Форум » Город » "Днем город как город и люди как люди вокруг..." - 31 мая, Галата, вторая половина дня » Ответить

"Днем город как город и люди как люди вокруг..." - 31 мая, Галата, вторая половина дня

Арно д'Эстутвиль:

Ответов - 64, стр: 1 2 3 4 All

Арно д'Эстутвиль: Утолив жажду и переведя дыхание, Арно почувствовал, что можно начинать жизнь заново, тем более что прекрасная незнакомка по неведомым причинам пробуждала в утомленном путнике желание действовать, и не только в направлении алькова. Куска батиста в рукаве не оказалось, пришлось утереть лицо беретом, что, по мнению его владельца, сделало его облик несколько более пристойным. - Помилование, значит, - прокряхтел шевалье, поднимая с пола меч, ни много ни мало, миланской чеканки. - И не потребовал всех христиан немедленно обратить в магометанскую веру? На мгновение перед д'Эстутвилем, о нравах мусульман знавшем во многом из "Песни о Роланде", представилась не слишком приятная картина, в которой он, облаченный в цветастый халат и чалму, совершал намаз в положении достаточно нелепом, чтобы окончательно утратить привлекательность в глазах незнакомки. - Но монна, я до сих пор не знаю имени своей спасительницы. Кому я обязан жизнью и честью созерцать совершенное творение Господне?

Руфина Мартиноцци: Пока Эстутвиль не спросил об условиях, выдвинутых султаном мирным жителя Города, Руфина как-то не задавалась вопросом, пожелает ли он, чтобы Константинополь сделался турецким. Что христиан в завоеванных странах притесняют - это она слышала, но чтобы насильно всех загоняли в мечети - такого не припоминала. - Зачем ему это? - пожала плечами вдова. - Тут такие остались, кого проще убить, чем обратить, - прозвучало это как похвальба, чего она вовсе не желала. Пожалуй, если бы над ней встал турок с саблей, она не смогла бы сделаться мученицей за веру. - Меня зовут Руфина Мартиноцци, я вдова Стефаноса Паланеу, пекаря. Изысканные речи Эстутвиля были ей непривычны и вызывали желание глупо, по-девчоночьи захихикать, спрятав лицо в переднике. Это было тем более странно, что и в юности за Руфиной подобного не водилось.

Арно д'Эстутвиль: - Монна Руфина... - повторил шевалье с улыбкой, в которой больше не читалось болезненности, заставлявшей его так ужасно терзаться телом и совсем чуть-чуть - душой. - Признайтесь, вы дочь короля Кипрского, которую похитили в детстве пираты и привезли в эти солнечные края? Не может такая несравненная дама быть всего лишь женой пекаря. Или вы императрица, скрывающаяся в простом квартале, чтобы вершить добрые дела, не привлекая внимания блеском своего сана? Чем больше заходился соловьиными трелями Арно, тем лучше он себя чувствовал. Дядюшкины уроки риторики и природная склонность к чтению, особенно слезоточивых романов, тайной страсти его матушки, не прошли даром, сказавшись на умении говорить комплименты или, как выразились бы его подруги не самого высокого звания, балаболить да заливать что есть мочи. Одно дело - зажать красотку в темном углу и, зашнуровав гульфик, побыстрее удрать куда подальше, а другое - расположить ее к себе ласковыми словами, а после оставить добрую память не только в виде орущего младенца. - Или это епитимья, наложенная злым духовником за вашу красоту, несравненная монна? Совершив над собой усилие, д'Эстутвиль принял более солидную позу, нежели лежание ничком на мешке с неизвестным содержимым. Теперь, когда одна его рука покоилась на рукояти направленного острием в пол меча, а вторая небрежно упиралась в бедро, в своей перепачканной одежде нормандец куда больше походил на потомка свирепого Стута Датчанина, чем пьянчуги Робера, о котором в семье старались не вспоминать.


Руфина Мартиноцци: Брови Руфины медленно ползли вверх по мере того, как латинянин выдвигал свои догадки относительно ее происхождения и положения, одну замысловатее другой. - Как чудно вы говорите, - встряхнула она головой, поймав себя на том, что было бы славно узнать поподробнее, каким это образом дочка короля Кипрского попала в руки пиратов и чем закончилась история с суровым покаянием дамы. Почему-то почтенная вдова была уверена, что Арно это известно, хотя во всех своих предположениях относительно ее самой он ошибся. - Что вы собираетесь предпринять дальше? - полюбопытствовала Руфина, видя, что ее подопечный приободрился. - Вам ведь удалось разыскать того человека, ради которого вы приехали в Город?

Арно д'Эстутвиль: - Увы, монна, - вздохнул Арно, - наши поиски до сих пор не увенчались успехом, хотя полтора месяца я неустанно бродил по городу, чтобы напасть на след этого человека. Полтора месяца по улицам Константинополя бродили братья Ровольта, а в церкви и монастыри визиты наносил монах-доминиканец, тогда как шевалье предпочитал следовать за отцом Пескари безмолвной тенью, нарушая обет молчания лишь в часы трапезы или дурного настроения, вызванного усталостью и унынием от бесплодности их трудов праведных. - Это латинский священник, волею судеб заброшенный в Византию, и наш святейший отец Папа поручил мне найти своего брата во Христе, дабы вернуть его в град первого из апостолов, - многозначительно промолвил д'Эстутвиль, как бы невзначай подчеркнувший значимость своей персоны. Честности ради стоило заметить, что главой священной миссии был назначен Джованни Савелли, такой же кардинальский племянник, сам метивший в члены священной коллегии. Однако рвению будущего князя Церкви не нашлось должного применения, поскольку лихорадка скашивала всех без разбору, и теперь его несостоявшееся преосвященство покоился с миром на родине Минотавра. Из знатных особ оставался один лишь Арно, и бремя сие было принято им кряхтя и без охоты, хотя сейчас в глаза прекрасной булочницы нормандец старался выписать себя едва ли не рыцарем Галахадом. - Теперь же, когда сюда явились безбожные иноверцы, мне будет вдвойне труднее, - шевалье решительно тряхнул спутанными волосами.

Руфина Мартиноцци: - Вдвойне? Будьте уверены, это теперь вовсе невозможно, - покачала головой Руфина. - Вы не нашли этого человека, когда он не прятался... Тут ей подумалось, что священник, которого разыскивают по личному поручению Папы, наверное, все-таки не слишком торопился на встречу с господином д'Эстутвилем. События, связанные с унией, в свое время всколыхнули имперскую столицу, но люди здравомыслящие - а к ним себя относила и Руфина - в первую очередь беспокоились о делах насущных. В палаты басилевса, где решаются такие вещи, портному да пекарю хода нет, а на площади глотку драть можно сколько угодно. Правда, делают это все больше бездельники, у которых лишнего времени много. Вдова внимательно посмотрела на Арно. На месте понтифика она предпочла бы посланца посолидней - не в смысле дородности, но возраста. Или латинянин просто пытается зачем-то пустить ей пыль в глаза... - Значит, вы видели самого Папу вот так же, как я - вас? - с самым невинным видом спросила она. - И давно вы служите ему?

Арно д'Эстутвиль: - Видел, - кивнул Арно величаво, будто это его голову украшала тиара. - Я уже много лет состою на службе у кардинала д'Эстутвиля, моего дядюшки, папского легата и ближайшего советника его святейшества. Очутившись в Ватиканском дворце, шевалье, блудный, но любящий сын своей веры, ожидал узреть верховного пастыря, истинного наместника Господа на земле, а взору его предстал брюзгливый старик, которым ловко помыкали члены курии, включая его родича, лелеявшего надежду самому расположиться на троне Святого Петра. Иллюзии питались теми, кто находился вдали от Рима, но д'Эстутвиль не торопился делиться откровениями с ромейкой, оказавшейся на деле итальянкой, полагая, что блеск сана первосвященника выгодно подсветит его собственную фигуру в глазах собеседницы. - Не раз доводилось мне выполнять его поручения при дворе короля Карла, нашего государя и кузена... Арно упомянул бы все титулы отца и брата, родство с королями английскими и прочая, прочая, но хвастливую тираду прервал предательский звук, порожденный изголодавшимся чревом. Три дня он продержался на одном вине, и теперь, когда похмелье отпускало его, а в воздухе повеяло выпечкой, может, не сегодняшней и не вчерашней, но отчетливо призывавшей к себе голодного, шевалье требовалось укрепить не только свой рыцарский дух, но и тело.

Руфина Мартиноцци: - Вы, верно, проголодались, - приподняла брови Руфина, будто этот утробный звук был укором, обращенным прямо к ней. - Боюсь, что накормить гостя досыта мне пока что нечем, но кое-что найдется... Сейчас вернусь. Подобрав юбки, она отбросила крышку подпола и осторожно, нащупывая ногой ступеньки, двинулась вниз, не переставая дивиться чудесам Господнего мира. Племянник кардинала? Почему нет, даже князья церкви рождены матерями тем же способом, что, к примеру, и конюхи, а значит, у них могут быть братья и сестры, в свою очередь, произведшие на свет дюжину-другую отпрысков... Где-нибудь во Влахерне все это не казалось бы таким вопиюще странным, но не в булочной Стефана Паланеу. Запасы вдовы и впрямь были более чем скудными - осада помогла подобрать почти подчистую даже то, чем в мирное время брезговали даже неприхотливые подмастерья. Положив на блюдо пару сухарей и несколько листков щавеля, Руфина так же чинно поднялась наверх. - Конечно, это не пир у короля Карла... - со смешком заметила она, протягивая угощение Эстутвилю. - Но чем богаты, как говорится.

Арно д'Эстутвиль: Угощение не походило на трапезу, обычную в доме кардинала д'Эстутвиля, который не был аскетом ни в своих привычках с дамами, ни в отношениях с хлебом насущным, но сейчас приходилось радоваться и сухарям. Глаза шевалье заблестели, будто он узрел жареную пулярку с золотистой корочкой, что распространяет дивный аромат и так приятно хрустит на языке. - Мадам... Вы столь щедры, что мне делается неловко, - смутился Арно, но только для виду. - Я снова причина хлопот и затрат для такой благородной особы. Схватив один сухарь кончиками пальцев - такой жест он подсмотрел у бургундцев, рыцарей, славившихся своей утонченностью, - Арно протянул его щедрой хозяйке. - Разделите со мной трапезу, монна Руфина, прошу вас. Д'Эстутвиль не скупился на улыбки и изящные жесты, стараясь понравиться вдове пекаря. Видение прелестных женских ножек, открывшихся, когда Руфина спускалась за нехитрыми припасами, лишь укрепило ее гостя в этом желании и другом, том, что доставляло ему одновременно и неприятности, и ни с чем не сравнимое удовольствие.

Руфина Мартиноцци: - Угощайтесь, чем Бог послал, - смущенно отозвалась Руфина, принимая из рук гостя сухарь. Блеск в глазах Арно красноречиво говорил о том, что у хозяйки дома еще будет возможность снова предложить ему свою долю пищи, поскольку вряд ли подобное скудное угощение могло насытить даже больного воробья, не говоря уже о мужчине в расцвете сил и со здоровым аппетитом. Она искренне помолилась про себя святому мученику Антипе, который должен был уберегать добрых христиан от зубной боли, надеясь, что Эстутвиль не слишком усердно возьмется за трапезу. - Мне кажется, вам следует возвратиться в Рим и рассказать вашему дядюшке обо всем, что творилось в городе, - размышляя вслух, промолвила вдова. - Возможно, он поймет, что найти здесь кого-то нынче - безнадежная затея. Конечно, простой горожанке не следовало раздавать советы важным персонам, однако что-то подсказывало Руфине, что здравомыслие - отнюдь не сильная сторона кардинальского племянника.

Арно д'Эстутвиль: Семейное предание гласило, будто Стут Датчанин не только одним ударом сносил голову с плеч, но мог разом насадить на копье нескольких воинов и перекусывал камни. В подобные легенды Арно верилось с трудом, но если у неистового норманна и были крепкие зубы, то это наследие он передал своим потомкам в первозданном виде. Потому и сухари, пролежавшие Бог весть сколько времени в подвале дома госпожи Мартиноцци, были без труда раскрошены и перемолоты природными жерновами. - Надежда есть всегда, - уверенно изрек шевалье. Воистину он начинал верить в собственные силы и то смутное и непостижимое стечение обстоятельств, которое люди набожные называли милостью Провидения, а те, кто привык подменять Господа и дары Его плодами своих собственных достоинств, полагали удачей. Теперь-то он был обязан сделать что-нибудь, дабы не развеялся образ отважного паладина, который он столь тщательно вырисовывал кистью своего красноречия. - И что как не помощь страждущим есть долг всякого благородного человека? Немощный старец и пресвитер нашей матери Церкви, младенец или прекрасная дама - вот те, кого обязаны оберегать давшие рыцарские клятвы. Арно выразительно взглянул на хозяйку. Величие ее никуда не испарилось, заставляя по-прежнему благоговеть, но проступили женственность и изящество, которое нечасто встречается среди обитательниц незнатных кварталов. Если с прочими ее товарками д'Эстутвиль действовал бы более решительно, то сейчас он испытал ту робость, что охватывала его лишь при виде кузины Беатрисы, много лет назад выданной замуж за грубоватого сьера де Монвелье, а до того беспрестанно смущавшей неуклюжего пажа взмахом длинных ресниц и нежной улыбкой. - Я мог бы стать полезным для вас, монна Руфина?

Руфина Мартиноцци: - Полезным для меня? - вопрос Эстутвиля застал добрую вдову врасплох. Она менее всего предполагала извлечь какую-либо выгоду из этого неожиданного знакомства, если таковая вообще была возможна. В самом деле, пока что это папский посланник, кардинальский племянник и королевский придворный, единый в трех лицах, сидит на мешке с песком и грызет сухари... - Боюсь, сударь, пока что это мне следует спрашивать, чем я могу вам помочь, - за время самостоятельного житья-бытья Руфина изрядно подрастеряла навыки женской дипломатии. А впрочем, и при жизни мужа никто не назвал бы ее кроткой и покладистой особой. - Куда вы собираетесь двигаться дальше?

Арно д'Эстутвиль: - Не знаю, монна, - признался шевалье, откусывая от сухаря потемневший кусок. - Я по-прежнему не слишком хорошо могу судить о расположении улиц Константинополя, а все ворота вызывают во мне священный трепет и нежелание памяти принимать их названия. Ввиду несметного числа, - уточнил Арно, опасаясь показаться пекарской вдове недружелюбным гостем, спесиво хулящим ее родной город. Ненадолго нормандец отвел взгляд от лица прекрасной хозяйки и осмотрел ее жилище. Мало чем отличавшееся от обиталищ иных ремесленников, оно, однако, сверкало завидной чистотой, несмотря на нехитрые фортификации в виде туго набитых мешков с песком и сдвинутой в сторону мебели. Печь, что еще несколькими днями ранее разрождалась хлебными коржами и румяными булками, теперь беззубо улыбалась прокопченным жерлом, тогда как убранные на полку противни всех размеров и оттенков меди тускло поблескивали в полумраке комнаты. Грубо стесанная лестница вела на верхний этаж, где, как предполагал д'Эстутвиль, находилась спальня Руфины, а может быть, еще одна крохотная комнатка. Сии умозаключения внезапно навели странствующего рыцаря на мысль, грозившую закончиться избиением скалкой или, в лучшем случае, изгнанием с вечным проклятием. Однако безумие, творившееся за окном менее дня назад, а также остатки хмеля в крови иноземца, сделали его достаточно отважным, дабы рискнуть своим изнеженным телом. - Боюсь, возвращаться в свое жилище будет не слишком разумным шагом... Мне придется снять комнату... - вслух рассуждал Арно, как вдруг подскочил на месте. - А... А вам не нужен постоялец, монна? Я хорошо заплачу, поверьте.

Руфина Мартиноцци: "Снять комнату". В Городе теперь было столько опустевших домов, что слова Эстутвиля могли бы показаться шуткой, но Руфина не имела оснований сомневаться в его серьезности, а потому это предложение прозвучало для ее слуха... трогательно. Его попытки вести себя по правилам, которые уже не существовали в павшем Городе, совершенно зачаровывали женщину. Возможно, несколько поколений ее предков разом перевернулись бы в гробах, узнав, что дочь семейства Мартиноцци испытала значительное затруднение, назначая цену за постой, но ей было так приятно знать, что в доме есть еще одна живая душа, что она готова была поселить у себя чудного кардинальского племянника и бесплатно. - У вас глаза честного человека, - искренне промолвила Руфина. - Если не пожалеете солида за месяц житья и столованья, из того - треть в задаток, то милости просим. Цена была бесстыдно завышена, учитывая, как мало хозяйка могла предложить постояльцу, но почему-то она была уверена, что, во-первых, Арно торговаться не станет, а во-вторых, не задержится в Константинополе на столь длительный срок.

Арно д'Эстутвиль: - Три солида, монна, и я немедленно заселяюсь, - задорно молвил нормандец, извлекая из чудом уцелевшего кошеля золотые монеты. Подобная расточительность, возможно, была неуместна, однако помощь доброй вдове не могла показаться лишней. Золото всегда золото, красуется ли на нем профиль императора ромеев или носатый лик Валуа. - Есть ли в вашем дворе колодец и бадья? Я желаю искупаться. Жизнь вернулась в тело рыцаря, а теперь его следовало помыть, дабы на новую стезю д'Эстутвиль ступил не только с чистыми помыслами, но и без следов недавнего винного блуда.

Руфина Мартиноцци: - Да, колодец, - слова Руфины прозвучали так неуверенно, будто она сама только-только вселилась в этот дом. Золотые монеты, которые с такой беззаботностью предлагал ей Эстутвиль, повергли ее в совершенное замешательство - казалось, он не понимает ценности денег и точно так же легко расстался бы не с тремя солидами, а с пригоршней камешков. Так поступают либо безумцы, либо люди, не привыкшие считать каждый медяк, и хотя одежда француза свидетельствовала именно об этом, Руфина все никак до конца не могла поверить в то, что ей на голову - то есть под ноги - свалилась настолько знатная птица. - Вы можете подняться наверх, посмотреть комнату, - все еще слабым голосом промолвила она, сжимая монеты в руке. - Я пока что наношу воды.

Арно д'Эстутвиль: Будучи знатным господином, давно вышедшим из пажеского возраста, когда сеньор, по необходимости или из блажи, готов загонять недоросля с поручениями, что твоего скакуна, Арно едва не брякнул "да". Однако вдова Паланеу была отнюдь не дворовой девкой, чтобы после трудов праведных ублажать хозяина. Разумеется, об ублажении речей не велось, более того, д'Эстутвиль покамест побаивался делать намеки с метафорами, в которых присутствовали альковы или все разновидности кроватей, от богатого царского ложа до вульгарного сеновала. Но разве грешно предаваться мечтам о любви? Греческие боги, давно позабытые ромеями, но входившие в моду среди латинян, совсем ей не противились. - Не могу оставить благородную даму наедине с ведром, готовым причинить боль ее нежным белым рукам. Вы позволите помочь? Где оно у вас? - Арно деловито огляделся.

Руфина Мартиноцци: Руфине тоже захотелось оглядеться - высматривая ту самую знатную даму с холеными ручками, которую Арно поминал и прежде. - Что вы, что вы, сударь! - энергично запротестовала она. - Если уж кому здесь и не пристало бегать с ведрами и ушатами, так это вам. Уж ни король, ни кардинал не глядели бы с отрадой на этакое безобразие, так что вы бы пошли наверх и прилегли немного. Я вижу, что вам стало малость получше, но добрый сон не повредит - особенно когда головой о мостовую прикладываются... Она деловито поправила закатанные рукава и потуже затянула завязки передника - вынужденное безделье настолько опостылело, что Руфина была рада любой работе.

Арно д'Эстутвиль: - Как я могу предаваться безделью, зная, что тяжелый труд выпал на долю женщине?! - возмутился д'Эстутвиль. По его собственному мнению, выглядел он достаточно сердито, чтобы убедить даму сердца в искренней готовности принести ей в жертву не только свой драгоценный сон, не менее драгоценное, ввиду его ограниченности, время и статус родственника едва ли не всей высшей знати Франции и Англии, но и руки, поясницу и абсолютное нежелание трудиться, кое в иные дни способствовало его изобретательности и изворотливости. - Нет уж, монна Руфина, вам от меня так просто отныне не избавиться. Сделав это прозорливое заключение, шевалье крепко схватил ведро, приютившееся в углу за печью. - Уж не сомневаетесь ли вы в моей силе и ловкости? - Арно вскинул бровь и коротко усмехнулся, полагая, что сейчас выглядит точь-в-точь как его кузен Джироламо, известный своими многочисленными и даже чрезмерными для монаха успехами на любовном поприще.

Руфина Мартиноцци: Отговаривать резвого шевалье дальше Руфина не стала - в конце концов, если благородному господину пришла охота поразмяться, кто она такая, чтобы препятствовать? Объяснив Эстутвилю, где искать колодец и в какую бочку наливать воду, сама хозяйка дома принялась разводить огонь. Хлопоты по приготовлению купели заняли куда больше времени, чем само омовение - оставив постояльца отмокать в корыте с теплой водой, Руфина целомудренно удалилась наверх, чтобы приготовить ему комнату, и спустилась обратно не раньше, чем Арно утвердительно ответил на вопрос, одет ли он. Тем не менее, взору доброй вдовы он предстал в виде, приводившем на память то ли языческие святки, то ли кулачные бои. Мастера старых времен запечатлели в камне предостаточно почти и совсем голых мужчин, чтобы у Руфины могло возникнуть подобное сравнение. - Это что такое? - спросила она со всей возможной строгостью, отметив, тем не менее, про себя, что француз недурно сложен.



полная версия страницы