Форум » Город » Яд, мудрецом предложенный, прими - 31 мая, ночь » Ответить

Яд, мудрецом предложенный, прими - 31 мая, ночь

Луиджи Бальдуччи:

Ответов - 35, стр: 1 2 All

Луиджи Бальдуччи: Спокойствие молодого человека при ответе на деликатный вопрос, столь противоречащее недавней его вспыльчивости, вместо доверия только усилило подозрения генуэзца. Андреа был простодушен, но отнюдь не глуп, пытаясь встречным вопросом перейти из обороны в нападение. - Узнику, как птице, приходится питаться лишь крохами пищи, а сведения проникают к нему реже, чем дневной свет, - с широтой купеческой души мессер Луиджи не поскупился на черные краски при описании картины турецкого плена, а до сих пор жалобно ноющий желудок придал голосу искренней горечи. - Откуда мне черпать известия, кроме от вас, сьер Торнато, вы же, - негоциант позволил себе ноту грустного упрека, - не спешите отомкнуть кладовую своих знаний.

Андреа Торнато: - Увы... или к счастью, за собой она не таит ничего, что могло бы вызвать чей бы то ни было интерес, - улыбнулся Торнато. Упорство купца настораживало все сильнее, однако противостоять ему возможно было лишь спокойствием. - Я знаю не более вашего, а те мои слова касательно императора и его чудесного спасения, они были брошены в запале, дабы разозлить пашу. Басилевс пал, защищая свой город, и что бы ни происходило в дальнейшем, Константина было не воскресить. Но память и вера хранили его, поддерживая в людях надежду, пускай и бессмысленную. Она никоим образом не добавила бы сил генуэзцу, а его предложение было крайне великодушным, однако нарушить данную клятву было равно святотатству, более, чем поступиться целомудрием ради прекрасных глаз Михримах.

Луиджи Бальдуччи: Мессер Луиджи тихо вздохнул и с горечью признал, что это вполне возможно, даруй Господь ему терпения. Мнение его об уме Андреа опустилось вниз стремительней, чем чашка весов под грузом золотых монет. - Не буду говорить, что поступили вы неразумно, сьер Торнато, - покачивая головой и со скрупулезностью счетовода поминая все последствия "запала" скорого на замыслы дьякона. - Злоба врагов христиан не нуждается в поощрении, дабы умножиться стократно нам на погибель. Имя базилевса, живого или мертвого, подобно факелу во тьме, и упомянув его всуе, вы озарили светом не багрянородного императора, а свою скромную персону. И меня заодно, - припечатал генуэзец список оплошностей Андреа.


Андреа Торнато: Заблаговременно оценить последствия своей мальчишеской выходки - подобная возможность представлялась непозволительной роскошью, ввиду стремительного развития событий, отсутствия опыта у Андреа и его природной наивности, помноженной на горячность. Стала ясна суть расспросов негоцианта, доселе бывшего вкрадчивым, но теперь не скрывавшего своего разочарования. - Простите, мессер, - венецианец опустил голову, не находя иных слов, чтобы принести свои извинения Бальдуччи, пострадавшему от его вспыльчивости. - И что от вас требует визирь?

Луиджи Бальдуччи: - Требует - не совсем то слово, сьер Торнато, - невесело усмехнулся генуэзец. - Визирь любезно предоставил мне выбор. Или - или... - он умолк, предоставив завершить фразу соответствующими ужасами совестливого и чувствительного дьякона. Хитрость не возымела действия, осталось взывать к лучшим качествам Андреа, покуда они были еще живы в его молодом сердце. - Что ж, не будем больше об этом, - бодро заключил Бальдуччи, не спуская с Андреа внимательного взгляда. - Завтра я предстану перед султаном, вручу ему подношение, и если мне повезет, то раздобуду разрешение на отплытие корабля.

Андреа Торнато: - Но чем же я мог быть вам полезен, сьер Луиджи? - вскинулся молодой человек, горько сожалея о том, что послушался обезумевшую от горя императрицу. Люди, вознесенные Провидением на вершины мира, не видят тех, кто стоит у его подножия, и жертва последних суть пыль, ложащаяся под ноги избранников. - Я не могу оставаться в стороне, когда ваша жизнь подвергается столь великому риску. Андреа, сжав кулаки, ненадолго склонил голову к груди, после чего вновь распрямился, набрал побольше воздуха и изрек: - Я пойду с вами. Предстану перед пашой и скажу все то, что вы только что услышали. А там... пускай он сам решает, что делать. Вы ни в чем не провинились ни перед ним, ни перед его повелителем, и потому он отпустит вас. Лишь прошу, ежели визит наш закончится для меня тем же, чем завершилась невинная прогулка для Карло Торнато, отвезите монну Михримах в Венецию, к моим родным, дабы те приняли ее как мою законную супругу.

Луиджи Бальдуччи: Только при мысли о подобной миссии Бальдуччи содрогнулся с головы до пят. Безутешные неостановимые слезы осиротевшей юной вдовицы, перемежаемые упреками - а то и исполнимыми угрозами, учитывая мстительную кровь, текущую в ее жилах; объяснения с венецианскими родичами вкупе с монной Серафиной, супругой самого Бальдуччи, которая с ревнивой подозрительностью воспримет возвращение мужа вместе с молодой красавицей... В конце концов, турки зарились всего лишь на золото несчастного торговца, им не было дела ни до его души, ни до совести. - Ни в коем случае, - возразил генуэзец с пылкостью тем большей, чем ярче были картины возвращения на родину, рисовавшиеся ему. - Жизнь ваша вступила в пору рассвета, в то время как моя клонится к закату, поэтому резонно поберечь счастье и покой монны Михримах. Пойду я сам, для вас же, мессер, коли бремя благодарной вины столь тяготит вас, сыщется поручение в стенах этого дома на время моего отсутствия.

Андреа Торнато: - Какое же? - тронутый великодушием купца, Андреа был преисполнен готовности исполнить едва ли не любую его просьбу, ежели, конечно, она не касалась его веры, чувств к Михримах и долга перед семьей - явлений равновеликих и представлявших наибольшую для него ценность. Как стали тому свидетелями последние дни, все прочие предпочтения и желания были малостью, не столь существенной и значимой.

Луиджи Бальдуччи: Если генуэзец испытывал колебания, то они были недолгими. Беспокойство о пленнице оказалось сильнее неловкости при объяснениях. Да и какая неловкость или стыд - он хозяин в своем доме и в полном праве действовать во благо доверенной ему девицы. - Речь идет о монне Анне, - вполголоса проговорил он. - Я прошу вас позаботиться о ней, мессер, пока меня не будет, и удержать ее от ложного благородства. Девица вздумала покинуть меня из опасений снова навлечь беду на этот дом, вы только подумайте! Побуждение, делающее честь ее сердцу, но не уму, - рассмеялся Бальдуччи, призывая Андреа разделить его веселье.

Андреа Торнато: - Покинуть? Но разве... - испытанное дьяконом замешательство, теперь уже вследствие девичьего поведения, труднообъяснимого и, на первый взгляд, совершенно неразумного, ненадолго, но все же лишило его дара речи. - Разве не искала она спасения под вашим кровом, сьер Луиджи? И куда ей идти, ежели нынче ее положение мало чем отличается от положения прочих, не имеющих вельможной крови и родственников при императорском дворе? Что пришло в голову недавней пленнице и, как торжественно утверждал Тахир ибн Ильяс, супруге Заганос-паши, Андреа, мало искушенный в причудах, на которые был способен женский разум, не мог самому себе дать ответа.

Луиджи Бальдуччи: - Именно так, мессер, - обрадовался Бальдуччи возникшему меж родичами взаимопониманию. - Искала. Но теперь, узнав о моих злоключениях, монна Анна исполнена благородной решимости избавить друга отца от иных помнившихся ей опасностей. Молодость, молодость... - со вздохом заключил купец. - Пришлось запереть, дабы спасти девицу от себя самой. Я дал слово Михаилу Варда позаботиться о его дочери и сдержу его даже вопреки ее воле.

Андреа Торнато: - Что ж, если это принесет лишь пользу кире Анне, я готов помочь вам. "Если" прозвучало не случайно. Снова сомнение закралось в душу Торнато, уставшего от неопределенности, на которую столь щедра война. Что задумал Бальдуччи? Отчего дочь императорского советника надумала покинуть его дом, когда за его пределами ничего хорошего ее не ожидало? Выказывать же генуэзцу недоверие, возможно, несправедливое, было, по меньшей мере, неблагодарно и неразумно. - Вы позволите мне поговорить с ней? Или же будет достаточно, ежели я уверюсь в том, что она там, где вы ее оставили?

Луиджи Бальдуччи: Бровь негоцианта недовольно шевельнулась, словно потревоженная гусеница. В его планах Андреа отводилась роль бессловесного и покорного орудия, слишком поглощенного трудностями своего положения, чтобы интересоваться чужим, и неожиданная почти адвокатская въедливость родственника неприятно поразила его. О времена, о нравы! Где беспрекословное доверие и подчинение старшим? - Час поздний, мессер, - натянуто проговорил он. - Не стоит беспокоить сейчас монну Анну.

Андреа Торнато: Уклончивость генуэзца оказалась еще одним поленом, подброшенным в пока еще небольшой огонь в очаге недоверия. Однако слово, пускай и с оговорками, было дано, и отречься от него приравнивалось к бесчестью. Купцов нередко обвиняли в лживости и склонности к обману, но обещания, данные ими своим товарищам, ценилось едва ли не выше священного обета. Облеченный саном мог стяжать богатства и распутничать, но торговцу, нарушившему слово, не было больше веры среди других сыновей лукавого Меркурия. - Что ж, вы правы, сьер Луиджи, время темное. И вам следует отдохнуть, - Торнато, сын своего отца в то же мере, как и служитель Божий, поднялся, - и позвольте еще раз поблагодарить вас. Господь да благословит вас за вашу доброту.

Луиджи Бальдуччи: Мессер Луиджи величаво склонил голову. Не в том он был настроении, чтобы хлопнуть собеседника по спине и воскликнуть "Rem acu tetigisti" или "Золотые слова, друг мой!", но слова Андреа ему понравились своей редкой правдивостью. Воистину, доброта его не знает ни пределов, ни препятствий, и просит он в ответ разве что толику благодарности. Негоциант обиженно нахмурился, припоминая холодное высокомерие монны Анны. Впрочем, женщины есть женщины, а девицы - созданья еще более зловредные. - Ступайте, ступайте, мессер, - торопливо закивал Бальдуччи. Кроме покоя юной гостьи, он не меньше радел о собственном, поскольку прошлой ночью едва ли сомкнул глаза и теперь стремился к теплой постели, как олень к источнику вод. - О прочем... - генуэзец многозначительно посопел, благородно не желая попусту трепать имя ромейки, - мы уговоримся с вами завтра утром.



полная версия страницы