Форум » Город » "Днем город как город и люди как люди вокруг..." - 31 мая, Галата, вторая половина дня » Ответить

"Днем город как город и люди как люди вокруг..." - 31 мая, Галата, вторая половина дня

Арно д'Эстутвиль:

Ответов - 64, стр: 1 2 3 4 All

Арно д'Эстутвиль: Муки совести не настигли кардинальского племянника, поскольку простыня, доставшаяся от щедрот хозяйки, прикрывала все самое срамное, а потому в обществе вдовы, успевшей навидаться всякого, о чем девицам не полагалось даже помышлять, можно было смело считать себя одетым в наряд ранних мучеников. Ночная сорочка, в конце концов, отличалась от его нынешнего облачения лишь тем, что скрадывала торс, но разве самого Господа не изображали на распятии в одной лишь повязке?.. - Полотенце, монна, - улыбнулся Арно, ловко орудуя гребнем, также пожертвованным доброй домовладелицей. Шевелюра его вновь обретала пристойный вид, отличный от прежнего вороньего гнезда, на котором вдоволь потоптался медведь. - Я покамест не осмеливаюсь надеть на себя это скверно пахнущее рубище. Шевалье указал на груду вещей, за которые еще три дня назад можно было выручить достаточно золотых монет, чтобы в течение месяца, а то и двух, сытно кормить семейство. - Если бы вы были так добры отдать его прачке... - д'Эстутвиль ослепительно улыбнулся Руфине, сопровождая свои слова тягучим взглядом, словно тот обладал способностью смазывать увиденное медом, которым гигантский нормандский шмель был не прочь полакомиться. - К сожалению, весь мой гардероб на другом берегу, а появляться же неопрятным в вашем обществе стало бы верхом неучтивости, монна.

Руфина Мартиноцци: Кардинальский племянник продолжал поражать Руфину своей евангельской простотой и, возможно, она вполне могла бы заподозрить, что над ней потешаются, если бы тот хоть на мгновение отводил взгляд, обращаясь к ней с очередным сногшибательным предложением. Но нет, небесно-голубые очи Арно взирали на нее если не с кротостью, то с должным почтением, и вдове Паланеу не оставалось ничего иного, кроме как сгрести в охапку его пожитки. - К сожалению, - в тон Эстутвилю отозвалась она, - один Господь знает, где нынче можно найти толковую прачку. Так что я сама займусь вашей одеждой, а вам, боюсь, придется пока поразгуливать в таком виде - я бы предложила вам мужнины пожитки, да он был на две головы выше и в пол-обхвата потоньше. Руфина не смогла отказать себе в удовольствии подразнить Арно, чтобы увидеть, каким станет выражение его благодушной физиономии, когда он поймет, что ближайшие часы ему придется провести с голым задом.

Арно д'Эстутвиль: Немало мужчин - и даже женщин - были наделены хорошим ростом и стройной фигурой, о чем Арно неоднократно напоминали добрые друзья и разгневанные родственники, да и самого его Провидение не обделило не только аппетитом, но и умением вдоволь посмеяться над собой, а посему словами ромейки он не был задет, разве что поплотнее запахнул свою многажды стиранную повязку. - Но рубаха-то с брэ у вас найдутся? - широко улыбнулся шевалье. - Поверьте, я далеко не такой бесстыдник... Здесь нормандцу хотелось ввернуть какое-нибудь заковыристое поэтическое сравнение, однако познания в итальянском внезапно подвели его. Дабы нарушить неловкую паузу, повисшую в воздухе, подобно стиранным шоссам, д'Эстутвиль поймал руку вдовы Паланеу, стоило ей на мгновение высвободиться из горы грязной одежды. - ...и питаю к вам самое глубокое и искреннее почтение, - нежно пророненные слова скрепил поцелуй, запечатленный на руке Руфины.


Руфина Мартиноцци: Руфина этак странно дернула плечом, как бывает, когда в самую последнюю минуту передумываешь хорошенько приложить кого-нибудь. К счастью для Арно, жесткая длань вдовы Паланеу не обрушилась на его склоненную голову, ибо в последний момент женщина вспомнила об уважении к сану дяди-архиерея, а заодно устыдилась собственной дикости - подумаешь, вон знатным дамам руки то и дело целуют, а они и бровью не ведут. - Я поищу вам что-нибудь, господин, - жест, которым она поспешила убрать ладонь обратно под охапку белья, живо напоминал улитку, пугливо ретирующуюся в свой домик. - А то бы прилегли, поспали, пока все высохнет. Дожидаться ответа Арно она не стала, будто боялась, что он снова примется целоваться, и поспешила в чуланчик, где долго копалась в сундуке с ветошью, пока не обнаружила мало-мальски подходящие вещи, оставшиеся то ли от кого-то из подмастерьев, то ли еще от отца Стефаноса.

Арно д'Эстутвиль: Похоже, Арно избрал для себя роль преследователя, поскольку, стоило вдове удалиться, ретиво направился за нею. Страдания от участи обитателя покоренного города, ранее заливаемые вином, сменились желанием самому сделаться завоевателем, менее жестоким, чем османы, однако, как и они, неумолимым и победоносным. - Это вещи вашего покойного супруга? - вопрошал он из-за плеча Руфины. - Вы до сих пор храните их... Торжественностью тона следовало подчеркнуть добродетель вдовы, однако плотоядность взгляда нормандца никак не вязалась с благочестием, ни некогда супруги булочника Паланеу, ни его дражайшего родственника.

Руфина Мартиноцци: - А если не его, так и не наденете? - с неожиданной для самой себя едкостью полюбопытствовала Руфина, вручая Эстутвилю одежду. Хотя тот пока что вел себя мирно и прилично, вдова внезапно ощутила смутное беспокойство, вызванное его любознательностью и неотвязностью. Слово "опасность" скверно сочеталось с видом кардинальского племянника, но он все же был мужчиной, а значит, женщине стоило держаться начеку, и это заставляло Руфину ерничать, применяя лучший из способов обороны - нападение. - Для нищих берегла, теперь вот и для вас сгодилось, - она с силой захлопнула крышку сундука, так что над ним взвилась пыль.

Арно д'Эстутвиль: И этот выпад не оскорбил Арно, наоборот, он расценил его как остроумную шутку, делающую честь иронии мадам Паланеу, которая все сильнее распаляла иноземца в его желании овладеть этой восхитительной женщиной. - Блаженны нищие духом и смиренные в сердцах своих, - шевалье широко улыбнулся, принимая из рук хозяйки неказистые обноски . Подобный наряд он никогда в жизни не надевал, предпочитая тонкое белье и дорогие шелка и бархат. Но рыцари из романов во имя долга и любви совершали и не такие поступки, как вмещение своих благородных телес в простонародные одежды. Удалившись в новое обиталище, д'Эстутвиль принялся облачаться. Чувства, испытываемые при этом действе, можно было описать как смешанные. Разгуливать по дому в чем мать родила было, безусловно, приятно, когда в таком же костюме хотелось узреть желанную особу, однако смущение, не вязавшееся с похотью, впрочем, нисколько ей и не противоречившее, заставляло сдерживаться в собственных порывах.

Руфина Мартиноцци: Судя по всему, господин д'Эстутвиль намеревался повсюду следовать за Руфиной, как цыпленок за наседкой - и пусть даже в этом не было никакого дурного умысла, она все равно чувствовала неловкость. У нее проскользнула было мысль вручить Арно молоток и отправить на улицу, закончить починку ставня, но опасение, что шевалье отобьет себе пальцы, заставило Руфину отказаться от этой замечательной идеи. В сегодняшнем Константинополе человеку благородному было себя занять решительно нечем, и вдове Паланеу пришлось смириться с тем, что у нее появилась вторая тень. К тому времени, как француз переоделся, Руфина успела замочить его белье, а теперь задумчиво рассматривала на свет пятна на щегольском сюрко. - Боюсь, господин, это вывести не удастся, - со вздохом сообщила она Арно.

Арно д'Эстутвиль: - Что ж, - не без сожаления вздохнул Арно - сюрко было из превосходного фламандского бархата, с узорами, совсем как у короля Карла! - эта потеря не столь велика. Куда страшнее лишиться вашего милостивого участия, монна Руфина. Между тем нормандец, желавший очутиться по правую руку вдовы, чтобы солнце не слепило и не затеняло лица ромейки, задержался за спиной у хозяйки. Соблазн подстерегал его на каждом шагу, и мужчина, весьма страстный, несмотря на облик и манеры, едва не застонал от обуревавших его чувств. И все же д'Эстутвиль помнил о крепкой руке Руфины и опасной близости оружия, вроде кочерги или скалки, чтобы тут же не накинуться на красавицу. - За счастье очутиться подле вас я готов поступиться многим.

Руфина Мартиноцци: Походило на то, что Эстутвиль решился любой ценой вывести Руфину из хрупкого душевного равновесия, и это придавало ей решимости не подавать виду, будто что-то ее на самом деле смущает. Пообещав себе и бровью не вести, даже если шевалье встанет на голову и подрыгает ногами, вдова принялась за свои дела, еще раз настоятельно предложив своему постояльцу подняться наверх и отдохнуть, но тот пренебрег благоразумием и предпочел слоняться за хозяйкой дома. Следовало признать, что прошло не так уж много времени, прежде чем Руфина перестала находить присутствие Арно раздражающим. Что-что, а рассказывать он умел, а она всегда была охотницей послушать занимательную историю. И пусть явного одобрения своим талантам повествователя французский кавалер не дождался, неопределенное хмыканье, доставшееся на его долю, вполне стоило лаврового венка. Вдова Паланеу опомнилась только тогда, когда дом залили густые сумерки и пришлось зажечь огонь в чашке со стружками, заменявшей ей теперь свечи и масляную лампу. - Спасибо вам за рассказы, господин, - повернулась она к Арно. - Вы, верно, устали за день - не время ли отправиться спать? Боюсь, ужинать у нас нынче нечем, но завтра я постараюсь что-нибудь раздобыть за ваши деньги.

Арно д'Эстутвиль: - Вы уже гоните меня? - искренне огорчился Арно. Маска расчетливого соблазнителя давно затерялась, то ли в погребе, откуда он помогал хозяйке доставать пустые чаны для хранения муки, то ли во дворе, где весь день обвисшим штандартом полоскались на ветру его рубаха и сюрко. Да и не была ли она всего лишь мимолетным заблуждением, подменившим собой искреннюю тягу к женщине, чья подобная спелой вишне красота и поразительная для южанки немногословность покорили его, теперь уже окончательно и бесповоротно. - Или я вас утомил своей болтовней? Простите меня, простите великодушно, - виновато улыбнулся шевалье, - вы восхитительная слушательница, и я готов бесконечно говорить, и говорить, и говорить... Лишь бы вы были рядом. В воздухе повисла неловкая пауза. В такие мгновения на круглом лице д'Эстутвиля особенно удачно смотрелась маска неуклюжего, но крайне трогательного увальня, смущенного близостью Дамы. Воздействие данного образа на последнюю в большинстве случаев, когда нормандец рисковал своей бессмертной душой, было удачным и завершалось к обоюдному удовольствию сторон. Но нынче он искренне растревожился, опасаясь отказа. То, что можно было восполнить не с дворянкой, так с пейзанкой, сейчас представлялось возможным и желанным осуществить исключительно при участии Руфины Мартиноцци. - Побудьте со мной еще, прошу вас, - Арно схватил руку женщины и коснулся ее губами, после чего внезапно выпрямился и, сжав вдову в крепких рыцарских объятиях, принялся жадно целовать.

Руфина Мартиноцци: Это было именно то, чего так опасалась и так напряженно ждала Руфина весь этот день, непринужденно переговариваясь со своим чудным гостем. И может быть, поэтому она растерялась - окажись на месте Арно был кто-то другой, если бы все произошло внезапно, она ни на на мгновение не задумалась бы, прежде чем отвесить наглецу звонкую оплеуху. При этом вполне вероятно, что вслед за этим решительная женщина приложила бы нежеланного ухажера ближайшим тяжелым предметом в пределах досягаемости. Что до Эстутвиля, то его наступление не было встречено должным образом, приличным для целомудренной вдовы. Он обнимал Руфину с силой, которую никак нельзя было предугадать в его комичной фигуре, и со страстью, которая была бы уместней, если бы он воровал поцелуи с уст принцессы Кипра. Следовало сопротивляться, но Руфина не могла - и не хотела. Ладони ее бережно легли на плечи шевалье, напротив, притягивая его поближе.

Арно д'Эстутвиль: Как ни странно, удара, которого Арно, осознававший всю дерзость своего поступка, ожидал, не последовало. Удивление от той легкости, с которой женщина подалась в его объятия, сменилось восторгом и такой уверенностью в собственных силах, что он даже не успел испугаться, настолько происходящее выглядело неправдоподобным. Кажется, он что-то прерывисто говорил ей на смеси французского с итальянским, рассыпая комплименты между поцелуями, в то время как оба они направились наверх, в единственную в доме опочивальню. Далее разум его погрузился в туман забвения, безропотно уступив желанию и инстинктам, пробуждающимся рядом с дорогим существом. Что шевалье мог утверждать наверняка, так то что он был ласков и нежен, несмотря на сжигавший изнутри огонь, подгонявший всякого мужчину к кульминации подобной встречи и нередко заставлявший пренебрегать потребностями второй половины свершавшегося действа. Он помнил, как помогал Руфине избавиться от одежды, наслаждаясь ее телом, открывшимся взору во всей своей первозданной и такой сочной наготе, распустив волосы, оказавшиеся столь густыми и на ощупь напоминавшие шелк, что нормандец едва не задохнулся от восторга. Кажется, она тоже посодействовала своему кавалеру в избавлении от ею же подаренного наряда, чтобы после вместе без лишней преграды насладиться друг другом.

Руфина Мартиноцци: Никогда прежде Руфина не понимала до конца, что такое плотский грех, и Стефан Паланеу, тихий, сдержанный во всем, вряд ли мог объяснить ей это. От любопытства она шаг за шагом приближалась к подлинному желанию, к той самой страсти, за которую после горят в аду, тем более порочной, что предметом ее был человек, с которым она была едва знакома. "Он уедет, и будто ничего не было... никогда... ничего..." - мелькали обрывочные мысли, пока Руфина отвечала на ласки Арно, пусть неумело, но с неподдельным воодушевлением. Один раз в жизни можно, потом снова будут одинаковые будни, похожие друг на друга, как бусины в четках, гладкие, без единой зазубрины: молись, трудись, умри, рассыпься прахом. - Я не хочу, - невольно прошептала она в плечо Арно, когда все уже закончилось, и неистовое биение сердца помалу-помалу стало успокаиваться.

Арно д'Эстутвиль: - Что? - продолжая парить в иных сферах и слышать гармоничное пение ангелов, Арно подумал, что упустил что-то важное, не уловил то, что пыталась донести до него Руфина. Руфина. Удивительной казалась метаморфоза, случившаяся с Палладой, которая на глазах преобразилась в Киприду, отринув сверкающие доспехи и облачившись в наготу, завораживающую даже сейчас, когда первый голод был утолен, и нежность, доселе скрытую под суровой маской недоступной вдовы. Кажется, в подобных случаях он всегда говорил немного добрых слов, искренне благодаря за подаренное наслаждение, после чего, довольный собой и миром, отправлялся в путь. Иногда ему случалось задерживаться, и страстные вспышки повторялись раз-другой. Но сейчас думать об отступлении, пускай и полюбовном, не хотелось. Нет, это было совсем не то, чего он желал. В этот миг ему было так хорошо и спокойно, что, вонзи в турок или англичанин кинжал в тело нормандского рыцаря, тот бы умер счастливым. Умиротворение, которого он не знал давно, нежданно настигло его в пылающем Константинополе, и Прекрасной Дамой, подарившей ему этот бесценный Грааль, стала Руфина Мартиноцци. - Чего ты не хочешь? - гладя свою женщину по чуть спутанным волосам, повторил д'Эстутвиль.

Руфина Мартиноцци: - Я не хочу умирать, - все так же шепотом отозвалась она, и слова эти прозвучали здесь и сейчас так нелепо, что Руфина тут же улыбнулась. - Не слушай меня, я сама не знаю, что говорю. Это помрачение какое-то. Думать, что все, происшедшее между ними, было совершено не в здравом уме и твердой памяти, оказалось бы очень удобно, но совесть не позволяла женщине списать все на происки нечистого духа. И в то же время она все еще не могла признаться себе в том, что просто хотела оказаться в объятиях этого мужчины. - Ты устал. Поспи, - она зеркальным движением коснулась шевелюры Арно.

Арно д'Эстутвиль: - И не надо умирать. Зачем? - искренне удивился Арно столь причудливому витку в мыслях своей возлюбленной. Кажется, наступил тот момент, когда утоленное желание начинало перерастать в привязанность, а вслед за тем и в потребность постоянно находиться подле женщины, подарившей свою благосклонность. Это отнюдь не пугало нормандца, до сих пор бежавшего от любых длительных отношений, видя в них действие, схожее с тем, когда птице обрезают крылья из боязни, что та улетит. Наоборот, подобный поворот казался ему сейчас столь естественным, что шевалье продолжал говорить так спокойно и расслабленно, насколько позволяли ему познания в тосканском диалекте. - Скоро я найду этого Исидора, а потом мы с тобой уедем, далеко, в мою страну. Там не так жарко, но зато нет турков, кругом зелено, а люди спокойны и приветливы. Последнее было похоже на ложь, ибо жители его родного края, весьма склонные к пьянству, ввиду холодных ветров и близости англичан, были в большинстве своем суровы, хотя д'Эстутвиль, проведший всю жизнь в окрестностях Руана, был вполне доволен соотечественниками.

Руфина Мартиноцци: Слова эти так удивили Руфину, что она даже чуть приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо - задача весьма трудная в сгущающихся сумерках. - Мы уедем? - переспросила она, пораженная не так образом далекой страны, как тем, что Арно уже строит планы их совместной жизни в будущем. Дух противоречия, неизменно живущий в душе каждой женщины, побеждал ее тут же поклясться, что она и шагу не ступит за городские ворота. И все же Руфина не сделала этого - может, потому, что поверить в это до конца было так же сложно, как и в удовольствие, впервые полученное ею от близости с мужчиной.

Арно д'Эстутвиль: - Д-да, - проговорил Арно, после чего повторил уже более уверенным голосом, - да. Здесь опасно, здесь все... иное. Трудно быть деликатным и откровенным одновременно, особенно ласкаясь в волнах неги, накатывающей после вожделенного мига. Не следовало ругать все то, что с самого рождения окружало жизнь Руфины, однако шевалье застал Константинов град в преддверии катастрофы, а после собственными глазами узрел гибель целого мира. Не естественно ли было желание покинуть место, наполненное страданием, сменив его на край, перешагнувший через опустошительное нашествие и вступивший в новую жизнь?.. - Я не хочу оставлять тебя здесь. И вообще не хочу покидать. Никогда. Положение напоминало какие-то немыслимые книжные истории, однако д'Эстутвиль мог поклясться на Писании, что слова его исходили от чистого сердца.

Руфина Мартиноцци: - Ты с ума сошел, - нежно улыбнулась Руфина. Ей хватило мудрости не объяснять Арно, что никто не ждет ее там, в его родных землях, полных юными и свежими девами, французскими королями и римскими кардиналами. Если ему и казалось странной жизнь за стенами Константинова града, то молодость вкупе с дядюшкиным золотом делала ее вполне сносной. Возможность же вернуться домой, к привычному укладу, и вовсе превращала поездку Византию в увлекательную, хотя и далекую прогулку. Стоило Руфине представить, как она оказывается на палубе корабля, где со всех сторон море и не видны даже купола Софии, как сердце ее наполнялось страхом. Подводные чудовища и подданные Папы казались ей одинаково опасными созданиями. И даже если она пожелает возвратиться из западных земель, дождется ли пекарня свою хозяйку в захваченном турками городе?



полная версия страницы