Форум » Город » "И все они ушли, а наши беды — здесь..." - 31 май, Галата, утро » Ответить

"И все они ушли, а наши беды — здесь..." - 31 май, Галата, утро

Фома Палеолог: Когда бы по делам господь судил людей, Не мог бы избежать возмездия злодей. А сколько на земле мы видели пророков, Пытавшихся спасти людей от их пороков. И все они ушли, а наши беды — здесь, И ваш недужный дух неисцелен поднесь. аль-Маарри (Перевод А. Тарковского)

Ответов - 42, стр: 1 2 3 All

Фома Палеолог: Помимо воли Фома схватил неосторожную девицу за локоть и одним прыжком очутился уже с темном углу, у гигантского сундука, некогда, очевидно, хранившего хозяйскую утварь или одежду - а теперь распахнутого и распотрошенного, словно живот несчастного, кому не повезло встретить янычарский клинок. Втолкнув свою спутницу в щель между наглаженным от времени боком и стеной, щель, в которую по здравом размышлении, она никак не могла поместиться, разве что сама была тенью или же призраком, он волчьим затравленным движением оглянулся, ища что-то, что могло бы послужить ему в качестве оружия. Охваченные страхом, князь и маленькая служанка замерли, с дрожью вслушиваясь в тишину и ничего не слыша, кроме грохота собственных неистово молящихся о жизни сердец. Все это было похоже на детскую игру - с той лишь разницей, что рядом не было строгой няньки, которая бы позвала сорванцов домой, ни величественной, на лебедь, плывущую по пруду, похожей матери, которая бы посмотрела на них строгим и одновременно ласковым взглядом. Сейчас воспитателем, который мог бы прочесть им приговор, были солдаты вражеской армии, и розга в его руках приобрела бы вид отточенной сабли. Но, как содеспот морейский не напрягал слух, ему не удалось различить среди звуков запустения признаков хоть сколько-нибудь опасного присутствия: видимо, турки или решили пренебречь беглецом, который наверняка переломал себе при бегстве руки и ноги, или продолжали рыскать по саду в тщетных поисках. Во всяком случае, сейчас в заброшенном доме и его окрестностях царила тишина. Фома повернулся к девушке. - Вам лучше укрыться. Нам лучше,- поправился он, осторожно приподнимаясь и делая шаг к спасительной двери, на которую указала Инес.

Инес: Инес вначале даже не поняла, что случилось и как она оказалась в том дальнем углу? Интуиция подсказывала - если ее новый знакомый за секунду так переменился в лице и еще больше напрягся, значит что-то не так, значит чего-то надо бояться... Девушка еще больше вжалась в стену, будто желая стать ее частью, и вся обратилась в слух. Что же такого услышал ее спутник, чего не смогла расслышать она? Но и в доме, и в саду было тихо, поэтому Инес облегченно перевела дух, когда поняла, что пока никто за ними не гонится. Не без труда девушке удалось вылезти из-за сундука (и как же ей удалось протиснуться в столь узкую щель? Правду говорят, что испуганный человек способен на многое из того, что никогда не сделал бы в спокойном состоянии!), она сделала несколько шагов к кухонной двери, и толкнула ее. Тяжелая дверь сразу не захотела поддаваться, и тогда Инес навалилась на нее плечом. Может быть, петли уже успели заржаветь, а может у служанки консула почти не осталось сил после пережитых волнений, но, так или иначе, дверь не открывалась. Поэтому Инес умоляюще обратилась к мужчине: - Вы сможете помочь? Пожалуйста...

Фома Палеолог: Не без внутреннего содрогания Фома прикоснулся к дверям, вставшим непреодолимой преградой между ними и безопасностью. Хотя... мысль о том, что, спускаясь в подвал, они загоняют себя в ловушку, из которой не будет выхода, заставила деспота морейского мгновение помедлить, прежде чем упереться локтями в стену, пытаясь сдвинуть с места тяжелую плиту. Разумом он понимал, что внизу сыщутся разве что следы поспешного отъезда хозяев - но воображение рисовало заваленный трупами и залитое кровью невинных подпол, где отрубленные головы громоздились одна на другую - еще один знак животного зверства осман. Но, стиснув зубы, барон Ахеи напомнил себе, что все это - лишь плод воображения; крепче перехватив медную ручку, мужчина потянул ее на себя. Раздался скрежет, как будто разом возопили и завизжали десятки неприкаянных душ - и, словно для полноты ощущений, в лицо ударил тошнотворный запах гнили. Фома задохнулся и, закашлявшись, вынужден был сделать шаг назад. Чувствуя, как подкатывает к горлу и начинает темнеть в глазах, он схватился за дверь,- но та под его весом неожиданно легко подалась, словно отпущенная невидимыми руками, и широко распахнулась , едва не сшибив беглецов с ног. Откашлявшись, деспот сделал шаг вперед, к каменной лестнице, скудно освещенной единственным узким окном, по традиции, расположенным вровень с землей и сейчас почти скрытым разросшейся без ухода травой. - Еще немного, и я поверю, что здесь водятся призраки,- пробормотал он, пытаясь разглядеть что-то в бледных лучах, которые скорей оттеняли, чем рассеивали непроглядный сумрак внизу. Потом, повернувшись к девушке, переспросил: - Ты уверена? Из этого места есть другой выход? Если турки сунутся сюда, мы окажемся подобны двум крысам, попавшимся в мышеловку. Хотя... сам бы я ни за что не пошел в место, где стоит такой запах.


Инес: Оказывается, Инес ошибалась - дверь нужно было не толкать, а тянуть. Но сейчас это уже не имело значения - из подвала ударил такой ужасный запах, что даже для служанки консула, привычной ко многому, это было чересчур. Поэтому Инес инстинктивно отскочила от открывшейся двери и чуть не закашлялась. - Наверное, пойдемте лучше наверх? - предложила она. Конечно же, девушка слышала оброненную своим спутником фразу о призраках, но пока решила ничего не говорить. Да, где-то там наверху - спальня доньи Иларии, комната, покрытая теперь пылью и паутиной. И там до сих пор висит портрет, с которого смотрит печальная черноглазая девушка - сама хозяйка в молодости... Как же это было давно! Когда семья консула переехала в Константинополь, соседка, порой заходившая к донье Марии с визитами, казалась маленькой служанке уже совсем старухой - это сейчас Инес понимала, что тогда донье Иларии было всего около сорока. Про нее говорили многое - будто она ведьма, или же будто именно она виновата в том, что ее невестка скончалась, не успев произвести на свет долгожданного наследника... В памяти Инес вновь всплыли эти старые сплетни, которые за десять лет умудрились обрасти самыми невероятными подробностями. Например, правда ли бывшая хозяйка дома по ночам превращалась в черную ворону и куда-то улетала? А кто может поручиться, что нет? Мало ли что у них, ведьм, на уме... Неизвестно, что лучше - задыхаться от невыносимого запаха в подвале, или же подняться туда, где каждая половица помнит шаги женщины, всегда облаченной в черное? А некоторые говорят, что эти шаги и до сих пор там раздаются... Но все же, немного поколебавшись, Инес выбрала второй вариант. В конце концов, духи ведь появляются только ночью! Чего уж там, девушке было страшновато. Вернее, очень даже страшно. Но понимание того, что за спиной - самая настоящая опасность, пересилило полудетский страх перед привидениями, и Инес медленно поставила ножку на первую ступеньку, тихо шепча: - Святой Архангел Михаил, Вождь небесных легионов, защити нас...

Фома Палеолог: - Нет,- внезапно решившись, проговорил Фома, перехватывая маленькую руку девушки, казавшуюся грубоватой в сравнении с его собственными холеными пальцами, точь-в-точь такими, какие будет со всем тщанием выписывать на своих портретах божественный Рафаэль. - Сказано в Писании: "не искушай Господа Бога твоего",- с неожиданной жесткостью в голосе произнес деспот, вынуждая девушку вернуться в полосу света, падавшего в комнату сквозь запыленное окно.- Если нам суждено окончить свои дни в этом доме от вражеского меча, никто не сможет сказать, что мы умерли, загнанные в угол, как крысы. Если турки явятся сюда...- он не договорил, но было понятно, что младший сын и брат императора не ждет ничего от появления новых хозяев. - Я ранил их вождя,- после некоторого колебания проговорил он, сочтя, что спутница, выручившая его на краю гибели, имеет право знать, за что спасенному уготована была отведенная ее рукой кара.- Не султана, но одного из его советников, может быть, даже кого-то из старших янычар... во всяком случае, он был одет как янычар. Будь я на его месте...- мужчина не произнес фразы до конца, но было понятно, что участь покушавшегося оказалась бы весьма незавидной. Какой-то звук, долетевший из внутренности дома, оторвал Фому от этой внезапной исповеди. Оглянувшись, он сделал шаг прочь от Инес, вскинув руку жестом, призывающим к молчанию и осторожности. Вторая рука, чуть помедлив, сделала знак девушке искать места, где она могла бы укрыться на случай внезапной опасности.

Инес: Инес смутилась, немного покраснела, но руку из руки мужчины выдернуть не решилась, пока он сам не отпустил ее. Служанка консула не понимала, зачем ее спутник начал этот разговор? Конечно, положа руку на сердце, ей было интересно, кто он такой, но сейчас время и место нельзя было назвать подходящими для таких откровений... Но все же теперь девушка поняла, почему ее новому знакомому нужно спрятаться, да понадежнее. Конечно, любой на его месте поступил бы так же! Хотя, нет - Инес сразу вспомнила дона Пере, его многочисленных родственников... Наверняка, они бы предпочли остаться, героически принять бой, а то и смерть в неравной битве, но не запятнали бы свою честь побегом. Но у маленькой служанки были довольно смутные представления о воинской чести, поэтому она судила со своей точки зрения, со стороны, желающей выжить во что бы то ни стало... "Скорее всего, - решила она, - дон Теодоро сделал все, что было в его силах!" И, конечно же, Инес даже мысленно не стала осуждать своего спутника. Стоит ли укорять того, кто на свободе может принести гораздо больше вреда врагам, чем в положении героического пленника, а то и хладного трупа? Он поступил разумно... По крайней мере, так сочла девушка. Внезапно какой-то странный резкий звук заставил Инес вздрогнуть в очередной раз. Значит, в доме есть еще кто-то кроме них! Взгляд девушки заметался по помещению, она пыталась просчитать, куда бежать в случае чего? Подвал и многочисленные кладовки отпадают... В сад через вон то разбитое окно? А успеется ли?

Фома Палеолог: Каталонка растерялась так явно, что стояла, ни в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, лишь переводя из угла в угол большие глаза, в которых застыло детское недоумение. На короткое мгновение деспот почувствовал сожаление и укол раскаяния: бедняжка, подобно маленькой птичке, привлеченной ярким оперением больших птиц, попала в ощип, и теперь могла лишь тихонько пищать, когда рука смерти заносила над ней огромный сверкающий нож. Подчинившись порыву, Фома подскочил к большому, распахнутому сундуку, в котором виднелись несколько ветхих платьев, которыми, очевидно, побрезговали мародеры и грабители. Пыльные тряпки полетели в угол, потом князь стремительно повернулся к Инес, не терпящим возражений тоном приказав: - Полезай! Если это турки - молчи и сиди, как неживая. Бог поможет, они не заметят тебя. Полезай немедленно!

Инес: Девушка вовсе не считала, что сундук - это хорошая идея, но спорить с доном так и не решилась. Да и просто не приучена она была спорить с господами. Сказано - надо, значит действительно надо, и никаких тут рассуждений! Остается только уповать, что в сундуке будет достаточно воздуха... Благодаря маленькому росту Инес смогла разместиться внутри без особого труда и, на первый взгляд, довольно удобно, если, конечно, можно рассуждать об удобстве в таких условиях. Правда, через некоторое время такая поза могла бы доставить каталонке немало мучений... А кто знает, сколько придется тут сидеть? Когда крышка сундука опустилась, девушка с удивлением заметила, что внутри не так уж и темно - немного света пробивалось через щели. Почему-то это слегка успокоило Инес, и она решила, что раз уж Бог счел нужным сохранить ей жизнь утром, то и сейчас Он ее не оставит...

Фома Палеолог: ... Руки княза ахейского дрожали так сильно, словно, опуская крышку сундука на голову маленькой каталонки, он закрывал собственный гроб. В последнюю минуту, спохватившись, он просунул скомканную тряпку между краем крышки и металлической оковкой стенки, оставив своей юной спасительнице возможность не только дышать, но и следить за происходящим. Сомнение на миг коснулось его сердца, ведь иногда, как известно, излишнее знание прямой дорогой приводит нас к смерти,- но времени для раздумий было немного. Идея оказалась поистине спасительной, потому что в последний момент тяжелое дерево выскользнуло из влажных от волнения пальцев, с глухим стуком ударив по ткани; от этого доска мелко задрожала, и эта дрожь, как круги по воде, волнами прокатилась по коже Фомы. Отскочив от сундука, он оглянулся, как попавший в ловушку зверь, ищущий убежища на открытой поляне. Но единственным местом, сулившим спасение, была пугающая, словно яма под вывороченным деревом, заполненная гнилой водой и копошащимися в корнях осклизлыми тварями, площадка ведущей в подвал лестницы. Выбора не было: брат императора метнулся за дверь и притворил ее за собой.

Иоанн Асень: Хотя дом лишился своих хозяев, это вовсе не значило, что он опустел вовсе - и ничем иным, кроме воли Провидения нельзя было объяснить, что среди десятков других покинутых жилищ именно здесь скрывались не только морейский деспот и его спутница, но и принц Орхан вместе с Асенем. Вызванная раной слабость шехзаде вынудила их задержаться: Иоанну снова пришлось исполнить обязанности лекаря, а паукам - поставщиков целебных средств. Удобно устроив принца в одной из спален, он на турецкий манер присел у входа, раздумывая над вопросами, далекими от веры и политики. Еда, вода, лекарство... и вдруг кто-то звучно чихнул, да так, что эхо зазвенело едва ли не по всему дому. Асень покосился на принца, который пребывал в забытьи, и осторожно поднялся, намереваясь выяснить, кто осчастливил их своим визитом. Оружием бывший хартулярий пренебрег: если там дюжина янычар или хотя бы один серьезный боец, головы ему так или иначе не сносить, а во всех прочих случаях он небезосновательно надеялся заговорить противника до полусмерти. Асень, крадучись, обходил одно за другим помещения первого этажа, и уже почти готов был уверить себя в том, что ему послышалось, когда распахнул очередную дверь и едва не нос к носу столкнулся с... возможно, теперь уже басилевсом Фомой.

Фома Палеолог: Эта ошибка могла бы стоить им обоим жизни. Когда дверь на лестницу распахнулась, поток солнечного света (в кромешной темноте подвала любой свет казался бы ярким) ударил брату басилевса в лицо, ослепляя, вынуждая вскинуть руку и инстинктивно отступить от надвинувшейся темной фигуры. Окажись в этот миг на месте нежданного гостя турки, дело бы решилось в один миг. Но сейчас словно невидимая рука удержала Фому, как если бы некий бесплотный посланник слетел в этот час на защиту последних выживших сынов Византии. Чудом удержавшись на крутых ступенях, он вглядывался в темный силуэт, в первые мгновенья гадая - почему медлят убийцы, потом - кого, врага или друга привело божьей волей в этот погибельный час к этому месту, потом - отчего вид этого человека кажется ему столь знакомым. И все эти чувства - колебание, сомнения, страх, радость и ликование, неверие сердца, и, наконец, словно последняя капля в букете медового, свежего хмеля - надежда - прозвучали в его словах: - Иоанн? Иоанн Асень?! Ни в миг торжества, когда во главе армии он въезжал в покоренный город, ни перед лицом Бога во время венчания, ни при вести о том, что супруга его разрешилась от бремени,- никогда Фома не чувствовал подобного ликования в сердце. Придворные, да что там - сама супруга, мать и братья этого всегда сдержанного человека изумились бы и не поверили собственным глазам, когда, сделав пару стремительных шагов вперед, брат басилевса остановился перед хартулярием, а потом быстро и горячо обнял его.

Иоанн Асень: - Кир Фома... - Асень механически похлопал принца по плечу, потом спохватился и, отступив на шаг, низко поклонился Фоме. как того требовало уважение к его высокому происхождению. - Вы один здесь? Как вы сюда попали? Засыпать вопросами возможного наследника рухнувшего престола было тоже против всяких правил, однако Иоанну в самом деле не терпелось узнать новости, которые мог бы сообщить князь Ахеи. В то же самое время он вовсе не жаждал делиться с принцем дурными вестями, которые давеча сообщил Галидис - отчасти в надежде, что они все-таки будут опровергнуты, отчасти уповая на то, что Фоме уже все известно о смерти его августейшего брата.

Фома Палеолог: - Здесь турки,- эта весть была главной, которую следовало сообщить сейчас, и единственной, которая, по большому счету, имела значение. Что бы не собирались эти двое сообщить друг другу, какими бы горькими или радостными не были эти вести - ничто не имело значения, если посреди этой беседы оба рисковали очутиться на том свете. Понимая, что подобные слова нуждаются в пояснении, Фома добавил поспешно. - Они напали на дом консула, и, думаю, что его судьба повторила судьбу перебитой Перамы. Боюсь, мы лишились наших арагонских союзников, кир Иоанн, как немногим раньше лишились связи с Венецией. Остается Генуя и Папа... но это лишь в том случае, если нам удастся выбраться живыми из этого места. Вы давно здесь, кир Асень? Может быть, можно где-то укрыться..? К стыду своему, Фома, взволнованный появлением соотечественника и охваченный новыми планами и надеждами, почти совершенно забыл о маленькой каталонке, закрытой им собственноручно в сундуке, и в эту минуту слышавшей каждое слово ромеев.

Инес: Поза, казавшаяся девушке столь удобной, на деле оказалась таковой лишь в первые мгновения. Но шевелиться было невозможно - сундук, некогда наполненный хозяйскими вещами, был вовсе не предназначен для того, чтобы в нем сидели (пусть даже и такие миниатюрные создания, как Инес). И, опять-таки, пошевелиться - значит, выдать себя... Мужчины говорили по-ромейски, довольно быстро, поэтому Инес понимала не все слова. Но из того, что она уловила, стало ясно, что ее спутник (Фо-ма... Да! Точно! Дон Томазо, а вовсе не Теодоро!) встретил кого-то знакомого. Скорее всего, это не турок... Хотя, кто знает - враг или друг? У страха, как известно, глаза велики, а маленькая каталонка уже достаточно напугалась в это утро... "Дон Томазо наверняка знает, что делает" - решила Инес. Точно так же, как еще пару часов назад она думала про действия дона Пере. И девушка вся обратилась в слух, зажимая рот, чтобы не чихнуть в очередной раз. Пыли-то в сундуке набралось порядочно...

Фома Палеолог: Как ни ничтожна была возня в сундуке, ее хватило бы, чтоб привлечь внимание турок, случись им добраться-таки до этого места,- но его едва хватило, чтобы напомнить о несчастной пленницу брату императора, охваченному радостным возбуждением от нечаянной, но столь многообещающей встречи. - Вы один?- продолжал он свой допрос, делая шаг в попытке покинуть свою темницу. Узкое пространство на лестнице в подвал более чем какая-то другая часть дома подходила к этому слову и его тягостный вид внезапно стал невыносим для деспота Мореи. Привычно сделав первый шаг к двери, он понял, что протиснуться в нее, не столкнув Иоанна вниз, никак не удастся. Самому же сделать даже шаг в эту отвратительно пахнущую тьму, полную, казалось, легионами чудовищ из детских страхов, казалось невозможным - и это внезапно напомнило Фоме о маленькой спутнице, запертой в тесном узилище наподобие какой-нибудь зачарованной принцессы из сказок дивного и проклинаемого Востока. - Кир Асень, чем дольше мы простоим здесь, тем больше шансы наших врагов обнаружить нас. Кроме того, мы здесь не одни. Отстранив хартулярия мягким и одновременно повелительным жестом, младший сын Мануила вернулся в маленькую прихожую, ставшую ареной для его с Инес разговора. Подняв крышку сундука, он склонился к сжавшейся внутри девушке. - Кира Инес,- обратился он к каталонке; сочтя невозможным титуловать ее как благородную девушку, он не сумел вспомнить подходящего к случаю слова.- Господь Вседержитель выказал нам великую милость, послав друга в час испытания.

Инес: Когда дон Томазо поднял крышку, Инес растерянно заморгала. Свет, показавшийся после темноты сундука слишком ярким, резанул по глазам, уже успевшим отвыкнуть от него за столь недолгое время. Бывшая служанка консула осторожно вылезла наружу и удивленно посмотрела на черноволосого мужчину, стоящего в дверном проеме. Друг? Ладно, если дон Томазо считает, что ему можно доверять, то и Инес пока его бояться не будет... Вдруг девушке стало немного смешно. Если этот человек был в доме, когда они пришли, то... Значит, вот почему она слышала какие-то странные звуки! Оказывается, существует более разумное объяснение, чем рассказы о привидениях! Но хоть Инес с детства была приучена не показывать своих эмоций в присутствии господ, сейчас она не удержалась и тихо хихикнула. Затем засмеялась уже громче - но смех быстро сменился всхлипываниями, ведь после тех потрясений, что каталонка пережила сегодня утром, держать себя в руках оказалось очень трудно... Довольно безуспешно Инес попыталась вытереть слезы кончиком косынки, всхлипнула в очередной раз, и нерешительно спросила: - Простите, а что вы... мы... делать дальше?

Иоанн Асень: Как и следовало ожидать, у Фомы было множество вопросов, которые он, к счастью, задавал один за другим, оставляя собеседнику возможность выбирать, на какой и как отвечать в первую очередь. - Восхвалим Господа за то, что Он уберег вас невредимым, - начал было Асень издалека, мучительно раздумывая, как бы удовлетворить любопытство морейского деспота, одновременно не сказав ничего лишнего, но тут Фома откинул крышку сундука, из которого на свет Божий восстала молоденькая девушка в платье простолюдинки. Очевидно, то, каким образом она сделалась спутницей брата басилевса, заслуживало отдельной истории, наверняка такой же запутанной, как и объяснение, почему бывший патриарший хартулярий охраняет покой раненого туреукого принца. Иоанну самому хотелось плакать и смеяться одновременно, стоило подумать, во что превратился Константинополь, однако он учтиво поклонился Инес, вежливо заметив: - Полагаю, разумнее всего было бы покинуть город, госпожа. Я провел ночь в этом доме, но не имею ни малейшего понятия о том, куда подевались его хозяева, хотя, скорее всего, они уже на пути в Венецию.

Фома Палеолог: Брат деспота принял как должное то, что к нему все обращаются в поисках решения - хотя, видит Бог, с каким удовольствием он переложил бы его сейчас на кого-то другого. Тавоко вечное проклятие багрянородных: каждый, кто стоит хоть на один шаг дальше, либо ожидает от тебя повелений, либо желает использовать тебя, не задумываясь, что тот, на кого устремлены взоры с ожиданием и нетерпением, может желать только одного - очутиться в этот миг далеко-далеко, на берегу моря, в своем доме, увитом побегом плюща и дикого винограда, рядом с женой и детьми. Брат его забрал себе не только громкую честь победы - он унес с собой на небеса возможность поступать не задумываясь, только под действием гнева или дурного настроения. Погубив целый город, целую империю, погубив их мать, он будет героем - а ему, кто рисковал головой, и теперь вынужден будет пройти через все унижения выкупа и, может быть, плена, достанется лишь снисходительная, брезгливая память истории. Слова Иоанна показались ему сперва безумием: даже если Господь смилостивился над ними и позволит невредимыми превратившуюся в разбойничий притон Галату, куда они направятся, втроем, без гроша за душой, сопровождаемые жадными взглядами нехристей, ныне видящих в любом греке и латинянине либо врага, либо поживу. Фома уже открыл было рот, чтобы язвительно поинтересоваться, не припал ли Асень в папской канцелярии полк охраны или корабль с вооруженной командой - но договор с Андреа и предложенная тем помощь внезапно ожили в его разуме, словно написанные чернилами по бумаге. Правда, срок им был только завтра, и воистину, только латинянин, подданный Светлейшей и ко всему равнодушной Венеции, может так безрассудно откладывать это деяние, когда счет жизни может идти на часы. Но мало было отплыть - нужно было еще найти прибежище и возможности достичь берегов Мореи. Но от того, чтобы поделиться столь радостной вестью с попутчиками, деспота удержала осторожность. Желающих покинуть сейчас павшую столицу было достаточно, чтобы вокруг молодого венецианца собралась целая толпа дядюшек и их хорошеньких дочерей - и трудно было ручаться, что возобладает в нем: родственный долг или же данное слово. - Боюсь, сейчас у нас нет подобной возможности,- тщательно подбирая слова, ответил он на надежды хартулярия.- Скоро здесь будут турки... если, конечно, два беглеца показались им достаточно жирной добычей.

Инес: Последние слова, произнесенные доном Томазо, заставили служанку консула всхлипнуть в очередной раз. Внезапно ей захотелось спрятаться обратно в сундук (или даже в тот страшный подвал), лишь бы турки, которые скоро должны быть здесь, не нашли ее. Все бы отдала Инес, чтобы сейчас проснуться в своей маленькой комнатке! Проснуться, и с облегчением понять, что это был всего лишь плохой сон - еще один из тех кошмаров, которые мучили девушку с начала осады... Теперь кажется, что это было так давно... Хотя последний такой сон Инес видела всего лишь пару дней назад. Тогда она, прямо как сегодня утром, бежала по саду из последних сил, а за спиной слышались чужие шаги. Девушка понимала, что не успеет скрыться, что преследователь ее обязательно догонит... Вот он все ближе, ближе - но раздраженный окрик "Опять проспала, негодница!" резко вырвал Инес из сна. А сейчас ведь никто не разбудит... Вот только у реальности, по сравнению с ночными кошмарами, было одно несомненное преимущество - здесь Инес была не одна. И девушка с надеждой перевела взгляд на знакомого дона Томазо - а вдруг он все же знает какое-то другое место, где можно укрыться?

Иоанн Асень: - Полагаю, что турки здесь уже были, - осторожно отозвался Асень, пока что сочтя излишним просвещать Фому относительно того, что один из них все еще находится под этим кровом. - Если дом уцелел до того, как султан запретил грабить Галату, то теперь, когда квартал под его защитой, здесь тем более можно чувствовать себя в безопасности... насколько это сейчас вообще возможно в Городе. Почему-то Иоанну с особенной остротой вспомнились последние мгновения жизни Мурада, внезапно павшего от руки убийцы, которого не подсылал никто, кроме самого Аллаха. - Однако мы не можем просто сидеть здесь и ждать с моря погоды. Будет ли мне позволено спросить, что вы намерены предпринять, кир Фома? Рассказывать сейчас о том, что он узнал от Галидиса, значило задержать принца в доме, а этого Иоанну хотелось меньше всего. Пусть другой сообщит скорбное известие, которое, в конце концов, может оказаться неподтвержденным слухом.



полная версия страницы