Форум » Город » О Жизнь, которая идет навстречу смерти... - 31 мая, Галата четыре часа » Ответить
О Жизнь, которая идет навстречу смерти... - 31 мая, Галата четыре часа
1453: Имя Зоя, как известно, означает "жизнь".
Ответов - 49, стр:
1 2 3 All
Зоя: Не так часто Зое приходилось иметь дело с письмами, чтобы слова султана не напомнили ей давешнюю писульку с печатью, случайно обнаруженную ею в вещах, доставленных из императорского дворца. Платья басилисы... для наложницы Заганоса... той, что сбежала. - Она говорит, господин, что паша Заганос был у нее сегодня утром, - бодро затараторила ромейка, уже не дожидаясь особого приглашения, - сразу после вас. Просила у него за своего брата, но он с ней торговаться не стал, потому как все равно слово его против вашего весит, как перышко против жернова, а письмо по-прежнему у нее. Еще накануне бывшая циркачка была существом совершенно бесправным, зависимым от доброй воли того, кого случай делал ее господином. Теперь же, пусть ее жизнь и смерть по-прежнему находились в руках турка, у Зои появлялась возможность безнаказанно покуражиться над другой такой же жертвой, и с каждым мгновением она все больше входила во вкус, уже откровенно перевирая слова Эвы.
Мехмед Фатих: Если бы каталонка и вправду созналась - с той же быстротой и охотой, с какой ловкая ромейка приписывала ей несказанные слова и невысказанные мысли - в том, что неукротимый ага янычар сделал ее своей любовницей сегодня утром, прямо над неостывшим телом отца, или обесчестил ее заодно с ее братом, который, запертый, пребывал до сих пор в одном из соседних покоев, султан не поверил бы. Вернее... поверил бы в том, что ни смерть, ни сопротивление не остановили бы Великого визиря. А вот в то, что девица, влюбленная в мужчину и отдавшая ему свою невинность против воли отца и своей веры, сознается в том добровольно и почти что без принуждения - нет, в такую сказку Мехмед эль-Фатих поверил бы разве что из уст своей старой няньки. Тем легче было ему поддаться иллюзии того, что скрытная девица пытается утаить от него не только имя любовника, но и тайные связи, что протянулись от него к богохульным противниками Пророка. Но, вопреки обыкновению, на сей раз новый владыка Константинополя не прибег к угрозам или запугиванию, какие позволил себе с пленной ромейкой, а решился действовать хитростью, надеясь, что изворотливая избранница Заганос-паши выдаст себя какой-нибудь мелочью или оговоркой. - Стало быть,- произнес он с расстановкой, делая вид, что верит словам строптивой девицы, и, словно в растерянности, переходя на чистый греческий, который пленница, как он успел убедиться, прекрасно понимала,- милость, которую мы даровали тебе, должна была пролиться на голову другой женщины? Если не ради тебя, то ради кого мог наш советник явиться в дом консула ифранджи и даровать жизнь тем из вас, кто не поднял оружие против султанской персоны. Мы сделали ошибку, пощадив тебя, но эту ошибку еще можно поправить. Черные глаза султана хищно блеснули. Расчет его был прост: движимая страхом за свободу и жизнь пленница должна была броситься умолять его о пощаде. Или, напротив, в надежде на покровительство любовника, принять снова тот дерзкий вид, с каким осмелилась беседовать с ним поутру. И то и другое изобличило бы ее в равной мере.
Эва Пере и Кабрера: Ромейский язык, на котором Чалыкушу говорила с султаном, каталонка не понимала, точнее, улавливала похожие слова, иногда они даже были понятны. Наверное, если бы дочь консула не знала, что султан ее и так понимает, то у нее был бы повод для волнения. Ромейке она совершенно не доверяла и не удивилась бы, если бы узнала, что та бесстыдно переиначивает слова. И все же долго томиться неведением, что говорит Чалыкушу и о чем в действительности спрашивает султан, Эве не пришлось. Неожиданно осман молвил на уже понятно языке, обращаясь к каталонке. Даже самая неискушенная из женщин, попадая в ситуацию, в которой без хитрости не обойтись, обнаруживает в себе тот дар, который сокрыт в любой из дочерей Евы и который просто, быть может, спит до поры до времени - дар, за который церковь так порицала женщин - коварство, хитрость. Эва никогда не была искусной в интригах, но она и не была совершенно бесхитростной. Сейчас же оказавшись в той ситуации, когда приходилось учиться быстро, чтобы добиться своей цели, в ней начинал прорастать этот дар или проклятие, которое дано от природы. Было ясно, что она находится на волоске от того, чтобы расстаться с жизнью, быть может, прямо сейчас. Однако не сама смерть ее страшила, потому что с ней она уже почти что смирилась, зная, что после того, на что они с Озгуром сговорились, ее не ждет ничего иного. Но страшило то, что умереть она может раньше, чем свершится праведная месть. Как было ясно и то, что имя Заганос-паши здесь может быть защитой. Тогда-то Эва решилась пойти на обман, который, как она надеялась, не раскроется до нужного момента. Сейчас каталонка полагалась целиком на Господа и на свое везение. "В любом случае либо умереть сейчас, либо попытаться и погибнуть, а, быть может, уцелеть до свершения задуманного и опять же умереть. Итог один, можно и рискнуть", - решила каталонка. Что ж если все ее считают, по какой-то неведомой ей причине, женщиной этого Заганос-паши и от этого словно наделяют ее какой-то неприкосновенностью, то отчего же не подыграть? Как говаривала Пия: "Если люди во что-то верят, даже если это ложь, то как бы ты не говорил правду, они будут искать и слышать лишь те слова, которые должны подтвердить то во что они так верят и что хотят найти". - На все воля нового владыки Константинополя. Если будет угодно отправить меня к моему отцу и брату, значить так тому и быть, - начала Эва, понимая, что если прямо сказать, якобы о том, что да это ради нее явился палач в дом к ее отцу и даровал жизни, которые мог отнять лишь только потому, что сила была на его стороне, то ее признание будет выглядеть сомнительным, словно попыткой избежать расправы, коей ей грозил султан. А на языке так и вертелось имя Анны. Сейчас почему-то Эве уже была уверена, что во всем была виновата эта женщина. Каталонка прилагала все усилия, чтобы не позволить гневу вновь взять вверх. Она мысленно пыталась отвлечься, представляя периодически, как будет вонзать клинок в сердце того, кто сейчас мог первым лишить ее жизни. - Разве не Вашу волю исполнял Великий визирь, когда прибыл в дом моего отца? И разве не волю своего повелителя он исполнял, когда даровал жизни тем, кто не поднял оружия против Вашего Величества? - Наверное, говоря подобное, каталонка посмела немного дерзить, но словно лишь потому, дабы защитить в глазах султана Заганос-пашу. Вид же ее по-прежнему выражал покорность и смирение.
Мехмед Фатих: Хладнокровие, выказанное девицей в вопросе, который должен был исторгнуть из глаз столь юного создания поток горьких слез, лишь утвердило султана в мысли, что он имеет дело с созданием хитрым и двуречивым. Давно ли эта же женщина, как разгневанная тигрица, потрясала небо и престол всевышнего своим рычанием - и вот теперь, подобно льстивой змее, она уже склонилась перед ним, норовя обвиться вокруг его колен так же, как, вероятно, опутала уже ноги и ступни Великого визиря. Правду говорят: именно дуб, гордо стоящий на вершине и затеняющий своими ветвями полмира, есть величайшая приманка для молний и для всех птиц, включая черное воронье. Если бы Фатиху, не чуждому поэзии и даже изредка баловавшему подданных газелями собственного сочинения, пришло на ум продолжать и далее развивать эту возвышенную аллегорию, он бы, конечно, в ближайшем будущем пришел к мысли, что сравнение с дубом, чьи корни поддерживают основание царства, и чья корона сверкает под солнечными лучами,- чрезмерная роскошь для раба, приведенного во дворец в рваном рубашонке, с залитым слезами лицом. А пример киры Анны, с такой легкостью, казалось, готовой сменить высокого покровителя на еще более могущественного, был и вовсе прямым указанием, к кому и зачем устремлялись взоры гордых птиц и легкокрылых пташек, согнанных из своих гнезд и в спешке разыскивающих, где можно свить новый дом. Султан не был человеком, полностью лишенным сознания того, что ему льстят, причем иногда льстят беззастенчиво и грубо. И вид каталонки, смиренно опускавшей глаза перед тем, кому она угрожала их выцарапать еще сегодняшним утром, наводил его на мысли о коварстве и мелочности женской натуры. Не души - ведь у этих животных, сотворенных, кажется, лишь из волос, губ и влекущих женских прелестей, в понимании того времени, не было души. И все же он не мог отказать себе в удовольствии продолжить разговор о ее гневе. - Великий визирь, приведший наше победоносное войско под стены гордого города, действовал, разумеется, по нашему непосредственному приказу. И по нашему же приказу он покарал тех ослушников, что с оружием в руках сопротивлялись знаменам великого Пророка Мохаммеда, и предал их ужаснейшей смерти - смерти предателей. И, будь на то моя воля, не смягченная милостивыми и человеколюбивыми заветами господа нашего, Аллаха, эти люди не заслуживали бы столь легкой смерти и столь пристойного погребения: будь моя воля, я приказал бы захватить их, раненых, но живых, и в назидание оставшимся, скормить их бездомным собакам, как это произошло в Пераме. Смерть, достойная предателей, и тех, кто не пожелал выбрать мир, когда имел такую возможность. На все воля нового владыки, не так ли?- спохватившись, что говорит на понятном для пленницы "высоком" греческом, последнюю фразу этот самый владыка вновь произнес на диалекте портов и форума, с ужасающим акцентом, который лишь усиливал уродливое, страшное значение его слов.
Эва Пере и Кабрера: Воистину с каждым словом этого зверя во главе войска шакалов, как называла каталонка османов, она ненавидела все больше, хотя еще минутой ранее ей казалось, что просто нельзя ненавидеть сильнее. Змей, пропитанный ядом, который он с лихвой изливает на окружающих - вот кем был султан. Эву буквально передернуло от того, что она услышала, а пальчики на мгновение чуть сжались в кулачки. Как смеет он поносить ее отца и других благородных донов? Предатели? Отдал бы на растерзание собакам? О, сейчас, не ведая сам того, этот мальчишка злобный и капризный, как называла его дочь консула, лишь больше укреплял решимость каталонки. С каждым словом она жаждала поскорее приблизить тот час, когда одним ударом, первой каплей его крови начнет смывать всю ту хулу, что он смел произносить. И как ей хотелось ему ответить, она даже на мгновение сверкнула глазами в сторону султана, быть может, впервые решившись поднять взгляд, но тут же поспешила потупить его. Последнюю фразу было трудно разобрать, так как опять послышался исковерканный ромейский язык, коего Эва не знала. Однако было достаточно понимания и других слов, произнесенных ранее. - Право, видимо заблуждались просто жители Галаты, когда уповали на помилование, которое было им якобы даровано, - Эва осеклась, поймав себя на том, что ее тон никак не соотносится с той покорностью или почтительностью скорее, которую она старалась изобразить. - Порою, правда у каждого своя, Ваше Величество, - силясь совладать со своим голосом, который все же дрогнул. На мгновение Эва представила, что будет с ней, если ее попытка не удастся, и какая страшная участь может ждать, если всего лишь за то, что мужчины защищали свой дом, им могла бы быть уготована ужасная участь.
Мехмед Фатих: Полные губы султана, красные и влажные, как джезерье*, которое причудливой деревянной ложкой извлекла из медного, горящего на солнце чана ловкая рука повара, дрогнули и расплылись в довольной улыбке. Пущенная стрела попала в цель, не могла не попасть - и теперь сердце девицы, стоящей перед ним, кровоточило от боли так же явственно, как если бы он самолично воткнул в него кривой арабский кинжал, все еще висевший на поясе. Для чего, если не для этих моментов, садится в седло и зрелый муж и румяный, с пухом на щеках, оглан; вооружается дедовским еще копьем и мечом опытный воин, с пламенными глазами и неистовым желанием в сердце - дойти туда, где еще не ступала нога муслима, увидеть неведомые страны, услышать речь, которая звучит как брать или как музыка, и, наконец, повергнуть к своим ногам несметные полчища неверных! Что ж... пусть нынешний поход был не так уж далек, и окончился предсказанной, хотя совсем не легкой победой,- враги ислама еще были не сломлены. Слова пленной наложницы Заганос-паши яснее ясного говорили о том, что опасное зерно не вырвано ни силой, ни хитростью из умов латинян, и что даже в шаге от шахского престола сорное и опасное семя еще не вырвано под корень и может дать горькие плоды. - Тем, кто принес повинную нам и нашему войску, тем, кто с почтением склонился перед властью и светом Пророка, нечего было и нет нужны опасаться сегодня гонений,- торжественно и жестоко проговорил он, вздернув подбородок. Смуглое, красивое лицо молодого правителя зарумянилось, как будто обвинение в вероломстве, брошенное противницей, смутило его величие и запятнало пламень его знамени. В поисках подтверждения своим клятвам султан сделал движение - и граза как нельзя вовремя остановились на кире Анне. - Спроси у этой достойной женщины. Спроси у таких же, как она, кто осознал мудрость и преклонился перед воинами Пророка, покорился им и внял их великому предназначению. Только предателям и безбожникам суждено предстать перед строгим судом, и только им будет дано вкусить гнева Аллаха!- Фатих уже окончательно перешел на книжный греческий, в желании уязвить пленницу отбросив правила им же сплетенной игры.- Не в вашей ли Книге сказано: "оставит человек отца и мать свою и прилепится..." Разве не так? Высказав эту, очень удачно пришедшую на ум цитату, дальнейшего содержания которой не задержалось в его памяти - да и на латыни, признаться, осталось лишь в виде огрызка "vir patrem suum et matrem" - он бросил короткий и повелительный взгляд на "киру Анну", ожидая от нее немедленного подтверждения обрушившейся на нее, в обмен на отступ, милости новых властителей. * лакомство, вываренный в сахаре фруктовый сок
Зоя: Все это напоминало представление на площади, когда по знаку отца Зое приходилось проделывать тот или иной трюк на потеху публике. Что же, султан велел подпрыгивать, и в ответ бывшей циркачке даже не стоило даже спрашивать, насколько высоко - только неподдельное рвение могло прийтись по вкусу правителю османов. Против ожидания, Эва повела себя умнее, чем можно было предположить, слушая ее разглагольствования о грехе и крепости веры. Зоя совсем было приготовилась понаблюдать за очередным приступом монаршьего гнева, предметом которого на этот раз оказалась бы не она сама. - Да где бы мы были, если бы не милость султана! - пылко воскликнула ромейка. - Заладила - турки звери, турки изверги! Стояли бы мы здесь, живые и здоровые, кабы они хотели вырезать в Городе всех наших и своих заместо населить? А? Ты обидное говоришь! Спросить у меня - я бы ответила, что за такие разговоры голову с плеч снять - и то будет ласково!
Мехмед Фатих: Подобная пылкость со стороны ромейки вызвала весьма снисходительную улыбку у молодого султана. Сейчас перед его глазами словно происходила ожившая сцена истории, когда Искандер или Ганнибал, возлежа на роскошных подушках, наблюдал, как борются за его милость коварные и алчные жены. Что ж, стоит ли удивляться, что расположение того, кто покорил прекраснейший город мира, дорого ценится вчерашними подданными погибшего владыки? Женщина, что животное, лижет руку тому, кто ее кормит - да и не одна она. Приятная приправа к титулу, вроде яркой каймы у плаща или сверкающего камня на рукояти сабли. Однако сейчас было разумнее уступить ярко блещущую гемму другому. Если тайные мысли нового Садр-азама были уже известны ему благодаря Махмуд-паше, то замыслы самого Ангела пока были скрыты от проникновения. Пока. И страстная преданность, выказанная кирой Анной, могла послужить тем ключом, что отомкнет перед его господином и этот сад тайн. Сделав знак прекрасной ораторше приблизиться, юный владыка игривым и одновременно повелительным жестом коснулся ее подбородка, и проговорил, глядя на нее с той же ласковостью, какая читается во взоре змеи, наклоняющейся над голубкой. - Потерять голову - дело недолгое, но куда трудней сохранить ее и возвысить. И для того нужно быть ушами с одними и проворными устами с другими. Ты понимаешь меня?
Зоя: - Ага, - зачарованно поддакнула Зоя. - Все, как белый день, ясно. Учитывая, что четвертью часа ранее Фатих касался ее куда более откровенно, ромейка не должна была бы испытывать столь сильного волнения, однако стоило ей ощутить его пальцы на своей коже, как сердце бешено заколотилось, а щеки вспыхнули румянцем. Очень возможно, что дело было не столько в этом проявлении монаршьей благосклонности, сколько в том, что его могла наблюдать Эва. Окажись Зоя - не приведи Аллах! - на ее месте, она бы изгрызла ногти от зависти, прикидывая, как бы половчее обратить внимание на себя. Теперь, после такого ласкового обращения, наложница Махмуда-паши была убеждена в том, что ей все-таки удалось снискать султанскую милость, если не для своего господина, то уж для себя лично - наверняка.
Эва Пере и Кабрера: В какой-то момент человек на мгновение может ощутить себя наблюдателем жизни. Подобно зрителю уличного представления, он смотрит со стороны на все вокруг, а сам словно замирает во времени. Иногда открывает таким способом красоту для себя, а иногда убожество, серость и отвратительность окружающих его людей и мира. Вот и каталонка была сейчас подобно такому человеку, который вдруг открыл глаза и на мгновение остановился во времени. К сожалению, лишь для того, чтобы увидеть не красоту. И в этот момент было неизвестно, кто ей казался более неприглядным. Султан, что при всей его жестокости, коварности оставался тем, от кого все это можно было ожидать, тем, кто действовал как победитель, не знавший сострадания. Или же ромейка, бросившаяся с таким пылом на защиту захватчика, искавшая его милости и даже гордившаяся своим нынешним положение, которое по мнение каталонки было скорее постыдным. "Достойная женщина" эти слов звучали как насмешка и не иначе. Однако все мысли о ромейки, ее поступках и том, в каком свете она предстает, были прерваны тем, что султан процитировал отрывок из библии, но всего лишь часть, выворачивая смысл, как ему было угодно и далекое от того смысла, что был вложен. И все же видимо какие-то высшие силы направляли Эву, потому что с ее уст не сорвалось ни слова, хотя уже были готовы зазвучать здесь и сейчас они, лишь только мысли полные язвительности, насмешки и негодования роились в голове: "Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть. Так вернее. И разве предатель, тот, кто остается верным клятве данной ранее даже перед лицом смерти? Скорее предатель тот, кто мечется в поисках милости, раздавая пустые клятвы и восхищения, и подобно кошке ластится к тому, кто одаривает его благами, забывая былые милости и былые клятвы. Предавший раз предаст и дважды. И эта ромейка подобна кошке". Впрочем, не удостоив Чалыкушу даже взгляда, сохраняя выражение равнодушия, насколько было возможно, поджав губы, Эва продолжала оставаться наблюдателем, а вернее слушателем, того, как пылко восхваляла ромейка завоевателя, и как завоеватель выказывал ей милость. Что ж это было на руку и заговорщикам, что скрывались под одной крышей с их жертвой. Ведь если султан действительно выкажет милость и щедрость по отношению к этой девице и даже призовет ее в свои покои, то план турецкого принца и дочери каталонского консула будет еще на один шаг ближе к осуществлению. Главное, самой было не поставить его под угрозу. Большого труда стоило не ответить девицы, которая, слава Богу, не решала кого казнить, а кого миловать, иначе не без оснований подозревала Эва, что лишилась бы головы уже давно. На этот счет она не питала иллюзий.
Мехмед Фатих: Возможно, молодой султан не мог бы с точностью назвать имя полководца, мысли которого были созвучны мыслям каталонки, и даже пошли еще далее: когда старейшины долго им осаждаемого города, уступив страху и жажде наживы, вынесли ему на подносе ключи, в благодарность мудрый владыка тотчас повелел их казнить, на вопрос изумленных советников дав ровно то же нехитрое объяснение, которое пришло теперь в голову доньи Эвы. Но где, скажите на милость, хоть один государь отыскал бы союз, столь же прочный, как время, и столь бескорыстным, что его нельзя было бы купить звонкой монетой, блестящими драгоценностями или обещанием новых почестей? И, главное, не будет ли тот, кто отказывается от имеющегося в надежде приобрести небывалое, куда большим глупцом, нежели тот, кто теряет достаток в надежде сберечь то, что уже обречено? Сейчас каталонка перед лицом турка защищала отжившее, ибо город Константинополь уже ушел в прошлое, и не будет уже никогда; ромейка же, словно лоза, обвившаяся вокруг молодого дубка, полечила теперь все шансы выжить. Но... отнимать чужое тоже нужно было с умом. Кира Анна сама принесла на ладони свою покорность, и некогда приступила к Махмуду, как готова была теперь же от него отступить; ее товарку следовало попробовать убедить, что иного пути не остается. - Ступай теперь,- все с той же улыбкой, похожей на яд, вмешанный в патоку, произнес новый властитель старой Римской империи.- Скажи моим слугам, что я велел проводить тебя к Абдулла-паше; пусть он поможет тебе подобрать одеяние, приличествующее тому, что ждет тебя вечером, и, если понадобится, наставит тебя в благородных манерах, какие положено знать, представая пред ликом султана. Он знает,- ухмылка Фатиха стала двусмысленной, такой, что даже у непроницательного человека не осталось бы сомнения в том, откуда у мужчины могут появиться подобные навыки.
Зоя: Перед Зоей открывалось слишком блестящее будущее, чтобы она, ослепленная сиянием нежданных почестей, могла различать тонкие намеки в речах, столь для нее лестных и отрадных. Она даже не спросила, к которому из слуг ей должно обратиться (уж не к тому ли усатому янычару у лестницы?), решив, что приказа султана с довеском из слова паши будет довольно. - Целую ваши руки, господин, - с проворством обезьянки она преклонила перед Фатихом колени, но, вопреки собственным словам, почтительно поднесла к губам откидной рукав султанского кафтана, для подобных случаев, похоже, и предназначенный. Не рискуя показаться непочтительной, она на четвереньках отползла на несколько шагов, и лишь потом поднялась на ноги, но и после этого пятилась к двери, не поворачиваясь к спиной и кротко опустив очи долу.
Мехмед Фатих: Султан проводил ромейку долгим взглядом, в котором сверкали мрачные отблески. Что ж, если кира Анна станет наушничать о планах Второго визиря, почему бы не заставить вторую доносить о планах и намереньях Первого? Гнилая женская порода, покоряющаяся сильному и тому, кто берет силой, заставила ее забыть о смерти тех, кто сложил головы в доме консула, ради одного-единственного мужчины... почему бы теперь ей не забыть и о нем ради того, кто мог пообещать ей будущее еще более великолепное? Медленно, как лев кружит вокруг замершей у ручья антилопы, султан сделал несколько шагов вокруг новой пленницы. Пухлая маленькая рука, с которой перстни, казалось, вот-вот готовы метнуть молнию, подобно древнему языческому божеству, вполне откровенно касалась то края ее одежды, то волос, то подвески, подрагивавшей на кончике уха. Фатих если не видел, то легко мог вообразить, как содрогается от страха сердце в груди женщины, и сожалел лишь об одном: что он не может взять это сердце в открытую ладонь, ощутить пальцами живое биение крови. Остановившись за спиной каталонки, он наклонился, с улыбкой прошептав непередаваемым тоном: - Где твои семья?
Эва Пере и Кабрера: На протяжении всего разговора ромейки и султана, каталонка оставалась неподвижной, она лишь наблюдала из полуопущенных ресниц и слушала. То, чем закончилась беседа между этими двумя: что ромейской девице таки удалось снискать хоть мимолетное расположение, а значить с ее прытью и проникнуть в покои чудовища в обличие человека, вселяло надежду. Самой Эве сейчас лишь нужно было остаться живой после этой встречи, дабы она смогла в нужный момент поменяться местами с ней. И как бы каталонка не относилась к Чалыкушу, но когда та покинула их, оставив каталонку один на один с османом, она сильно жалела уже об этом. Эва ощутила волнение: чувства тревоги, опасения, смешивались с ненавистью и отвращением, когда он касался края одежды, волос, подвески. И как бы не хотелось яростно отбросить его руку, отбежать хотя бы на пару шагов, ей ничего не оставалось, как только стоять неподвижно, потупив взгляд и поджав губы. Единственное что могло выдать ее волнение, было ее чуть участившееся дыхание и чуть вспыхнувшие щеки. Осман же кружил вокруг как шакал возле раненного зверя, как змей возле обреченной жертвы, заставляя ожидать в любой момент выпада. А Эва лишь молилась, чтобы ей было даровано то чувство, о котором ранее она никогда не просила - терпение. И, видимо, молитва была услышана, когда с алых как спелая вишня губ, слетел вопрос, подобный удару кинжала или горечи отравы, что подсыпает либо неумелый отравитель, либо тот, кто желает увидеть агонию своей жертвы, дать ей понять, что смерть уже близка. Султан, бесспорно, относился ко вторым. На какое-то время личико каталонки отразило все эмоции, что она испытала, при этом вопросе. Кожей ощущался жар то ли от все тех же чувств, то ли от дыхание, которое было подобно пламени, что выдохнул дракон, притаившийся за спиною. И как хорошо, что он находился позади. Глаза прикрылись на мгновение, которое понадобилось, чтобы совладать с чувствами. Наверное, Эва могла бы решить, что повелитель османов, просто не запомнил ее, ведь, сколько таких проклинающих, семьи которых он приказал убить, мелькало пред его глазами. В это легко было бы поверить, если бы ранее в разговоре, не было ясно, что он прекрасно помнит кто она такая. Вздохнув поглубже и пристально вглядываясь в стену напротив, каталонка заговорила голосом, который от старательно сдерживаемых эмоций показался ей каким-то отстраненным, чужим - Моя семья. Смотря кого, Ваше Величество, имеет в виду? Отец и старший брат, как и многие дальние родственники, кому непосчастливилось оказаться под крышей нашего дома этим утром, сейчас в лучшем мире. Мой младший брат, мне лишь известно, что он был пленен. "Но Вы и без меня об этом знаете", - вертелось у нее на языке, но так и осталось неозвучено. Про матушку, Эва не обмолвилась и словом, словно наивно полагая, что так ее защищает, да и не знала она о судьбе ее. И эта неизвестность тяготила намного больше.
Мехмед Фатих: Если бы каталонка бросилась на колени, рыданием обличая перед неумолимым противником свою слабость и свое горе, может быть, вид ее унижения подарил бы Фатиху желаемое спокойствие. Но верно говорят, что лишь ласковое дитя сосет двух мамок, строптивому же достаются розга да кнут: молодой покоритель Византии отстранился от доньи Эвы с гримасой, ясно обещавшей ей не один и не два удара. - Ах да, вспоминаю. Смерть их была прекрасной,- проговори он с холодным уважением, которое слишком было похоже на формальное, чтобы его печали по убитым врагам и его уважению можно было поверить.- Прекрасной... и бессмысленной. Хотя одному Аллаху ведомо, есть ли более смысла в смерти отважного воина, падающего в траву во время жестокой атаки, чем в жалкой кончине глупца, вставшего против силы, и забитого камнями, как подзаборный пес. Твой отец был мудрым человеком?- задал он следующий вопрос, готовя коварную ловушку юности и неопытности, которыми должна была обладать столь юная девушка, во всяком случае, в мире ислама.- Если так, то почему отказался он покориться неизбежному и склониться перед сиянием Аллаха?
Эва Пере и Кабрера: Всего лишь на мгновение спокойствие своим легким прикосновением дотронулось до Эвы, в промежуток между тем, как каталонка перестала ощущать дыхание султана и произнесенными им словами. Если до этого момента она задавалась вопросом о том, что могло понадобиться от нее осману, то сейчас была практически уверена, что он вызвал ее сюда просто, чтобы повеселиться, наблюдая за тем, как она будет страдать или злиться. - Да мой отец был мудрым человеком, - прежде, чем успела совладать с чувствами, зло вымолвила Эва и поджала губки. Этот осман смел говорить, что смерть отца ее была прекрасной, когда его удушили как собаку, как изменника, бессмысленной. От части злилась Эва и на себя, пусть не осознавая этого, потому что этот мальчишка сумел задеть то, что хранилось в самом потаенном уголке души, то о чем даже сама себе Эва не рискнула бы признаться. В какой-то мере ведь она тоже считала, что отец поступил глупо, по сути, сам призвав свою смерть, когда кричал в след этому осману. И бросил на произвол судьбы их с матерью и братом в чужой стране, захваченной врагами. Злость закипала в груди, как только, султан задел эти струны ее души. Но предательские мысли не обрели форму, потому что были подавлены тем, что воспитывалось в каталонке с детства, а именно, убежденность в том, что отец всегда знает, что лучше, что он мудрый и отважный человек. - А так же он был воином, верным Их католическим Величествам, и добрым христианином, - уже без ярости слетали слова с губ каталонки. Наблюдательный и не лишенный мудрости человек, заметил бы, что произносятся они с той самой убежденностью, которую заучивают с детства и которая не подразумевает размышлений и сомнений на сей счет.
Мехмед Фатих: - Добрый христианин,- казалось, что всю свою жизнь теперь молодой османский владыка будет повторять одни из последних слов собеседницы, чтобы, как ювелир - драгоценность, рассматривать их на разные лады, вертя перед глазами и выискивая в них погрешность или изъян.- Добрый христианин? А скажи мне, что заключаете вы в христианскую доброту? Для нас, правоверных,- описав на сей раз полукруг, молодой человек остановился перед своей жертвой, глядя на нее неподвижными, немигающими угольными глазами,- быть добрым муслимом значит не делать греха: не творить себе кумира, провозглашая, что нет и не будет Бога, кроме Аллаха; ложно свидетельствовать на невинного; предаваться греху, в том числе греху плоти; водить дружбу с людьми недостойными, открыто предающимися грехам; воровать, убивать слабых и безвинных, а также,- он сделал паузу, выжидая, пока каталонка сравнит это достаточно вольное истолкование правил ислама и поймет, что они уж не так далеки от того, что завещал своим последователям Иса, разумеется, если не считать того, что он тут же провозгласил себя сыном Божиим,- бежать с поля боя в час священной войны. У вас поощряется иное?- с холодной, коварной усмешкой юноша продолжил свой путь, словно арестант в своем закутке или же хищник, кружащий вокруг своей жертвы.
Эва Пере и Кабрера: Слово "правоверные" покоробило Эву и она, наверное, вполне могла бы вести беседу на религиозную тему, защищая свою веру, как делала это уже не раз за сегодняшний день, если бы не пришла сюда с твердым убеждением, что при этой встрече ей следует, по мере своих сил и способностей, усыпить хоть немного бдительность султана и сохранить свою голову на плечах до вечера. Она понимала, что каким-то чудом осталась жива и даже невредима после сегодняшнего утра, но все же не дело испытывать судьбу, когда на кону стоит так много, а для каталонки стояла единственная цель всего нынешнего ее существования. Едва уловимый шорох одежд, подсказал, что султан вновь начал свое движение, точнее кружение вокруг нее, так что взгляд черных глаз был опущен к полу. "Молчать и не проявлять той ярости, что была утром", - мысленно убеждала себя Эва, в то время как буквально кожей ощутила на себе взгляд. По мере того как осман говорил удивление и замешательство все нарастали, так что в какой-то момент глаза полный этих чувств встретились с глазами черными как ночь, напоминавшими взгляд змеи, такой же пристальный и немигающий. То сходство с тем, что знает каждый добрый христианин поразило Эву, которая, конечно, и не предполагала, что в религии этих "детей дьявола", как их называли частенько и она сама в том числе, может быть что-то подобное. - Нет, у нас во многом поощряется тоже самое, разве что, - заговорила она задумчиво, скрывая теперь уже сомнение. Ведь сейчас пришла в голову мысль, что не лжет ли ей этот осман, ведя какую-то только ведомую ему игру? - Есть ли в вашей вере место состраданию, милосердию и прощению? - Что ж она не будет выказывать свое недоверию и говорить, что, видимо, если даже их религия приписывает все, что было озвучено, то османы не слишком ее чтят, так как все время с момента захвата города они только и делали что воровали, убивали слабых и беззащитных.
Мехмед Фатих: - Состраданию, милосердию и прощению?- переспросил султан, и в его голосе все отчетливее слышались презрительные и насмешливые нотки.- И это ты меня спрашиваешь об этом - ты, чьи братья убивают и бесчестят моих сестер на полях Гранады? Меня, чьих единоверцев вы, эль-каталанс, предаете погибели под стенами наших городов? Меня, чью веру вы полагаете ересью, хотя мы признаем тех же пророков и поклоняемся тому же Всевышнему? А станешь ли ты также взывать к всепрощению льва, в пасть которому глупый укротитель сунул руку, в надежде, что тот не посмеет сжать зубы, после того как ему несколько дней не давали мяса? Веками Византия стремилась держать руку в пасти муслимов, вмешиваясь в их дела. Станешь ли ты взывать к милосердию государя, трижды предложившего покинуть место, куда стремятся прийти львы - и трижды получавшего отказ? И кто посмеет упрекать в отсутствии сострадания тех, рядом с кем два месяца бились и умирали его товарищи - а не руками ли твоими и твоих братьев они бы умирали еще и по сей день, не только здесь, в этом городе, но и по всему миру? Земли эти были нашими, пока люди Книги не пришли сюда - не слишком ли долго муслимы, хозяева, проявляли милосердие и прощение?
Эва Пере и Кабрера: Осман попрекал ее земляков, но разве не тем же могла попрекнуть его и каталонка? И, быть может, веди они подобную беседу сегодня утром или хотя бы до встречи с османским принцем, то Эва не сдержалась бы бросить те же обвинения, вполне осознавая, что ее может ждать участь ее отца и брата, а, быть может, и еще более горькая. Их веры все же в действительности своей не были столь уж различны, и именно эта схожесть и отталкивала их друг от друга. Только вот признать это было для Эвы невозможно, и она даже подобной мысли не допускала, хотя умом, быть может, и осознавала это где-то в глубине. - Сейчас я слышу лишь то, что чувствует обычный человек, пусть он стоит и выше всех остальных, - произнесла она и на губах мелькнула тень горькой усмешки. - Знаю лишь то, что мой Бог учит прощению, состраданию и милосердию даже к врагам, - Эва отвернулась, скрывая лукавство и то, как в той самой ее усмешке появилась жестокость и тот огонь в глазах, который можно увидеть в глазах безумцев, фанатиков и воинов, идущих на смерть, когда смерть врага является самым сладким и желанным. В голове мысленно звенел ответ: "Умирали бы и умерли до последнего самой жестокой и унизительной смертью. Но за всех сегодня ночью будет умирать их правитель, только на это уповаю". - Мне всего лишь было интересно милосердию, состраданию и прощению пусть не своих врагов, но своих братьев, единоверцев, учит ли ваша вера, а не простое человеческое сердце? - Эве в этот момент почему-то вспомнился османский принц, что скрывался в этом доме, жаждал смерти того, кто был с ним единой веры. Но более всего ее сейчас занимал вопрос, для чего ее привели сюда? Слишком она сомневалась, что султану захотелось побеседовать с ней на религиозную тему, ведь найдутся и более достойные умы для подобных разговоров. Однако задать прямо вопрос она не решалась и поэтому только ждала.
полная версия страницы