможность. Сейчас же не стоило заставлять ждать султана, чтоб не давать лишнего повода для гнева, который был так нежелателен для их плана с принцем. - А так же прощу меня простить, кира Зоя, что я вынуждена Вас покинуть, так как, полагаю, не стоит заставлять султана ждать меня. беседа, полагаю, идет на ромейском
Зоя Асень: Зоя с некоторым сожалением посмотрела на каталонку. "Поняла ли она?" - мысленно спрашивала себя деспоина и, хотя надеялась, что да, умом понимала, что скорее всего нет. По тону девушки было ясно, что она восприняла этот совет просто как один из многих, которые ей когда-то, возможно, давал отец. Однако смысл она вряд ли уловила. "Интересно, что она подумала?" Впрочем, задать этот вопрос каталонке и получить на него ответ она уже не могла, поскольку девушка ясно дала понять, что разговор окончен. Зоя посторонилась, пропуская девушку и её неусыпного молчаливого стража. Она ещё некоторе время постояла, глядя вслед каталонке, так пристально и внимательно, словно опасалась не увидеть её более. Впрочем это обстоятельство мало что изменило бы в её собственной жизни. Она думала о том, стоило ли давать этот совет. Ведь она хотела, чтобы каталонка не считала их с Дмитрием положение лучше по той лишь причине, что они назывались почётными гостями, а она - пленницей. Велика нынче разница между гостем и пленником у султана? Увы, ненамного. И Зоя, и Дмитрий это одинаково хорошо понимали, равно как и то, что необходимо было как можно быстрее воспользоваться этой временной милостью султана и обернуть её в свою пользу, пока он не обратил её на кого-то другого.
Эва Пере и Кабрера: Когда кира Зоя чуть посторонилась, тем самым давая молчаливое разрешение покинуть ее, Эва присела в легком реверансе и направилась к той самой двери, за которой томилась неизвестность. Увидит ли она еще деспоину или нет? Сейчас все было в руках Всевышнего и еще того, кто ожидал каталонку. Молчаливый страж двигался следом за нею. Остановившись у двери, Эва вздохнула, собираясь с мыслями и готовясь к тому, чтобы не наделать ошибок, которые могут стать роковыми. Сейчас, когда кинжала не было рядом, она ощущала себя менее спокойно, но все же, быть может, к лучшему, что оружие осталось у принца. Ведь не будет соблазна его применить. В любом случае, что к лучшему, а что нет, показать должно было ближайшее время. А единственное, что ее сейчас пугало и беспокоило, был столь внезапно родившийся замысел относительно убийства султана, точнее то, что его осуществлению может что-то помешать. Неизвестно как долго она собиралась бы с силами и мыслями, но янычар открыл дверь, тем самым безмолвно подтолкнув ее. Через мгновение, дочь дона Пере шагнула уверенно в открытые двери, собрав все силы, которые остались у нее и, поборов предательское желание убежать, возникшее перед самой дверью.
Мехмед Фатих: ... Нельзя было сказать, что ее появление явилось неожиданностью для молодого султана, который сам отправил верного друга и наперсника за пленницей Заганос-паши,- но то, что той самой пленницей, о которой ему нашептала фальшивая дочь мегадуки, окажется давишняя дерзкая девица из семьи консула, было едва ли можно предвидеть. На мгновение ему захотелось рассмеяться, столь нелепым был навет в том, что Заганос-паша успел лишить свою пленницу девической чести, да еще похвалиться этой победой перед соперником,- но холодная подозрительность, уже вошедшая в его сердце, не дала ему отмести подозрения в сторону визиря. К тому же... разве словоохотливая предательница сказала, что дело было сегодня? Повернувшись к кире Анне, султан Османской империи и нынешний Кайзер-о-Рум сделал движение, одновременно вопросительное и угрожающее: - Она?
Зоя: - Она, мой господин, - с готовностью подтвердила Зоя, верно рассудившая, что ни на мгновение не погрешит против истины, если признает очевидное. Вошедшая была женщиной, и покарай Аллах того, кто не согласится, будто это Его создание можно назвать "она", не прибегая к именам, которые так легко сменить. Что касается собственно Эвы, то именно об ее латинских проповедях Зоя давеча толковала султану, и если он подразумевал своим вопросом именно это, то ромейку снова не в чем было упрекнуть. А если же государь османов имел в виду что-либо иное, так и выражался бы яснее!
Эва Пере и Кабрера: Эва готовилась увидеть султана, пытаться держать чувства под контролем, но она точно не ожидала увидеть ромейку, которая величала себя походной женой, здесь. И не знала каталонка, что сейчас ее больше встревожило: присутствие Чалыкушу подле султана или вид того самого человека, смерти которого она так жаждала. Сделав несколько шагов, Эва присела в глубоком почтительном реверансе, как-то подобает перед человеком, в руках которого сосредоточена власть над страной, а иногда и над странами. И только заученные с детства движения, когда и не задумываешься о них, а тело делает, помогли ей. - Ваше Величество, - главное было представить, что перед ней не тот, от мысли о ком, казалось, кровь вскипала, а любой другой правитель. Замерев в реверансе и опустив взгляд, она ждала. Пожалуй, это помогло скрыть ту эмоцию, что скользнула по лицу, когда из одного вопроса и одного ответа, Эве стало ясно, что ранее речь шла о ней. И отчего-то ничего хорошего она не ожидала. Напротив, теперь была особенно насторожена, полагая, что и доброго слова в ее адрес ромейка скорее всего не сказала. Главное, чтобы и ничего губительного не слетело с языка этой девицы. И за это уже можно было бы Бога благодарить. А пока оставалось гадать о причине, по которой ее возжелала увидеть захватчик и убийца.
Мехмед Фатих: ... Чтобы понять то, что далее говорил и сделал Фатих, следует учесть, что он был Фатихом, то есть тем, кто в возрасте, когда иные помышляют лишь об усладах плоти и, окутанные кальянным дымом, в одних только мечтах представлял себя завоевателем мира, уже исполнил величайшую мечту и осуществил обет, положенный Пророком. Два месяца, три дня назад... да даже еще сегодня утром, восседая на коне перед домом человека, которого в этот момент уже предали черной земле, он был здесь чужаком, завоевателем, на которого косились и которого проклинали, вслух или тихим шепотом. Теперь же он был Кайзер-о-рум, господин в своем городе и своем доме, - а стоящая перед ним женщина, пытавшаяся приветствовать его на манер христианских владык, стала если не рабыней, то гостьей. Они поменялись ролями и это нужно, необходимо было как-то дать ей почувствовать, и способ нашелся достаточно быстро. - Что она говорит?- осведомился он у Зойки на гречском, но с тем акцентом, который сквозил в речи османских рыбаков, веками раскидывавших сети и селившихся по берегам Фанара, и который едва ли был внятен кому-то, кроме таких же босяков, как они.
Зоя: - Говорит, что вы великий царь, - бойко перевела Зоя, хотя ее знание языков не позволяло ручаться, что Эва сказала именно это. Почтительный тон и вообще благовоспитанность девы могли служить достаточной гарантией того, что она не будет с ангельской улыбкой сообщать турецкому басилевсу, что мать его была козлиной подстилкой. В первое мгновение ромейка вообще не поняла, зачем султану взбрело обращаться к ней за переводом, равно как не поняла и того, с чего Эва заговорила с ним не по-гречески, но потом вспомнила собственный опыт с пашой Заганосом. Похоже, у важных особ было принято эдак надувать щеки друг перед другом, чтобы, не дай Боже, не уронить себя в чужих глазах.
Эва Пере и Кабрера: Эва даже не поняла, что как по привычке, не думая, она сделала реверанс и замерла в нем, так по привычке, испытывая волнение, произнесла приветствие на каталонском. В сем неведение она оставалась и в то время, когда султан обратился к походной жене своего второго визиря. В его речи улавливалось знакомое звучание ромейского, но все же это был не тот язык, которому ее учили. Оттого-то Эва, не шелохнувшись, лишь настороженно прислушивалась и гадала, о чем он спрашивает Чалыкушу. И только ответ девицы прояснил для нее и то, что каталонка сама приветствовала султана на своем родном языке, и то, о чем он спрашивал. К счастью, если ромейка и не знала каталонского, то она довольно точно перевела фразу Эвы, от чего сама дочь консула испытала облегчение. И продолжала ожидать позволение подняться из реверанса и говорить, а так же услышать причину, по которой ее сюда привели.
Мехмед Фатих: Лицо молодого султана приняло то непроницаемое выражение смешения милости и легкой усмешки, которое столь много раз упоминалось его соотечественниками, и которого все, включая ближайших визирей, боялись, как огня. Верно говорят, что льва можно узнать по рыку, волка по оскалу - и только неподвижные, черные глаза паука, сидящего на троне своей паутины, внушают суеверный ужас тем, кому довелось приблизиться достаточно близко. Его тело остается неподвижным, брюхо, покрытое золотой парчой и алым бархатом, не сдвигается ни на волос со своего места - но, господин в своем краю, он ощущает все и готов в любой момент или броситься прочь или вонзить в недруга крепкие челюсти. Сейчас это сравнение, отнюдь не обидное для суннита, ибо Коран повествует о том, как паук спас маленького Мохаммеда и тем заслужил благоволение Аллаха, весьма подошло бы к правителю покоренной Византии: подобрав ноги и усевшись, как понятно, по-турецки, он превратился, казалось, в какой-то единый комок плоти, который невозможно было разделить на отдельные части. Невысокий, крепкий и ладно скроенный, Мехмед словно весь отлит был из тяжелой смолы, драпированной шелками и грозившей безжалостно поглотить любого, кому придет на ум ступить на эту скользкую почву. Клитемнестра, микенская царица, столкнувшая любимого мужа под красный ковер, оценила бы это сравнение в полной мере. Черные глаза скользили по склоненной фигуре молодой женщины, и взгляд этот вполне мог вызвать ощущение, что неизвестный мазила провел по коже кистью, предварительно погруженной в деготь. Именно этот взгляд, легко впрочем менявший выражение, превращал его черты, весьма привлекательные и даже красивые, в отталкивающие и словно напитанные пороком. И как всякий порочный человек, правитель османов прекрасно знал, что ничто так не пугает женщину, как самая призрачная угроза потерять честь и доброе имя в глазах своего любовника. И то, что сейчас рядом с ним оказалась кира Анна, было, в каком-то смысле весьма недурно, потому что ей не придет в голову щадить соперницу, а той легко может прийти в голову, что ненасытный и развратный турок, по обыкновению захватчиков, торопится сорвать все доступные цветы и насладиться прелестью каждой встречной женщины. Но, как известно, если хочешь быстро получить результат, лучше всего действовать поочередно пряником и кнутом. Мехмед уже имел возможность убедиться в строптивом и надменном характере новой гостьи, а потому приступил к делу с суровостью, лучше всего говорившей, на какую из масок он больше всего полагался. - Спроси ее, какие просьбы и когда она пыталась передать моему Первому визирю? О чем она просила его во время встреч? Какие-то письма, бумаги?
Зоя: - Турецкий басилевс изволят спрашивать, - с важностью обратилась Зоя к латинянке, - давно ли являлся к тебе его советник, паша Заганос? Чего ты хотела от него и что обещала взамен? Говорила она медленно - не только для пущей солидности, но и потому, что старательно подбирала самые замысловатые слова, какие только знала. - А еще великий император желают знать, кто написал то письмо, что паша получил от тебя и после передал ему, нашему господину. Тут, она, конечно, изрядно прибавила от себя, однако решила, что султан не прервет ее на полуслове, раз уж предоставил наложнице паши Махмуда роль переводчика. Точнее, Зоя припомнила, что совсем недавно он обещал ей начальствование над всеми придворными шутами, и решила, что государь будет не против поразвлечься.
Эва Пере и Кабрера: Эва не видела, как сменялось выражение лица султана, потому как не поднимала взора. Тем самым, выказывая покорность и одновременно понимая, что, это к лучшему, что она не смотрит на османа, ведь так проще сохранить душевное равновесие. Но не видела, это не значить, что не слышала. И ощущала, что, обращаясь к ней не напрямую, а через Чалыкушу, он будто специально выказывает пренебрежение. Наверное, если бы не говорил он сегодня с ней утром, то каталонка могла бы все это списать, на то, что он просто не знаете языка, на котором они могут изъясняться и понимать друг друга. Однако у дома он довольно хорошо вел беседу, а сейчас обращался к ней через девицу, которой еще вчера бы даже не позволили заговорить с дочерью консула, а сегодня она вела себя так, словно стоит выше. Насмешка судьбы и не иначе. Сама Эва понимала свое незавидное нынешнее положение и сейчас была намерена не выказывать своего нрава, на сколько это будет в ее силах, потому как ей просто нужно было дожить до ночи, а что будет дальше уже не важно. Злить же змею в ее логове, было довольно глупо. Думала ли она еще год назад, что все так может измениться в ее жизни. А ведь отец словно предвидел подобное. Сейчас все чаще она вспоминала тот разговор, когда дон Пере хотел отправить свою дочь в Каталонию, в монастырь. И все же Эва не сожалела, что осталась, потому как смогла быть рядом с отцом в последние минуты его жизни, быть рядом со своими братьями. А теперь быть может у нее будет возможность отомстить за них. Большего в нынешнем положении и желать нельзя было. Тем временем Чалыкушу произносила слова султана. Впервые за все время, что она находилась здесь, Эва подняла глаза и ее взор, в котором мелькнуло нескрываемое удивление, скользнул на ромейку, когда так закончила свою речь. Дочь консула ровным счетом не понимала, о каком таком письме шла речь и что значить являлся к ней? Она даже мимо ушей пропустила это обращение "нашему господину". Вновь опустив взор, каталонка заговорила на ромейском, хотя подумалось, что было бы забавно заговорить на ином языке и пусть ромейка пытается перевести ее слова и донести их до величественных ушей. - Прощу простить меня, но я совершенно не понимаю, о каком письме идет речь, и о какой беседе? Советника пашу Заганоса, я впервые увидела сегодня утром, как и Его Величество, - легкая пауза, дабы вдохнуть воздуха и не позволить воспоминания о сегодняшнем утре возобладать. - И единственное о чем я спросила, так это о своем брате. Ничего более от него я не хотела и тем более не обещала. Ведь все равно, как сказал сам паша Заганос, мою участь, как и участь моего брата, будет решать его повелитель. Что же до писем, то ничего и никому я не передавала. Видимо произошла какая-то ошибка.
Зоя: Не так часто Зое приходилось иметь дело с письмами, чтобы слова султана не напомнили ей давешнюю писульку с печатью, случайно обнаруженную ею в вещах, доставленных из императорского дворца. Платья басилисы... для наложницы Заганоса... той, что сбежала. - Она говорит, господин, что паша Заганос был у нее сегодня утром, - бодро затараторила ромейка, уже не дожидаясь особого приглашения, - сразу после вас. Просила у него за своего брата, но он с ней торговаться не стал, потому как все равно слово его против вашего весит, как перышко против жернова, а письмо по-прежнему у нее. Еще накануне бывшая циркачка была существом совершенно бесправным, зависимым от доброй воли того, кого случай делал ее господином. Теперь же, пусть ее жизнь и смерть по-прежнему находились в руках турка, у Зои появлялась возможность безнаказанно покуражиться над другой такой же жертвой, и с каждым мгновением она все больше входила во вкус, уже откровенно перевирая слова Эвы.
Мехмед Фатих: Если бы каталонка и вправду созналась - с той же быстротой и охотой, с какой ловкая ромейка приписывала ей несказанные слова и невысказанные мысли - в том, что неукротимый ага янычар сделал ее своей любовницей сегодня утром, прямо над неостывшим телом отца, или обесчестил ее заодно с ее братом, который, запертый, пребывал до сих пор в одном из соседних покоев, султан не поверил бы. Вернее... поверил бы в том, что ни смерть, ни сопротивление не остановили бы Великого визиря. А вот в то, что девица, влюбленная в мужчину и отдавшая ему свою невинность против воли отца и своей веры, сознается в том добровольно и почти что без принуждения - нет, в такую сказку Мехмед эль-Фатих поверил бы разве что из уст своей старой няньки. Тем легче было ему поддаться иллюзии того, что скрытная девица пытается утаить от него не только имя любовника, но и тайные связи, что протянулись от него к богохульным противниками Пророка. Но, вопреки обыкновению, на сей раз новый владыка Константинополя не прибег к угрозам или запугиванию, какие позволил себе с пленной ромейкой, а решился действовать хитростью, надеясь, что изворотливая избранница Заганос-паши выдаст себя какой-нибудь мелочью или оговоркой. - Стало быть,- произнес он с расстановкой, делая вид, что верит словам строптивой девицы, и, словно в растерянности, переходя на чистый греческий, который пленница, как он успел убедиться, прекрасно понимала,- милость, которую мы даровали тебе, должна была пролиться на голову другой женщины? Если не ради тебя, то ради кого мог наш советник явиться в дом консула ифранджи и даровать жизнь тем из вас, кто не поднял оружие против султанской персоны. Мы сделали ошибку, пощадив тебя, но эту ошибку еще можно поправить. Черные глаза султана хищно блеснули. Расчет его был прост: движимая страхом за свободу и жизнь пленница должна была броситься умолять его о пощаде. Или, напротив, в надежде на покровительство любовника, принять снова тот дерзкий вид, с каким осмелилась беседовать с ним поутру. И то и другое изобличило бы ее в равной мере.
Эва Пере и Кабрера: Ромейский язык, на котором Чалыкушу говорила с султаном, каталонка не понимала, точнее, улавливала похожие слова, иногда они даже были понятны. Наверное, если бы дочь консула не знала, что султан ее и так понимает, то у нее был бы повод для волнения. Ромейке она совершенно не доверяла и не удивилась бы, если бы узнала, что та бесстыдно переиначивает слова. И все же долго томиться неведением, что говорит Чалыкушу и о чем в действительности спрашивает султан, Эве не пришлось. Неожиданно осман молвил на уже понятно языке, обращаясь к каталонке. Даже самая неискушенная из женщин, попадая в ситуацию, в которой без хитрости не обойтись, обнаруживает в себе тот дар, который сокрыт в любой из дочерей Евы и который просто, быть может, спит до поры до времени - дар, за который церковь так порицала женщин - коварство, хитрость. Эва никогда не была искусной в интригах, но она и не была совершенно бесхитростной. Сейчас же оказавшись в той ситуации, когда приходилось учиться быстро, чтобы добиться своей цели, в ней начинал прорастать этот дар или проклятие, которое дано от природы. Было ясно, что она находится на волоске от того, чтобы расстаться с жизнью, быть может, прямо сейчас. Однако не сама смерть ее страшила, потому что с ней она уже почти что смирилась, зная, что после того, на что они с Озгуром сговорились, ее не ждет ничего иного. Но страшило то, что умереть она может раньше, чем свершится праведная месть. Как было ясно и то, что имя Заганос-паши здесь может быть защитой. Тогда-то Эва решилась пойти на обман, который, как она надеялась, не раскроется до нужного момента. Сейчас каталонка полагалась целиком на Господа и на свое везение. "В любом случае либо умереть сейчас, либо попытаться и погибнуть, а, быть может, уцелеть до свершения задуманного и опять же умереть. Итог один, можно и рискнуть", - решила каталонка. Что ж если все ее считают, по какой-то неведомой ей причине, женщиной этого Заганос-паши и от этого словно наделяют ее какой-то неприкосновенностью, то отчего же не подыграть? Как говаривала Пия: "Если люди во что-то верят, даже если это ложь, то как бы ты не говорил правду, они будут искать и слышать лишь те слова, которые должны подтвердить то во что они так верят и что хотят найти". - На все воля нового владыки Константинополя. Если будет угодно отправить меня к моему отцу и брату, значить так тому и быть, - начала Эва, понимая, что если прямо сказать, якобы о том, что да это ради нее явился палач в дом к ее отцу и даровал жизни, которые мог отнять лишь только потому, что сила была на его стороне, то ее признание будет выглядеть сомнительным, словно попыткой избежать расправы, коей ей грозил султан. А на языке так и вертелось имя Анны. Сейчас почему-то Эве уже была уверена, что во всем была виновата эта женщина. Каталонка прилагала все усилия, чтобы не позволить гневу вновь взять вверх. Она мысленно пыталась отвлечься, представляя периодически, как будет вонзать клинок в сердце того, кто сейчас мог первым лишить ее жизни. - Разве не Вашу волю исполнял Великий визирь, когда прибыл в дом моего отца? И разве не волю своего повелителя он исполнял, когда даровал жизни тем, кто не поднял оружия против Вашего Величества? - Наверное, говоря подобное, каталонка посмела немного дерзить, но словно лишь потому, дабы защитить в глазах султана Заганос-пашу. Вид же ее по-прежнему выражал покорность и смирение.
Мехмед Фатих: Хладнокровие, выказанное девицей в вопросе, который должен был исторгнуть из глаз столь юного создания поток горьких слез, лишь утвердило султана в мысли, что он имеет дело с созданием хитрым и двуречивым. Давно ли эта же женщина, как разгневанная тигрица, потрясала небо и престол всевышнего своим рычанием - и вот теперь, подобно льстивой змее, она уже склонилась перед ним, норовя обвиться вокруг его колен так же, как, вероятно, опутала уже ноги и ступни Великого визиря. Правду говорят: именно дуб, гордо стоящий на вершине и затеняющий своими ветвями полмира, есть величайшая приманка для молний и для всех птиц, включая черное воронье. Если бы Фатиху, не чуждому поэзии и даже изредка баловавшему подданных газелями собственного сочинения, пришло на ум продолжать и далее развивать эту возвышенную аллегорию, он бы, конечно, в ближайшем будущем пришел к мысли, что сравнение с дубом, чьи корни поддерживают основание царства, и чья корона сверкает под солнечными лучами,- чрезмерная роскошь для раба, приведенного во дворец в рваном рубашонке, с залитым слезами лицом. А пример киры Анны, с такой легкостью, казалось, готовой сменить высокого покровителя на еще более могущественного, был и вовсе прямым указанием, к кому и зачем устремлялись взоры гордых птиц и легкокрылых пташек, согнанных из своих гнезд и в спешке разыскивающих, где можно свить новый дом. Султан не был человеком, полностью лишенным сознания того, что ему льстят, причем иногда льстят беззастенчиво и грубо. И вид каталонки, смиренно опускавшей глаза перед тем, кому она угрожала их выцарапать еще сегодняшним утром, наводил его на мысли о коварстве и мелочности женской натуры. Не души - ведь у этих животных, сотворенных, кажется, лишь из волос, губ и влекущих женских прелестей, в понимании того времени, не было души. И все же он не мог отказать себе в удовольствии продолжить разговор о ее гневе. - Великий визирь, приведший наше победоносное войско под стены гордого города, действовал, разумеется, по нашему непосредственному приказу. И по нашему же приказу он покарал тех ослушников, что с оружием в руках сопротивлялись знаменам великого Пророка Мохаммеда, и предал их ужаснейшей смерти - смерти предателей. И, будь на то моя воля, не смягченная милостивыми и человеколюбивыми заветами господа нашего, Аллаха, эти люди не заслуживали бы столь легкой смерти и столь пристойного погребения: будь моя воля, я приказал бы захватить их, раненых, но живых, и в назидание оставшимся, скормить их бездомным собакам, как это произошло в Пераме. Смерть, достойная предателей, и тех, кто не пожелал выбрать мир, когда имел такую возможность. На все воля нового владыки, не так ли?- спохватившись, что говорит на понятном для пленницы "высоком" греческом, последнюю фразу этот самый владыка вновь произнес на диалекте портов и форума, с ужасающим акцентом, который лишь усиливал уродливое, страшное значение его слов.
Эва Пере и Кабрера: Воистину с каждым словом этого зверя во главе войска шакалов, как называла каталонка османов, она ненавидела все больше, хотя еще минутой ранее ей казалось, что просто нельзя ненавидеть сильнее. Змей, пропитанный ядом, который он с лихвой изливает на окружающих - вот кем был султан. Эву буквально передернуло от того, что она услышала, а пальчики на мгновение чуть сжались в кулачки. Как смеет он поносить ее отца и других благородных донов? Предатели? Отдал бы на растерзание собакам? О, сейчас, не ведая сам того, этот мальчишка злобный и капризный, как называла его дочь консула, лишь больше укреплял решимость каталонки. С каждым словом она жаждала поскорее приблизить тот час, когда одним ударом, первой каплей его крови начнет смывать всю ту хулу, что он смел произносить. И как ей хотелось ему ответить, она даже на мгновение сверкнула глазами в сторону султана, быть может, впервые решившись поднять взгляд, но тут же поспешила потупить его. Последнюю фразу было трудно разобрать, так как опять послышался исковерканный ромейский язык, коего Эва не знала. Однако было достаточно понимания и других слов, произнесенных ранее. - Право, видимо заблуждались просто жители Галаты, когда уповали на помилование, которое было им якобы даровано, - Эва осеклась, поймав себя на том, что ее тон никак не соотносится с той покорностью или почтительностью скорее, которую она старалась изобразить. - Порою, правда у каждого своя, Ваше Величество, - силясь совладать со своим голосом, который все же дрогнул. На мгновение Эва представила, что будет с ней, если ее попытка не удастся, и какая страшная участь может ждать, если всего лишь за то, что мужчины защищали свой дом, им могла бы быть уготована ужасная участь.
Мехмед Фатих: Полные губы султана, красные и влажные, как джезерье*, которое причудливой деревянной ложкой извлекла из медного, горящего на солнце чана ловкая рука повара, дрогнули и расплылись в довольной улыбке. Пущенная стрела попала в цель, не могла не попасть - и теперь сердце девицы, стоящей перед ним, кровоточило от боли так же явственно, как если бы он самолично воткнул в него кривой арабский кинжал, все еще висевший на поясе. Для чего, если не для этих моментов, садится в седло и зрелый муж и румяный, с пухом на щеках, оглан; вооружается дедовским еще копьем и мечом опытный воин, с пламенными глазами и неистовым желанием в сердце - дойти туда, где еще не ступала нога муслима, увидеть неведомые страны, услышать речь, которая звучит как брать или как музыка, и, наконец, повергнуть к своим ногам несметные полчища неверных! Что ж... пусть нынешний поход был не так уж далек, и окончился предсказанной, хотя совсем не легкой победой,- враги ислама еще были не сломлены. Слова пленной наложницы Заганос-паши яснее ясного говорили о том, что опасное зерно не вырвано ни силой, ни хитростью из умов латинян, и что даже в шаге от шахского престола сорное и опасное семя еще не вырвано под корень и может дать горькие плоды. - Тем, кто принес повинную нам и нашему войску, тем, кто с почтением склонился перед властью и светом Пророка, нечего было и нет нужны опасаться сегодня гонений,- торжественно и жестоко проговорил он, вздернув подбородок. Смуглое, красивое лицо молодого правителя зарумянилось, как будто обвинение в вероломстве, брошенное противницей, смутило его величие и запятнало пламень его знамени. В поисках подтверждения своим клятвам султан сделал движение - и граза как нельзя вовремя остановились на кире Анне. - Спроси у этой достойной женщины. Спроси у таких же, как она, кто осознал мудрость и преклонился перед воинами Пророка, покорился им и внял их великому предназначению. Только предателям и безбожникам суждено предстать перед строгим судом, и только им будет дано вкусить гнева Аллаха!- Фатих уже окончательно перешел на книжный греческий, в желании уязвить пленницу отбросив правила им же сплетенной игры.- Не в вашей ли Книге сказано: "оставит человек отца и мать свою и прилепится..." Разве не так? Высказав эту, очень удачно пришедшую на ум цитату, дальнейшего содержания которой не задержалось в его памяти - да и на латыни, признаться, осталось лишь в виде огрызка "vir patrem suum et matrem" - он бросил короткий и повелительный взгляд на "киру Анну", ожидая от нее немедленного подтверждения обрушившейся на нее, в обмен на отступ, милости новых властителей. * лакомство, вываренный в сахаре фруктовый сок
Зоя: Все это напоминало представление на площади, когда по знаку отца Зое приходилось проделывать тот или иной трюк на потеху публике. Что же, султан велел подпрыгивать, и в ответ бывшей циркачке даже не стоило даже спрашивать, насколько высоко - только неподдельное рвение могло прийтись по вкусу правителю османов. Против ожидания, Эва повела себя умнее, чем можно было предположить, слушая ее разглагольствования о грехе и крепости веры. Зоя совсем было приготовилась понаблюдать за очередным приступом монаршьего гнева, предметом которого на этот раз оказалась бы не она сама. - Да где бы мы были, если бы не милость султана! - пылко воскликнула ромейка. - Заладила - турки звери, турки изверги! Стояли бы мы здесь, живые и здоровые, кабы они хотели вырезать в Городе всех наших и своих заместо населить? А? Ты обидное говоришь! Спросить у меня - я бы ответила, что за такие разговоры голову с плеч снять - и то будет ласково!
Мехмед Фатих: Подобная пылкость со стороны ромейки вызвала весьма снисходительную улыбку у молодого султана. Сейчас перед его глазами словно происходила ожившая сцена истории, когда Искандер или Ганнибал, возлежа на роскошных подушках, наблюдал, как борются за его милость коварные и алчные жены. Что ж, стоит ли удивляться, что расположение того, кто покорил прекраснейший город мира, дорого ценится вчерашними подданными погибшего владыки? Женщина, что животное, лижет руку тому, кто ее кормит - да и не одна она. Приятная приправа к титулу, вроде яркой каймы у плаща или сверкающего камня на рукояти сабли. Однако сейчас было разумнее уступить ярко блещущую гемму другому. Если тайные мысли нового Садр-азама были уже известны ему благодаря Махмуд-паше, то замыслы самого Ангела пока были скрыты от проникновения. Пока. И страстная преданность, выказанная кирой Анной, могла послужить тем ключом, что отомкнет перед его господином и этот сад тайн. Сделав знак прекрасной ораторше приблизиться, юный владыка игривым и одновременно повелительным жестом коснулся ее подбородка, и проговорил, глядя на нее с той же ласковостью, какая читается во взоре змеи, наклоняющейся над голубкой. - Потерять голову - дело недолгое, но куда трудней сохранить ее и возвысить. И для того нужно быть ушами с одними и проворными устами с другими. Ты понимаешь меня?
Зоя: - Ага, - зачарованно поддакнула Зоя. - Все, как белый день, ясно. Учитывая, что четвертью часа ранее Фатих касался ее куда более откровенно, ромейка не должна была бы испытывать столь сильного волнения, однако стоило ей ощутить его пальцы на своей коже, как сердце бешено заколотилось, а щеки вспыхнули румянцем. Очень возможно, что дело было не столько в этом проявлении монаршьей благосклонности, сколько в том, что его могла наблюдать Эва. Окажись Зоя - не приведи Аллах! - на ее месте, она бы изгрызла ногти от зависти, прикидывая, как бы половчее обратить внимание на себя. Теперь, после такого ласкового обращения, наложница Махмуда-паши была убеждена в том, что ей все-таки удалось снискать султанскую милость, если не для своего господина, то уж для себя лично - наверняка.
Эва Пере и Кабрера: В какой-то момент человек на мгновение может ощутить себя наблюдателем жизни. Подобно зрителю уличного представления, он смотрит со стороны на все вокруг, а сам словно замирает во времени. Иногда открывает таким способом красоту для себя, а иногда убожество, серость и отвратительность окружающих его людей и мира. Вот и каталонка была сейчас подобно такому человеку, который вдруг открыл глаза и на мгновение остановился во времени. К сожалению, лишь для того, чтобы увидеть не красоту. И в этот момент было неизвестно, кто ей казался более неприглядным. Султан, что при всей его жестокости, коварности оставался тем, от кого все это можно было ожидать, тем, кто действовал как победитель, не знавший сострадания. Или же ромейка, бросившаяся с таким пылом на защиту захватчика, искавшая его милости и даже гордившаяся своим нынешним положение, которое по мнение каталонки было скорее постыдным. "Достойная женщина" эти слов звучали как насмешка и не иначе. Однако все мысли о ромейки, ее поступках и том, в каком свете она предстает, были прерваны тем, что султан процитировал отрывок из библии, но всего лишь часть, выворачивая смысл, как ему было угодно и далекое от того смысла, что был вложен. И все же видимо какие-то высшие силы направляли Эву, потому что с ее уст не сорвалось ни слова, хотя уже были готовы зазвучать здесь и сейчас они, лишь только мысли полные язвительности, насмешки и негодования роились в голове: "Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть. Так вернее. И разве предатель, тот, кто остается верным клятве данной ранее даже перед лицом смерти? Скорее предатель тот, кто мечется в поисках милости, раздавая пустые клятвы и восхищения, и подобно кошке ластится к тому, кто одаривает его благами, забывая былые милости и былые клятвы. Предавший раз предаст и дважды. И эта ромейка подобна кошке". Впрочем, не удостоив Чалыкушу даже взгляда, сохраняя выражение равнодушия, насколько было возможно, поджав губы, Эва продолжала оставаться наблюдателем, а вернее слушателем, того, как пылко восхваляла ромейка завоевателя, и как завоеватель выказывал ей милость. Что ж это было на руку и заговорщикам, что скрывались под одной крышей с их жертвой. Ведь если султан действительно выкажет милость и щедрость по отношению к этой девице и даже призовет ее в свои покои, то план турецкого принца и дочери каталонского консула будет еще на один шаг ближе к осуществлению. Главное, самой было не поставить его под угрозу. Большого труда стоило не ответить девицы, которая, слава Богу, не решала кого казнить, а кого миловать, иначе не без оснований подозревала Эва, что лишилась бы головы уже давно. На этот счет она не питала иллюзий.
Мехмед Фатих: Возможно, молодой султан не мог бы с точностью назвать имя полководца, мысли которого были созвучны мыслям каталонки, и даже пошли еще далее: когда старейшины долго им осаждаемого города, уступив страху и жажде наживы, вынесли ему на подносе ключи, в благодарность мудрый владыка тотчас повелел их казнить, на вопрос изумленных советников дав ровно то же нехитрое объяснение, которое пришло теперь в голову доньи Эвы. Но где, скажите на милость, хоть один государь отыскал бы союз, столь же прочный, как время, и столь бескорыстным, что его нельзя было бы купить звонкой монетой, блестящими драгоценностями или обещанием новых почестей? И, главное, не будет ли тот, кто отказывается от имеющегося в надежде приобрести небывалое, куда большим глупцом, нежели тот, кто теряет достаток в надежде сберечь то, что уже обречено? Сейчас каталонка перед лицом турка защищала отжившее, ибо город Константинополь уже ушел в прошлое, и не будет уже никогда; ромейка же, словно лоза, обвившаяся вокруг молодого дубка, полечила теперь все шансы выжить. Но... отнимать чужое тоже нужно было с умом. Кира Анна сама принесла на ладони свою покорность, и некогда приступила к Махмуду, как готова была теперь же от него отступить; ее товарку следовало попробовать убедить, что иного пути не остается. - Ступай теперь,- все с той же улыбкой, похожей на яд, вмешанный в патоку, произнес новый властитель старой Римской империи.- Скажи моим слугам, что я велел проводить тебя к Абдулла-паше; пусть он поможет тебе подобрать одеяние, приличествующее тому, что ждет тебя вечером, и, если понадобится, наставит тебя в благородных манерах, какие положено знать, представая пред ликом султана. Он знает,- ухмылка Фатиха стала двусмысленной, такой, что даже у непроницательного человека не осталось бы сомнения в том, откуда у мужчины могут появиться подобные навыки.
Зоя: Перед Зоей открывалось слишком блестящее будущее, чтобы она, ослепленная сиянием нежданных почестей, могла различать тонкие намеки в речах, столь для нее лестных и отрадных. Она даже не спросила, к которому из слуг ей должно обратиться (уж не к тому ли усатому янычару у лестницы?), решив, что приказа султана с довеском из слова паши будет довольно. - Целую ваши руки, господин, - с проворством обезьянки она преклонила перед Фатихом колени, но, вопреки собственным словам, почтительно поднесла к губам откидной рукав султанского кафтана, для подобных случаев, похоже, и предназначенный. Не рискуя показаться непочтительной, она на четвереньках отползла на несколько шагов, и лишь потом поднялась на ноги, но и после этого пятилась к двери, не поворачиваясь к спиной и кротко опустив очи долу.
Мехмед Фатих: Султан проводил ромейку долгим взглядом, в котором сверкали мрачные отблески. Что ж, если кира Анна станет наушничать о планах Второго визиря, почему бы не заставить вторую доносить о планах и намереньях Первого? Гнилая женская порода, покоряющаяся сильному и тому, кто берет силой, заставила ее забыть о смерти тех, кто сложил головы в доме консула, ради одного-единственного мужчины... почему бы теперь ей не забыть и о нем ради того, кто мог пообещать ей будущее еще более великолепное? Медленно, как лев кружит вокруг замершей у ручья антилопы, султан сделал несколько шагов вокруг новой пленницы. Пухлая маленькая рука, с которой перстни, казалось, вот-вот готовы метнуть молнию, подобно древнему языческому божеству, вполне откровенно касалась то края ее одежды, то волос, то подвески, подрагивавшей на кончике уха. Фатих если не видел, то легко мог вообразить, как содрогается от страха сердце в груди женщины, и сожалел лишь об одном: что он не может взять это сердце в открытую ладонь, ощутить пальцами живое биение крови. Остановившись за спиной каталонки, он наклонился, с улыбкой прошептав непередаваемым тоном: - Где твои семья?
Эва Пере и Кабрера: На протяжении всего разговора ромейки и султана, каталонка оставалась неподвижной, она лишь наблюдала из полуопущенных ресниц и слушала. То, чем закончилась беседа между этими двумя: что ромейской девице таки удалось снискать хоть мимолетное расположение, а значить с ее прытью и проникнуть в покои чудовища в обличие человека, вселяло надежду. Самой Эве сейчас лишь нужно было остаться живой после этой встречи, дабы она смогла в нужный момент поменяться местами с ней. И как бы каталонка не относилась к Чалыкушу, но когда та покинула их, оставив каталонку один на один с османом, она сильно жалела уже об этом. Эва ощутила волнение: чувства тревоги, опасения, смешивались с ненавистью и отвращением, когда он касался края одежды, волос, подвески. И как бы не хотелось яростно отбросить его руку, отбежать хотя бы на пару шагов, ей ничего не оставалось, как только стоять неподвижно, потупив взгляд и поджав губы. Единственное что могло выдать ее волнение, было ее чуть участившееся дыхание и чуть вспыхнувшие щеки. Осман же кружил вокруг как шакал возле раненного зверя, как змей возле обреченной жертвы, заставляя ожидать в любой момент выпада. А Эва лишь молилась, чтобы ей было даровано то чувство, о котором ранее она никогда не просила - терпение. И, видимо, молитва была услышана, когда с алых как спелая вишня губ, слетел вопрос, подобный удару кинжала или горечи отравы, что подсыпает либо неумелый отравитель, либо тот, кто желает увидеть агонию своей жертвы, дать ей понять, что смерть уже близка. Султан, бесспорно, относился ко вторым. На какое-то время личико каталонки отразило все эмоции, что она испытала, при этом вопросе. Кожей ощущался жар то ли от все тех же чувств, то ли от дыхание, которое было подобно пламени, что выдохнул дракон, притаившийся за спиною. И как хорошо, что он находился позади. Глаза прикрылись на мгновение, которое понадобилось, чтобы совладать с чувствами. Наверное, Эва могла бы решить, что повелитель османов, просто не запомнил ее, ведь, сколько таких проклинающих, семьи которых он приказал убить, мелькало пред его глазами. В это легко было бы поверить, если бы ранее в разговоре, не было ясно, что он прекрасно помнит кто она такая. Вздохнув поглубже и пристально вглядываясь в стену напротив, каталонка заговорила голосом, который от старательно сдерживаемых эмоций показался ей каким-то отстраненным, чужим - Моя семья. Смотря кого, Ваше Величество, имеет в виду? Отец и старший брат, как и многие дальние родственники, кому непосчастливилось оказаться под крышей нашего дома этим утром, сейчас в лучшем мире. Мой младший брат, мне лишь известно, что он был пленен. "Но Вы и без меня об этом знаете", - вертелось у нее на языке, но так и осталось неозвучено. Про матушку, Эва не обмолвилась и словом, словно наивно полагая, что так ее защищает, да и не знала она о судьбе ее. И эта неизвестность тяготила намного больше.
Мехмед Фатих: Если бы каталонка бросилась на колени, рыданием обличая перед неумолимым противником свою слабость и свое горе, может быть, вид ее унижения подарил бы Фатиху желаемое спокойствие. Но верно говорят, что лишь ласковое дитя сосет двух мамок, строптивому же достаются розга да кнут: молодой покоритель Византии отстранился от доньи Эвы с гримасой, ясно обещавшей ей не один и не два удара. - Ах да, вспоминаю. Смерть их была прекрасной,- проговори он с холодным уважением, которое слишком было похоже на формальное, чтобы его печали по убитым врагам и его уважению можно было поверить.- Прекрасной... и бессмысленной. Хотя одному Аллаху ведомо, есть ли более смысла в смерти отважного воина, падающего в траву во время жестокой атаки, чем в жалкой кончине глупца, вставшего против силы, и забитого камнями, как подзаборный пес. Твой отец был мудрым человеком?- задал он следующий вопрос, готовя коварную ловушку юности и неопытности, которыми должна была обладать столь юная девушка, во всяком случае, в мире ислама.- Если так, то почему отказался он покориться неизбежному и склониться перед сиянием Аллаха?
Эва Пере и Кабрера: Всего лишь на мгновение спокойствие своим легким прикосновением дотронулось до Эвы, в промежуток между тем, как каталонка перестала ощущать дыхание султана и произнесенными им словами. Если до этого момента она задавалась вопросом о том, что могло понадобиться от нее осману, то сейчас была практически уверена, что он вызвал ее сюда просто, чтобы повеселиться, наблюдая за тем, как она будет страдать или злиться. - Да мой отец был мудрым человеком, - прежде, чем успела совладать с чувствами, зло вымолвила Эва и поджала губки. Этот осман смел говорить, что смерть отца ее была прекрасной, когда его удушили как собаку, как изменника, бессмысленной. От части злилась Эва и на себя, пусть не осознавая этого, потому что этот мальчишка сумел задеть то, что хранилось в самом потаенном уголке души, то о чем даже сама себе Эва не рискнула бы признаться. В какой-то мере ведь она тоже считала, что отец поступил глупо, по сути, сам призвав свою смерть, когда кричал в след этому осману. И бросил на произвол судьбы их с матерью и братом в чужой стране, захваченной врагами. Злость закипала в груди, как только, султан задел эти струны ее души. Но предательские мысли не обрели форму, потому что были подавлены тем, что воспитывалось в каталонке с детства, а именно, убежденность в том, что отец всегда знает, что лучше, что он мудрый и отважный человек. - А так же он был воином, верным Их католическим Величествам, и добрым христианином, - уже без ярости слетали слова с губ каталонки. Наблюдательный и не лишенный мудрости человек, заметил бы, что произносятся они с той самой убежденностью, которую заучивают с детства и которая не подразумевает размышлений и сомнений на сей счет.
Мехмед Фатих: - Добрый христианин,- казалось, что всю свою жизнь теперь молодой османский владыка будет повторять одни из последних слов собеседницы, чтобы, как ювелир - драгоценность, рассматривать их на разные лады, вертя перед глазами и выискивая в них погрешность или изъян.- Добрый христианин? А скажи мне, что заключаете вы в христианскую доброту? Для нас, правоверных,- описав на сей раз полукруг, молодой человек остановился перед своей жертвой, глядя на нее неподвижными, немигающими угольными глазами,- быть добрым муслимом значит не делать греха: не творить себе кумира, провозглашая, что нет и не будет Бога, кроме Аллаха; ложно свидетельствовать на невинного; предаваться греху, в том числе греху плоти; водить дружбу с людьми недостойными, открыто предающимися грехам; воровать, убивать слабых и безвинных, а также,- он сделал паузу, выжидая, пока каталонка сравнит это достаточно вольное истолкование правил ислама и поймет, что они уж не так далеки от того, что завещал своим последователям Иса, разумеется, если не считать того, что он тут же провозгласил себя сыном Божиим,- бежать с поля боя в час священной войны. У вас поощряется иное?- с холодной, коварной усмешкой юноша продолжил свой путь, словно арестант в своем закутке или же хищник, кружащий вокруг своей жертвы.
Эва Пере и Кабрера: Слово "правоверные" покоробило Эву и она, наверное, вполне могла бы вести беседу на религиозную тему, защищая свою веру, как делала это уже не раз за сегодняшний день, если бы не пришла сюда с твердым убеждением, что при этой встрече ей следует, по мере своих сил и способностей, усыпить хоть немного бдительность султана и сохранить свою голову на плечах до вечера. Она понимала, что каким-то чудом осталась жива и даже невредима после сегодняшнего утра, но все же не дело испытывать судьбу, когда на кону стоит так много, а для каталонки стояла единственная цель всего нынешнего ее существования. Едва уловимый шорох одежд, подсказал, что султан вновь начал свое движение, точнее кружение вокруг нее, так что взгляд черных глаз был опущен к полу. "Молчать и не проявлять той ярости, что была утром", - мысленно убеждала себя Эва, в то время как буквально кожей ощутила на себе взгляд. По мере того как осман говорил удивление и замешательство все нарастали, так что в какой-то момент глаза полный этих чувств встретились с глазами черными как ночь, напоминавшими взгляд змеи, такой же пристальный и немигающий. То сходство с тем, что знает каждый добрый христианин поразило Эву, которая, конечно, и не предполагала, что в религии этих "детей дьявола", как их называли частенько и она сама в том числе, может быть что-то подобное. - Нет, у нас во многом поощряется тоже самое, разве что, - заговорила она задумчиво, скрывая теперь уже сомнение. Ведь сейчас пришла в голову мысль, что не лжет ли ей этот осман, ведя какую-то только ведомую ему игру? - Есть ли в вашей вере место состраданию, милосердию и прощению? - Что ж она не будет выказывать свое недоверию и говорить, что, видимо, если даже их религия приписывает все, что было озвучено, то османы не слишком ее чтят, так как все время с момента захвата города они только и делали что воровали, убивали слабых и беззащитных.
Мехмед Фатих: - Состраданию, милосердию и прощению?- переспросил султан, и в его голосе все отчетливее слышались презрительные и насмешливые нотки.- И это ты меня спрашиваешь об этом - ты, чьи братья убивают и бесчестят моих сестер на полях Гранады? Меня, чьих единоверцев вы, эль-каталанс, предаете погибели под стенами наших городов? Меня, чью веру вы полагаете ересью, хотя мы признаем тех же пророков и поклоняемся тому же Всевышнему? А станешь ли ты также взывать к всепрощению льва, в пасть которому глупый укротитель сунул руку, в надежде, что тот не посмеет сжать зубы, после того как ему несколько дней не давали мяса? Веками Византия стремилась держать руку в пасти муслимов, вмешиваясь в их дела. Станешь ли ты взывать к милосердию государя, трижды предложившего покинуть место, куда стремятся прийти львы - и трижды получавшего отказ? И кто посмеет упрекать в отсутствии сострадания тех, рядом с кем два месяца бились и умирали его товарищи - а не руками ли твоими и твоих братьев они бы умирали еще и по сей день, не только здесь, в этом городе, но и по всему миру? Земли эти были нашими, пока люди Книги не пришли сюда - не слишком ли долго муслимы, хозяева, проявляли милосердие и прощение?
Эва Пере и Кабрера: Осман попрекал ее земляков, но разве не тем же могла попрекнуть его и каталонка? И, быть может, веди они подобную беседу сегодня утром или хотя бы до встречи с османским принцем, то Эва не сдержалась бы бросить те же обвинения, вполне осознавая, что ее может ждать участь ее отца и брата, а, быть может, и еще более горькая. Их веры все же в действительности своей не были столь уж различны, и именно эта схожесть и отталкивала их друг от друга. Только вот признать это было для Эвы невозможно, и она даже подобной мысли не допускала, хотя умом, быть может, и осознавала это где-то в глубине. - Сейчас я слышу лишь то, что чувствует обычный человек, пусть он стоит и выше всех остальных, - произнесла она и на губах мелькнула тень горькой усмешки. - Знаю лишь то, что мой Бог учит прощению, состраданию и милосердию даже к врагам, - Эва отвернулась, скрывая лукавство и то, как в той самой ее усмешке появилась жестокость и тот огонь в глазах, который можно увидеть в глазах безумцев, фанатиков и воинов, идущих на смерть, когда смерть врага является самым сладким и желанным. В голове мысленно звенел ответ: "Умирали бы и умерли до последнего самой жестокой и унизительной смертью. Но за всех сегодня ночью будет умирать их правитель, только на это уповаю". - Мне всего лишь было интересно милосердию, состраданию и прощению пусть не своих врагов, но своих братьев, единоверцев, учит ли ваша вера, а не простое человеческое сердце? - Эве в этот момент почему-то вспомнился османский принц, что скрывался в этом доме, жаждал смерти того, кто был с ним единой веры. Но более всего ее сейчас занимал вопрос, для чего ее привели сюда? Слишком она сомневалась, что султану захотелось побеседовать с ней на религиозную тему, ведь найдутся и более достойные умы для подобных разговоров. Однако задать прямо вопрос она не решалась и поэтому только ждала.
Мехмед Фатих: Новый владыка Бизантиума тоже, похоже, потерялся в дебрях собственного мудрствования: вызвав к себе девицу с единственным желанием - сделать ее своей сообщницей и шпионкой, подослав к им же самим произведенному Великому визирю - уже понял тщетность своих исканий и пребывал в раздражении. Что заставило его вступить в спор с женщиной, да еще о предмете, который не мог быть ей понят по определению, не мог просто вместиться в маленький и узкий женский ум, который, словно каморка, должен был вмещать лишь предметы, непосредственно касающиеся хлопот по хозяйству да воспитания детей! И все же тщеславная гордость не позволяла ему отпустить пленницу просто так, не предприняв одну последнюю попытку. Он отступил от жертвы, прекратив разворачивать вокруг нее кольца воображаемого змеиного тела, и отрывисто, нарочито грубо спросил. - Чем ты готова заплатить за жизнь и честь членов своей семьи?
Эва Пере и Кабрера: Как бы Эва не ждала того, что султан в любой момент перейдет к сути дела, ради которого он ее и призвал, как бы не готовилась к любым поворотам беседы, но один единственный вопрос, звучавший так просто, произвел на нее действие сродни удару кнута. Так же хлестко и жестоко прозвучала фраза. Непроизвольно Эва чуть вздрогнула. Осман бил в самое сердце. На что она была готова ради того, чтобы оставшиеся члены ее семьи были живы и сохранили честь, если учесть что ими являлись мать и брат? Ответ был очевиден - на все. - Всем, что бы от меня не потребовали и что я смогу дать, любую цену, - Эва осеклась, поджав губки, потому что едва не произнесла, что готова была бы продать даже свою бессмертную душу дьяволу, который для нее сейчас представал в обличие молодого мужчины с черными, как бескрайняя бездна глазами и губами, словно вымазанными кровью всех тех, кто погиб от его руки. И как бы гордость внутри не билась яростно, словно птица в клетке, Эва действительно готова была пойти на все ради спасения близких. Только вот пустым посулам османа она бы тоже верить не стала, ведь утром уже получила хороший урок. По крайней мере, в этот момент именно такие мысли и чувства владели каталонкой.
Мехмед Фатих: Именно на эту доверчивость, которая должна, обязана была проснуться в сердце девицы перед лицом врага, на страх, который не мог не появиться в душе слабой при мысли, что она одна на белом свете, и некому, ну разве что кроме пророка Исы, которого люди книги ложно почитают как Бога, защитить и сохранить ее. Но, как известно, предельное отчаяние зачастую порождает героев. Пример тому был, можно сказать, за стенами города, сам город, каждая стена и каждый дом - разумеется, не здесь, в прощенной Галате, а там, за бурлящими и бушующими, словно возмущенными пролитой кровью, водами Золотого рога. Учитель, ныне носящий шапку Великого визиря, научил его читать в сердцах людей тот прекрасный миг, как для того, чтобы подхватить его, как алемдар*- знамя аджака, и повести людей за собой; но можно было бы и ударить их в этот миг в самое уязвимое место, чтоб сокрушить их силу на веки веков. А слабые места есть у всех. Распознать раны этой эль-каталанс было проще простого. Дело женщины - заботиться о своем доме, хлопотать у очага и лечить болезни; считая, что потеряла все это, она готова была кинуться на него, подобно истекающей кровью львице. Но стоило лишь сказать, что где-то в гнезде остался еще один львенок - и свирепая хищница тут же готова была упасть на брюхо, чтобы позволить наступить себе на голову. Женщины! - Мехмет-паша, да хранит его Аллах - великий воин!- произнес султан, под весьма туманным утверждением, словно под бархатным рукавом, скрывая яд кинжала.- Но великим людям Аллах Всемогущий дает и великие соблазны. Я хочу знать его мысли,- проговорил он с резкостью и прямотой, лишь изредка пробуждавшимися в этой скрытном юноше. И сейчас вызваны они были не доверием или тем, что страх каталонки тронул его душу, а горячим убеждением, что она - женщина, а, стало быть, церемониться с нею нечего.
Эва Пере и Кабрера: Для двух людей одна и та же вещь чаще всего видится по-разному, а если эти люди разделены как небо и земля, то воистину даже самый прекрасный цветок они увидят с двух разных сторон. Так для султана Мехмет-паша был великим воином, для Эвы же он был жестоким палачом. Хотя даже при всем их различии, она не могла бы не отметить, что каким-то внутренним чувством ощущала, что слову того османа можно хоть на толику, но верить больше слова его правителя. Но с большей вероятностью это чувство могло и обмануть. - Все тайные мысли человека знает лишь Бог, - начала было каталонка, которая вначале даже растерялась, от того не сразу свела все воедино. Однако, постепенно думая над сутью их разговора, ей становилось ясно, чего хочет от нее султан. Конечно, он же считает, что она принадлежит Заганос-паше. Стоило ли сейчас идти на попятную, ведь до этого она лишь намекала, но не утверждала подобного? Если же сейчас она согласится, то кто даст ей уверенность, что до вечера не выяснится вся правда и лживую девицу в лучшем случае лишат жизни? А если же опять настаивать на том, что является истинной, то не разгневает ли это султана и не слетит ли ее голова еще быстрее с плеч, чем в первом случае? Эва задумчиво взирая на пол, опустив глаза. Ее задумчивость легко можно было принять за то, что она обдумывает слова османа и решает дать согласие или нет и это могло лишь скрыть ее истинные сомнения. Что ж если выбирать между возможной смертью и более вероятной, то стоило рискнуть. - И лишь некоторые мысли порою могут узнать самые доверенные люди. Но ведь и доверие не заслуживается за один день, - закончила свою мысль каталонка. Просто не отказываться сразу и не соглашаться мгновенно, чтоб не вызвать подозрений и не прогневать. Хотя ей казалось таким очевидным, что не станет мужчина делиться своими помыслами с женщиной. По крайней мере, в такой обстановке выросла Эва. Никогда она не видела, чтобы отец обсуждал какие-то важные дела, не касающиеся дома и семьи с ее матерью. Да и воспитывалась с убеждением, что дела суетного мира за стенами дома это для мужчин, дело женщины это забота о душе своей грешной, супруге, детях и доме.
Мехмед Фатих: Полные красные губы султана насмешливо и презрительно покривились. О, эти ифранджи, считающие себя мудрецами, но не сумевшие распознать Пророка; эти женщины ифранджей, считающие себя свободными, но наделенными властью меньшей, чем власть раба! На благословенном Востоке в изголовье ложа, на котором нежатся влюбленные, всегда стоит невидимый третий (и хорошо если один), нашептывающий свои тайные желания. Несмотря на молодость, Мехмед был уверен, что и Запад живет по тем же законам. Иначе зачем жены и девы носят нарядные уборы, зачем пытаются привлечь к себе мужчин, зачем толкаются отцами и братьями на браки с убогими, калечными, больными, а то и прямо безумными? Что если не богатство и власть заставляет родниться с знатными господами, платя невинностью своих дочерей за право в нужный момент попользоваться чужим могуществом? Разница была лишь в одном: женщин гарема смалолетства приучали к тому, чтобы утолять нужды и прихоти мужчины; женщин франкского замка или италийского палаццо воспитывали с ложным убеждением, что в браке они должны видеть не плотское, а духовное. Именно этим заблуждением, да еще собственной неумелостью можно было объяснить ответ девицы. Дерзость на грани отказа, увертливое нежелание помогать величайшему из полководцев хранить мир и покой в собственном доме. Или Заганос-паше удалось за столь краткий срок обратить недавно бесновавшуюся девицу в свою веру? Чем и как совершил он это чудное превращение, Фатиха мало интересовало. Скорее, напротив, ответ был слишком уж очевиден: мужчина, познавая девицу, передает ей не только свое семя, но и свою волю. Но даже в этом отступничестве, столь скором после смерти родных, султану виделся добрый знак, ведь, кто предал единожды, предаст и во второй раз. - Воистину, Аллах, милостивый и милосердный, есть владыка наших жизней и помыслов!- откликнулся он на первое утверждение девицы, не согласиться с которым для мусульманина значило быть обвиненным в ереси. Затем он склонил голову, насмешливо ухмыляясь, словно сейчас воочую видел перед собой весы: на одной их чаше лежала чья-то жизнь, на другой - несколько слов, сказанных быстрым шепотом. - Жизнь каждого из нас подвешена на волоске,- продолжая свою притчу, и одновременно пытаясь сказать собеседнице нечто иное, молодой владыка пожал полными плечами.- И каждый день мимо него проносится сверкающий меч смерти. Захочешь ли ты перерезать этот волосок для тех, кто еще мог бы спастись? Или ты уже отреклась от семейства настолько, что готова сделать это прямо сейчас?
Эва Пере и Кабрера: Воистину говорят, что ложь она как нить, что мотают в клубок - раз начав, уже трудно остановиться и все запутаннее она становится. Ложь призванную спасти лишь ее жизнь или продлить ненадолго, теперь Эва не могла остановить и тонула в ней, не имея возможности все вернуть обратно без потерь. Оставалось идти только вперед и ни шагу назад. К чему это приведет? Все в руках сил, неподвластных человеку. К тому же теперь была призрачная надежда на то, что, быть может, ей удастся освободить брата или до поры до времени обеспечить его безопасности. Хотя, зная как переменчиво слово султана, Эва не сильно рассчитывала на подобное. Но одно дело разум, другое дело сердце, которое все равно надеется и верит до последнего вздоха. - Разве смею я отнимать то, на что имеет право только Бог? - С покорностью, в какой бы собственный отец не узнал ее, произнесла каталонка. - Я сделаю все, чтобы подобная участь не коснулась моих родных. Все, главное быть уверенной, что волосок этот окажется в руках Господа и не чьих более, а меч смерти далеко, - фраза, которую легко можно было понять, а при случае трактовать иначе.
Мехмед Фатих: На лице молодого человека, еще не утратившем загар, что лег на него под горячим солнцем Босфора, появилась удовлетворенная и тщеславная улыбка. Конечно же, он ни на одно мгновение в искренность стоящей перед ним эль-каталанс... вернее, в ее искреннее желание помогать ему в игре противу своего любовника. Но в том, что она захочет спасти жизни оставшегося семейства - поверил тем легче. Иной цели, с которой гордо плевавшаяся в сторону иноверцев девица легла бы в постель своего завоевателя, великий султан Османов и новый владыка Константинова града не видел. Не мог увидеть. - Хорошо,- проворковал он, мягким, обманчивым взором глядя на девицу и снова заходя сзади, так чтобы его голос доносился до нее словно глас свыше, из небытия.- Слушай и замечай с этого мгновения все, что он скажем, особенно - в том, как и чем собирается он заниматься в ближайшее время после возвращенья в столицу. Когда наступит время и мне захочется узнать о результатах твоих поисков, я дам тебе знать. Ступай!- полная рука, блеснув каменьями, сделала освобождающий жест.
Эва Пере и Кабрера: Эва из-под полуопущенных ресниц, бросавшая изредка взгляды на султана, видела его улыбку, а в купе с мягким голосом, которому каталонка не особо доверяла, она говорила о том, что султан доволен. О том, насколько он был бы в гневе, узнай всю правду, дочь консула предпочитала не думать. Главное, чтобы это состояние удовлетворения полученным от беседы результатом продлилось до ночи. Предстоящий пир должен был этому только поспособствовать. Так рассуждала не искушенная в интригах каталонка. Осман давал последние наставления, Эва слушала их, понимая, что вряд ли у нее будет возможность что-то услышать, а тем более рассказать об этом султану. Именно поэтому и потому что выгоднее добиться своего, имея что-то ценное в руках, не стала она настаивать на том, чтобы увидеть брата или просить его освобождения сейчас. Все равно никто бы ее слушать не стал. Да и если султан умрет, не будет ли это большим залогом свободы брата, чем простое слово. По крайней мере, рассчитывала на это, как и на то, что ей не придется в ближайшее время встречаться с тем, чьей любовницей она стала в силу обстоятельств, заблуждений и обмана. Хотелось ускорить время, и чтобы сейчас уже наступила ночь. - Я все сделаю, как сказано, Ваше Величество, - все с той же покорностью отвечала она, играя роль человека, у которого нет иного выхода, роль, которая становилась ей все более понятной. Когда осман жестом дал разрешение удалиться, сделав реверанс, каталонка не стала медлить и без лишней суетливости направилась прочь из логова зверя, от которого пока ей удалось уйти целой и невредимой.
Мехмед Фатих: Завершено?
полная версия страницы