Форум » Город » "Суета сует и всяческая суета" - 31 мая, дом подесты, полдень » Ответить

"Суета сует и всяческая суета" - 31 мая, дом подесты, полдень

Зоя: Место: Галата, дом подесты, третий этаж Время: с 12 до часа дня

Ответов - 78, стр: 1 2 3 4 All

Зоя: Походило на то, что латинская девица навострилась бежать из этого гостеприимного дома. Иначе бы ей и в голову не пришло спросить такую глупость - только уличная девчонка вроде Зои могла бродить где попало без надзора и охраны даже в мирное время, что уж говорить о нынешней поре. Дочери благородных родителей пристало не выходить, а выезжать из дома - в носилках, чтобы не таращились почем зря, с прислугой - чтобы было кому подать, унести и пойти вон... Или еще, может быть, какая-нибудь прыткая опозорит себя, как ее потом замуж выдавать? - Как и у нас, в доме есть женская половина, - охотно поведала Зоя, - у нас - это у ромеев, значит. Называется по-ихнему гарем. Ходу туда нету ни одному мужчине, кроме хозяина, разве что евнуху. Лицо надо закрывать, когда ходишь по дому, чтобы никто чужой не видел. А зачем тебе за порог-то?

Эва Пере и Кабрера: - За порог? Просто интересно насколько различны наши и их обычаи. У нас же, например, служанка может дом покинуть по поручению господ, – Эва пожала плечиками с видом крайнего безразличия, не выказав, что ответ ее немного расстроил. Из него же стало ясно, что в плане выхода из дома у османов тоже были ограничения и эти ограничения были даже строже. Подумать только, в собственном доме прятать лицо?! Уж явно тогда просто так женщина выйти не может. Этой традиции Эва не могла понять, а может просто и не пыталась. Тем более, сейчас ее внимание было привлечено открывшейся истинной. Оказывается, Чалыкушу была ромейкой. Против воли в уголках губ каталонки появилась усмешка, в которой была и насмешка, и грусть. Однако почему-то сие не слишком ее удивило. Лишь мелькнула мысль о том, что вот и доказательство твердости веры ромеев, которую эта девица променяла. Но тут же сама себя Эва одернула, напомнив, что не стоит так скоропалительно судить, что этой ромейки судья будет только Бог и что по паре туфлей не судят о сапожнике. - Значит, ты ромейка, - это был даже не вопрос, а просто озвученное умозаключение. Едва вымолвив это, каталонка нахмурилась при упоминании гарема, который для нее ассоциировался с вертепом, а уж никак не с женской половиной дома. Однако слушать о подобном месте у нее не было желания пока, так что она даже и не стала вдаваться в подробности, но зато не смогла не поинтересоваться значением причудливого слова, что сорвалось с губ ромейки - Евнух? А это кто такой? – Во взгляде появился огонек любопытства.

Зоя: Не будучи уверенной относительно того, может ли мусульманка низкого происхождения самостоятельно выходить, скажем, на рынок, Зоя предпочла к этой теме более не возвращаться. Во-первых, ей не припоминалось, чтобы по Аркадиевому форуму бродили закутанные с ног до головы турчанки, хоть одни, хоть с телохранителями, а во-вторых, она полагала, что отныне принадлежит к тем счастливицам, которым вообще не нужно ничего делать, кроме как заботиться о своей красоте да развлекать господина. - Евнух? - неосведомленность латинянки в житейских вопросах не переставала поражать Зою. Она и предположить не могла, что столько вещей, казавшихся ей совершенно обыденными и очевидными, окажутся для Эвы в новинку. - Берут мальчонку, обрезают ему по самое не могу то, чем грешат, а потом ставят сторожить чужих женщин, чтобы никакого баловства и в помине не было. Таким даже самая раскрасавица без интересу. На улыбку Зои и выразительный жест, изображающий движение невидимых ножниц, наверняка не мог бы без содрогания взглянуть ни один полноценный мужчина. - Тот чернокожий, что привел тебя сюда - он евнух.


Эва Пере и Кабрера: Чем больше Эва узнавала о нравах османов, тем страшнее ей становилось, и тем сильнее росла неприязнь. Но еще больше ее поразило то, как все это говорила Чалыкушу – эта ее улыбка и выразительный жест, от которого не то что у мужчины, у женщины мурашки по коже пошли, что уж говорить о такой деве как Эва. Она перекрестилась при словах собеседницы - Какой ужас! Они что, правда, это делают? – Эва даже вздрогнула при мысли о подобном, и ей как-то стало жаль этого османа, что ее провожал, похожего на головешку в камине. Даже мелькнула мысль, что, может, поэтому они такие суровые эти османы. Если им всем что-то обрезают кому-то больше кому-то меньше. Может у них и мужчин, способных на продолжение рода не так много? Тогда понятно, почему они столько жен сразу берут. – Воистину варвары, - только и выдохнула Эва. Ненадолго воцарилось молчание, пока каталонка пыталась собраться с мыслями и вернуть душевное равновесие, после услышенного, а после произнесла - Значить, сейчас мы в женской части дома находимся, да? А вообще здесь много женщин? Просто ты первая, кого я увидела, - Эва даже едва заметно улыбнулась Чалыкушу. Хотя улыбка это была скорее из разряда приветливых, но не счастливых.

Зоя: - Вроде как в женской, да, - кивнула Зоя, размышляя, что для нее выгоднее: заверить Эву в том, что здесь больше нет других женщин, достойных общаться с благородной девой, или лучше пообещать, что вскоре здесь будут прочие наложницы Заганоса. - Пока что паша еще не обустроился здесь, да и мой господин будет жить в другом месте - какое ему назначит султан. Я могу помочь тебе, если ты будешь помогать мне, - Зоя вороватым жестом поддернула лиф платья, которое утром надела с превеликими трудами. - Сумеешь ли ты одеть и причесать меня по-латински? А я наряжу тебя так, как это принято у ромеев, - хотя в комнате не наблюдалось сундуков с нарядами, как в спальне, отведенной паше своему гостю, всегда можно было принести что-нибудь оттуда, если Заганоса обуяет внезапный приступ скупости.

Эва Пере и Кабрера: То, что они с ромейкой здесь одни, а именно так поняла ответ Эва, порадовало ее и немного успокоило, хотя в тоже время делало планирование побега сложнее. Все-таки среди множества дев легче затеряться. И пока Эва думала обо всем этом, ромейка произнесла то, что вызвало неподдельный восторг у каталонки. Идея с переодеванием словно была вторым дыханием для задыхающегося гонца, что долго бежал. И то, что и в доме османки закрывают лицо, как делала это Чалыкушу, тоже сейчас уже больше приносило радости. Конечно, если они друг друга оденут в иные одежды, то Эва сможет попытаться выбраться отсюда, притворившись походной женой…Мысль сбилась. Эва чуть нахмурилась, пытаясь вспомнить имя, господина Чалыкушу. Через мгновение просияла: «Конечно, Махмуд-паша, кажется». Однако не стоило торопиться, нужно было все обдумать, а главное разузнать - Я с удовольствием помогу тебе, Чалыкушу, и приму твою помощь, - улыбнулась каталонка и на этот раз улыбка была действительно с проблесками счастья. Человек со стороны мог бы просто трактовать сию радость, как чисто женскую: примерить новые наряды, принарядиться, и вряд ли бы подумал, что из простого предложения о переодевании пленница начнет строить план побега. И пусть она никогда сама не одевалась, но знала, как это делается. Чалыкушу же была такая хрупкая, что и корсет должен был потребовать больших усилий, чтобы стянуть девичий стан. С прической было сложнее, но Эва собиралась выбрать наиболее простую и подходящую. - Это было бы замечательно, никогда не носила ромейской одежды, - мысленно подумалось, что и не носила бы во век, но нужно. На лице же не отразилось и тени сомнения. – Например, можно сегодня вечером или поутру, одним словом, когда ты не будешь нужна своему господину. Махмуд-паше, кажется? - Уточнила на всякий случай каталонка, которая будто стряхнула с себя пепел скорби и оживилась.

Зоя: - Я-то знаю, когда понадоблюсь своему господину, а ты - нет, - засмеялась Зоя. - Негоже будет, если он застанет тебя неприбранной, так что пусть моя очередь будет первая. Принаряжусь и буду до вечера сидеть, чтобы красоту не порушить, - она уже проворно стягивала с волос покрывало. Окончательно уверив себя в том, что отныне и она может отдавать здесь распоряжения, Зоя поспешила приоткрыть дверь и уверенно крикнуть куда-то в пространство: - Эй, ты! Безбородый! Ты нам нужен! Имени евнуха наложница Махмуда-паши не знала, но относительно того, как его окликнуть, колебалась недолго. "Черномазый" было бы совсем обидно, он-то один здесь такой, будто в смоле искупанный, не отмоешься, а вот борода - дело такое... можно и птичьи клеем прилепить, если будет охота. Взяв себе на заметку при случае посоветовать евнуху этот замечательный способ стать мужественнее, Зоя взялась за шнуровку платья.

Сагад: Со стороны пленницы было, конечно, слишком большой дерзостью считать, что личный телохранитель Великого визиря будет являться, как собачонка, по одному ее слову. Великое искусство евнуха состоит в том, чтобы угадывать прихоти господина и предугадывать его малейшие капризы - и лишь для одного этого эта живая, лишенная пола кукла одевает и раздевает, прислуживает и улещает, карает и ждет, чего потребует та или иная капризная фаворитка. Требуется особое чутье, чтобы предвидеть, на кого сегодня падет милостивый взор вельможи, захочется ему веселья или наоборот, грустных песен, или его взор привлечет пламенный, как огонь, танец кобры, во время которого гибкая девичья фигурка вращается, вертится, изгибается и скачет между четырех змеиных голов, сражаясь не столько за одобрение повелителя, сколько за собственную жизнь; некоторые евнухи, особенно из далекой и таинственной страны Синь, даже создали для себя некое подобие касты, тайно правившей империей - но все это никак не касалось чернокожего пленника, который в ответ на Зойкин крик возник на пороге, одним своим видом, казалось, загораживая белый свет. ... Когда его глаза увидели, а память услужливо освежила перед мысленным взором образ бежавшей от Заганос-паши Анны Варда, так неожиданно появившейся возле дома, откуда она была похищена всего лишь сутки тому, Сагад не поверил своим глазам. Любой охотник втайне надеется, что добыча вернется в нору, но величайшей глупостью для самой добычи будет последовать инстинкту, говорящему, что ее спасение - там, где она проводила прежние беззаботные дни. Чернокожий, конечно же, слышал слова визиря, публично отрекшегося от своей страсти к ромейке - но слишком давно состоял он у янчар-аги в услужении, чтобы поверить в его полное безразличие. Поэтому, едва двери дома захлопнулись, скрывая беглянку и ее верную спутницу, арап, что было силы в ногах, пустился во дворец, чтоб принести своему господину вести о том, что птичка, без соизволения ловца покинувшая золоченую клетку, может быть вновь поймана в силок - если не для дальнейшей утехи, то для отмщения. Янычары, стоявшие на посту, сообщили ему, что за высокий гость почтил их своим присутствием, а также, что их хозяин шагнул теперь так высоко, как только могли помыслить рожденные не от султанского семени смертные. Они же поведали, что Мехмет-паша привез для развлечения новую женщину, и что сейчас он принимает у себя если не самого властителя правоверных, то кого-нибудь из его свиты. Смекнув, что не стоит волновать господина рассказом о найденной беглой ромейке, Сагад поднялся на третий этаж, движемый отчасти естественным любопытством и желанием взглянуть на новую наложницу господина, отчасти желанием разузнать как можно больше подробностей. Именно поэтому окрик Зойки коснулся его ушей в то самое время, когда, казалось бы, обязан был потонуть втуне и затеряться без ответа в памяти не владеющих греческим янычаров. ... Итак, он вошел, совершенно бесстрастно посмотрев на разоблачающуются ромейку, а затем кинув грозный, не сулящий ничего доброго взор в сторону Эвы. Донья Эва?

Эва Пере и Кабрера: Эва же поджала губки, едва сдержавшись, чтобы в очередной раз не проявить свой нрав и не заявить, что вообще-то нет у нее тут господ никаких. Мелькнула даже мысль, что может если она будет вся такая ужасная, неопрятная никому до нее и дела не будет. Эва тяжело выдохнула. «И отчего этой Чалыкушу на месте не сидится?» - с недовольством подумала она, и возникло стойкое желание приложить чем-нибудь увесистым девицу, что вот так взяла и порушила, только начавшие формироваться планы, став раздеваться, да еще и кого-то крикнув. Эва предположила, что евнуха и от досады, едва удержалась, чтобы ножкой не топнуть. - Что ты делаешь? Зачем зовешь кого-то? - Всплеснула руками каталонка, подскочив на ноги. - Здесь же нет одежды! - Эва оглянулась по сторонам, и ее взгляд наткнулся на мужчину, чья кожа была немногим светлее ткани ее платья. От неожиданности каталонка даже охнула и попятилась немного назад. Вид у этого мужчины был грозный. Он так смотрела на нее, что той стало не по себе - Почему он так на меня смотрит? – Поинтересовалась тихо Эва, подходя к ромейке. – Скажи ему пусть уйдет! – Вся иллюзия защищенности развеялась в миг. Если за беседой с Чалыкушу Эва успокоилась и даже немного забылась, то сейчас все страхи вернулись, и уже не казалась эта комната безопасным убежищем.

Зоя: Латинянка засуетилась так, будто одежды не было не в комнате, а на ней самой, причем вошедший слуга мог представлять какую-либо опасность для ее целомудрия. Это еще сильнее уверило Зою в ее превосходстве и опытности - конечно, хвалиться собственным бесстыдством было нечего, но дочь Анфима и Харитины вообще имела своеобразные понятия о приличиях. - Принеси из комнаты паши Махмуда... сундук с нарядами, - горделиво расправив плечи, новоявленная госпожа закрыла собой Эву, чтобы та не успела испугаться еще больше. Поначалу Зоя намеревалась просить евнуха доставить им платья, розовенькое с лиловеньким, желтенькое с золотинкой и еще зеленое с красным. Но потом решила, что даже скопец не может разбираться в женских бирюльках достаточно, чтобы в груде пестрых тряпок отыскать именно то, что кире Зое было благоугодно получить.

Сагад: Эфиоп выслушал попытку распоряжения с таким равнодушием, которому позавидовали бы и голые камни Стимбола, о которых так горячо распространялся двумя этажами ниже его владыка. Но сами слова, казалось, не произвели на него малейшего впечатления - и даже самый опытный гадатель на костях или на петушиных внутренностях, с которыми говорливая пленница была знакома и которыми кишели все рынки, от берегов таинственной земли Син до португальских городов, где эти умудренные и благородные люди, как правило, прятались, чтобы не быть сожженными по обвинению в ворожбе, не смог бы наверняка угадать, понял он что-нибудь из ее хвастливого тона или же нет. Пусть все женщины господина были для него на одно лицо - пока, сегодня, он не получал никаких приказов о том, чтобы служить той, кого притащил сюда бродяжка из покоренного города и кто провела ночь, услаждая собой повешенного солдата. Когда одна девица заступила путь другой - и тем на один шаг приблизилась к чернокожему, он недвусмысленным жестом положил руку на эфес своей огромной кривой сабли.

Зоя: Походило на то, что евнух не понимал языка ромеев, но, столкнувшись с непредвиденным затруднением, Зоя не растерялась. В конце концов, ей не раз доводилось видеть, как договаривались продавец и покупатель с помощью трех слов и двух жестов, не говоря уже о тех чудесных случаях, когда немые нищие начинали ругаться на нескольких языках сразу, стоило кому-то окатить их с ног до головы помоями. - Ты, - почти уткнула она палец в широкую грудь негра, - ходить... - уже двумя пальцами Зоя изобразила, как он быстро-быстро перебирает ногами, - ... где Махмуд-паша спать! - сложенные лодочкой ладони были немедленно прижаты к щеке, чтобы показать, чем там занимался турецкий патрикий. Зоя решила не вдаваться в ненужные подробности, хотя изобразить, как они с пашой коротали ночь, тоже было проще простого. - Ты... поднять сундук... - нечто громоздкое и прямоугольное было изображено в воздухе перед носом евнуха. - Тяжелый, кххх! Очень! Нести сюда, - приглашающим жестом обеими руками Зоя помахала от чернокожего к себе. - Быстро идти! - жест повторился, но уже в обратную сторону.

Сагад: Едва различимые на черной коже брови африканца взлетели наверх, когда девица, столь бойко начавшая беседу, до того осмелела, что принялась совать в него пальцем, словно желая проверить, живой ли он человек в действительности, или натерт каким-нибудь пачкающим отваром. По-видимому, эти народы никогда не подозревали, что на земле существуют люди с иными цветми кожи - зато хорошо умели расправляться друг с другом; иначе ее слова и растолковать было нельзя. По-видимости, эти девицы затеяли каверзу, желая извести третью, выдворить ее из дворца, а то и убить, когда соперница будет спать, утомленная ласками господина, а может быть, кого-то из высоких гостей, которых в доме теперь набилось предостаточно. Решив, что настала пора дать понять, что подобные приказы может ему отдавать лишь один человек на земле, африканец провел выразительную черту поперек горла и цокнул языком. У турок характерное цоконье языком со вздергиванием подбородка является жестом отказа, как у нас - мотание головой.

Эва Пере и Кабрера: Чалыкушу резво отдавала указания, ни капли не смутившись, что ее раздевающуюся видел мужчина. Пусть даже это и был тот, кого называли евнухом, если он таковым вообще был, потому как трудно вот так по внешности определить. Эве такое поведение казалось недопустимым и постыдным, даже если у этих османов подобное поощряется. Каталонка внимательно смотрела на мужчину, через плечо Чалыкушу, которая ее загородила. От чего-то ей казалось, что этот осман не очень-то похож на слугу, скорее на стража, особенно когда его рука легла на эфес. Это движение заставило каталонку содрогнуться и с новой силой вспыхнули воспоминания о произошедшем утром. Слова же Чалыкушу словно были пустым звуком для него. По разумению каталонки было бы лучше вообще не звать никого, а сейчас хотя бы не вести себя вызывающе, как делала это Чалыкушу, будто желавшая показать или доказать, что ее слово здесь имеет значение. Однако они обе пленницы, чужеземки для варваров и то, что ромейка делит ложе с каким-то османом, пусть и не последним человеком среди этих варваров, не давало ей гарантии безопасности. Она была пленницей просто в золотой клетке, получавшая какие-нибудь украшения или вещи, когда ее господин был доволен. Такое положение по разумению каталонки было еще более унизительным, чем быть просто пленницей, но сохранившей честь. Эва сейчас осознавала и понимала, что лучше не провоцировать османов, что вспыхивают подобно пламени в камине, если туда прыснуть вино. Путь, конечно, ее нрав не слишком был отличен, но она старалась его контролировать, хотя не всегда это и получалось. Когда же последовал последний жест османа, то Эва уже не могла оставаться безмолвной. Стало страшно, а что если он сейчас возьмет и просто перережет им горло, на это османы способны, а именно так расценила каталонка движение поперек шеи. Площадь, залитая кровью и тела, так и стояли перед взором. Эва чуть вышла из-за спины ромейки, оказавшись сбоку от нее, и положила руку на плечо. - Оставь его, не зли. Мы ведь можем просто пойти в ту комнату, где сундук с нарядами и не придется его туда-сюда таскать, - произнесла спокойно Эва. – Мы же можем пойти? – Взгляд устремился на османа. В голосе не было вызова или надменности, но и не было трепета, скорее небольшая настороженность. Подумалось, что, быть может, он просто не понимает их языка, а пришел, лишь услышав громкий голос Чалыкушу. – Ты нас понимаешь?

Зоя: - Ничего он не понимает, разве ты не видишь! - с досадой ответила вместо евнуха Зоя. Сейчас она горько сожалела о том, что вообще высунула нос из отведенного Махмуду покоя - неужели теперь чернокожий запрет ее вместе с Эвой и разлучит с ненаглядным господином да заветным сундуком? Подобное надругательство безмолвно стерпеть было бы невозможно. - Уйди, постылый! Сами принесем! Движение, которым бывшая циркачка указала слуге на дверь, вышло таким изящным, будто десять поколений Зоиных предков по отцовской и материнской линии занимались исключительно тем, что помавали ручкой, избавляясь от неугодных. Нечаянно получилось почти так же красиво, как оттопыренный мизинец, и Зоя решила при случае отработать этот царственный жест до совершенства.

Сагад: То, что девицы устроили ссору, было понятно и без перевода, и даже было понятно, почему. Не один и не два раза сопровождая своего господина по делам в дома других знатных господ, евнух становился свидетелем ссор между гаремными женщинами, доходившими порой до драк, во время которых избранницы старались нанести друг другу как можно больше уродств и увечий, в стремлении затмить всех конкуренток в борьбе за место в сердце своего повелителя. Тех, кого желали столкнуть с пути, калечили, обваривали кипятком, травили, вызывая у них при помощи пищи или испорченных притираний уродливую красную сыпь; несколько особенно тяжких случаев закончились смертью от укуса болотной гадюки - змеи, по преданию, умертвившей Клеопатру, и потерянным глазом, который ревнивица попросту выколола пряжкой от пояса. Впрочем, бывали и исключения - и, похоже, с одним из них Аллах привел евнуху встретиться на этот раз. Незнакомая девица, что то ли прибыла во дворец вместе с султаном, то ли была доставлена из города, похоже, еще робела своего нового положения: по крайней мере, вела себя куда как скромнее, чем ее товарка, подаренная вчера Заганос-пашой уважаемому господину Махмуду. Зато эта вторая не испугалась бы, похоже, и янычарской орты - и, судя по жесту, после постели второго визиря чувствовала себя здесь, как самая пестрая курица на самом высоком шестке, с горделивым и царственным видом кладущая желтоватое пятно на головы остального птичника. Но птичник - птичником, а дерзкая девчонка, похоже, всерьез считала себя здесь хозяйкой - и это досадное заблуждение, в другой день вызвавшее бы у эфиопа презрительную усмешку, сегодня могло досадить султану, и тем причинить вред Заганос-паше. Не снимая ладони с эфеса, он шагнул вперед, перегораживая выход из комнаты, и еще одним выразительным жестом давая понять, что покинуть комнату девицы смогут только через его труп.

Эва Пере и Кабрера: К сожалению, было похоже на то, что ромейка права и этот мужчина цвета угля не понимал их языка. Эва немного нахмурилась - И зачем ставить стражника, который не понимает самого простого? – Каталонка чуть передернула плечиками. Хотя тут же поразмыслила, что, наверное, в этом есть свой смысл. Если страж не понимает пленного, то им труднее будет сговориться. Хотя вот с этим, кажется, не договорились бы они даже если бы тот начала лопотать на ромейском как на своем родном. И все же теперь из-за этого, количество присутствующих в комнате увеличилось. «Того и гляди здесь скоро весь этот их гарем соберется. Вот и побыла в одиночестве», - мысленно вздохнула Эва, наблюдая между тем за картиной «Царица прогоняет прочь нерадивого слугу». И Чалыкушу с этим свои жестом, точно могла бы позировать для подобной картины, а вот слугу стоило поменять, потому как этот был слишком воинственный, да и не слуга, по крайней мере, для них. В последнем Эва все больше убеждалась. Когда же этот званный, но такой нежеланный гость сделал шаг и дал понять, что теперь выход из комнаты закрыт, каталонка испытала досаду несравнимую ни с чем - Он что теперь будет здесь стоять? – Озвученный вопрос не нуждался в ответе, потому что и так все было очевидно, а значить план побега, который был еще рисован на песке, теперь просто уничтожался порывами сильного ветра. Эва чувствовала, что гнев опять охватывает его, так что на мгновение прикрыла глаза и попыталась взять себя в руки, а после покосилась на Чалыкушу, в надежде, что та что-нибудь сейчас не учудит. Определенно нужно было избавиться от этого стражника. Вопрос только: «Как?».

Зоя: Благоразумие подсказывало, что пора отступить, но тщеславие все-таки взяло верх. После того, как наложница Махмуда-паши всячески подчеркивала свое особое положение в доме, казалось совершенно невозможным признать, будто она не сможет обуздать строптивого слугу. - Он сейчас за сундуком пойдет, - подбоченившись, негромко, но внушительно проговорила Зоя, при этом глядя не на Эву, а на чернокожего, будто тот был брыкливой коровой, только что легким движением опрокинувшей ведро с утренним удоем. - Ты... ходить... в комнату... и нести... сундук! - пантомима повторилась, теперь с еще большим воодушевлением, а в конце Зоя браво подкрутила невидимые усы подсмотренным у Махмуда жестом, скорчила страшную гримасу и пояснила: - Паша злой! Ты не ходить, паша тебя убивать! - черкнув пальцем по горлу, Зоя высунула язык, свела глаза к переносице и свесила голову набок, показывая, как неприглядно после этого будет выглядеть евнух.

Сагад: Ответом на угрозы - а в том, что это были угрозы, доверенный раб Заганос-паши не сомневался ни единого мгновения - была только презрительная усмешка. Женщина, с которой Махмуд-паша соизволил провести одну ночь, похоже, возомнила, что, один раз распахнув двери своего естества, заставит второго визиря также распахнуть перед ней двери благодеяний. Наивное желание. Если бы Сагад умел смеяться - не скалить зубы в бою, бросаясь навстречу врагам, подобно льву в стаю перепуганных зебр, а смеяться, как дети, в легких белых одеждах и пестрых шапочках резвящиеся у порога дома, или как влюбленные, получившие первый поцелуй и взывающие к своей царице - Луне - он, возможно, посмеялся бы над самоуверенностью ромейки. Однако, терять время здесь, охраняя пленниц, чтобы те не попались на глаза и не вызвали гнева юного повелителя, Сагад желал менее всего. Дождавшись, пока нетерпеливая девица прекратит корчить рожи и размахивать руками, эфиоп смерил ее долгим взглядом. Черный, как эбен, палец, описав дугу, уперся почти в нос Зое; длинные, отполированные ногти, концы которых были заострены подобно когтям и казались особенно белыми в сравнении с кожей, едва не оцарапали самый кончик этой горделиво вздернутой кнопки. - Ты,- сказал он по-арабски, тихо и тем тоном, от которого у нахалки должны были побежать по коже мурашки. Затем ладонь так же неторопливо очертила овал в пяди от ее лица, словно затягивая петлю, и клевком указала на пол. - Оставайся здесь. Иначе... Руки чернокожего взлетели вверх, как две невиданных птицы; он отступил, выбросив их вперед, словно затягивая невидимую веревку на шее стоящего на коленях человека, а затем Сагад, наклонившись, проникновенно произнес, щуря красные глаза и улыбаясь с садистской жестокостью. - Ксар.

Зоя: На мгновение Зоя замерла, ее уверенность в том, что никто не осмелится причинить вред собственности Махмуда-паши, несколько поколебалась, когда негр ткнул пальцем ей в лицо. Ишь, какие когти отрастил, небось, не хуже кота царапается... Но это и вполовину не испугало ее так, как угроза отволочь ее обратно к Ксару на аркане - пусть турецкий декарх был добр к своей Чалыкушу, это не могло идти ни в какое сравнение со щедротами, которыми уже осыпал ее визирь султана. Зоя привыкала к хорошему до чрезвычайности быстро, и вовсе не жаждала возвращаться в прежнее свое униженное положение. - Ладно, ладно, - ворчливо промолвила она, стараясь держать голову так же высоко, - ты иди. Мы ждем. Наверное, Анфим испытывал такое же радостное чувство, когда его ученый медведь переставал артачиться и покорно исполнял трюк. Чернокожий все-таки удалился из комнаты, оставив девушек наедине. - Вот видишь, - торжествующе взглянула Зоя на латинянку, - он меня слушается.



полная версия страницы