Форум » Город » "Судьба - верблюда моего веревка..." - 31 мая, Галата, дом подесты » Ответить
"Судьба - верблюда моего веревка..." - 31 мая, Галата, дом подесты
Озгур: Место: дворец подесты, 2-й этаж Покамест на меня не взглянет время, Мысль от него моя отвращена. Судьбы-верблюда моего веревка Не будет в руки шаху отдана. Носир Хисроу
Ответов - 45, стр:
1 2 3 All
Озгур: ... Несчастье выучит лучше любой школы. Еще два месяца назад, взглянув на старшего сына Орхана, мало кто мог бы решить, что это красивый, богатый, беспечный юноша, способный заплатить за четверку коней столько, сколько за сезон тяжкого труда собирали данники по всей нижней Струме, за одну ночь станет усвоит урок, который не дался ему за всю предыдущую жизнь. Даже осада, заставившая великий город почувствовать на своем горле руку голода, едва коснулась семейства турецкого принца: Константин, позволивший себе подвергнуть жизнь заложников риску гибели от османских сабель, никак не мог позволить себе уморить голодом того, над кем его милостью была занесена рука палача. Теперь же даже самый близкий друг едва ли мог узнать бы прежнего беззаботного принца в напряженном как струна, озирающемся, словно волчонок, юноше; даже широкоскулое лицо его, казалось, обтянулось и заострилось за одну-единственную ночь, что он провел в качестве пленника в шатре своего нового благодетеля Махмуд-паши. Тот Озгур-бей, что еще в начале зимы назывался наследным принцем османской империи, с негодованием отверг бы помощь человека, переменившего веру и, казалось, позабывшего все, что связывало его с прежней жизнью и своим высоким родом; теперешний шехзаде рад бы даже изменчивой помощи одного из сильных империи. Подозревал ли он за милостью Ангеловича какие-то тайные планы, дружественные или враждебные? Или, быть может, в наивности полагал, что тот, привлеченный возможностью получить милость еще большую, скроет претендента на трон из желания сменять одного на другого? Двигало ли отчаявшимся юношей лишь желание отомстить за брата, толкавшее его на любые союзы, в том числе и самые постыдные - или, обогащенный внезапно проснувшейся зрелостью, с рассчетливостью убеленного сединами мужа сам выжидал удачного момента для своей мести? Так или иначе, сын Орхана покинул комнату на верхнем этаже дворца в сопровождении бойкой девицы, которая, несмотря на явно нецарские манеры и столь же очевидную милость у турок не казалась ему опасной. Как видно, он не до конца еще усвоил урок, давно преподанный султану его ближними и каждый день теперь преподаваемый им самим: не доверять никому и всегда отовсюду ждать подножки, опалы или отравленного кинжала. ... Третий этаж не охранялся, и, если бы не шум, долетавший снизу подобно прибою, здание могло бы сойти за необитаемое. У юноши ком подкатил к горлу, когда он поставил ногу на первую ступеньку лестницы. Но... деваться было некуда - и он начал спускаться, с замиранием сердца ожидая, что вот-вот столкнется с кем-нибудь, кто положит конец его неначавшемуся спасению. И все же ноги его сами собой замедлились на площадке меж этажами; стараясь чем-нибудь оправдать эту слабость хотя бы перед самим собой, он повернулся к ромейке и произнес нарочито твердым и небрежным голосом: - И где твой сундук, женщина?
Зоя: - Где мой евнух? - требовательно спросила Зоя почти одновременно с юношей. Пусть для слуги Заганоса наверняка оказалось бы новостью - и скорее, малоприятной - что дерзкая ромейка считает его своим, тогда как ей не принадлежит ни собственное тело, ставшее собственностью Махмуда-паши, ни душа, принадлежащая... наверное, все-таки Аллаху. Из всех уже известных ей османских обычаев Зоя лучше всего усвоила тот, что совпадал с византийским: женщина, чтобы сохранить свое доброе имя, ни на мгновение не должна оставаться наедине с мужчиной, будь он даже столетним паралитиком. Как это часто бывает, от совершенного бесстыдства она воодушевленно устремилась к нравственности, но отнюдь не потому, что мучилась угрызениями совести за свои прежние прыжки по Аркадиевому форуму. Единственным, что вело Зою, было желание удержаться на той высоте, куда ее вознесла прихоть судьбы, а для этого требовалось соблюдать определенные условности.
Озгур: Голос и манеры девицы, старающейся вести себя словно ворона, нацепившая, как в известной басне, павлиньи перья, ее забавное самодовольство отвлекло бы от мрачных мыслей даже осежденного, рядом с которым палач уже намыливает веревку. Весьма вероятно, что его сердце уже попросту не выдерживало напора мрачных терзаний; от природы наделенный чувствительным сердцем, приверженным утонченной персидской поэзии ничуть не меньше, чем породистым лошадям и ловчим соколам, Озгур, как и многие великие персы, мог предаваться меланхолии навек утвердившимся порядком: с чашей вина в одной руке и обнаженной грудью девицы - в другой. Не то чтобы ему хотелось напоследок попробовать на ощупь названную часть тела "походной жены" Махмуд-паши, но быть рядом с молодой женщиной и не услужить ей - значило для семнадцатилетнего растоптать свою природу. Насмешливо поклонившись Зойке, он осведомился голосом, в котором звучало преувеличенное уважение: - Еще что-нибудь, госпожа? Глашатая, который возвестит о вашем приходе султану и его первым советникам, или носильщиков с паланкином, которые отнесут вас в указанные покои? Розовой воды, шафранных лепешек? Ширазского раба с газельими глазами, чтоб посыпал ваш путь цветочными лепестками? Неожиданно дял себя он рассмеялся, вообразив Зойку в фантастически богатом наряде, который, несомненно, пришелся бы по вкусу самой Клеопатре - большой любительнице золотых ожерелий - с мерно вздымающимся над головой опахалом, которое держал слуга-араб, в паланкине с парчовыми занавесками и абессинскими евнухами в шароварах по сорок арши, пытающейся протиснуться вниз по лестнице третьего этажа, на которой два человека могли пройти лишь прижавшись друг к другу. Самой привлекательной в этой картине была развязка, в которой болтушка вываливалась из своего роскошного ложа и повисала на перилах кверху кругленькой попкой.
Зоя: Было бы очень уместным ответить, что госпожа не нуждается ни в чем особенном, кроме большого острого ножа, которым бы следовало укоротить у турка ту часть тела, что обычно изображается согнутой в локте рукой, дабы высокородный Махмуд-паша ни на мгновение не мог усомниться в том, что его женщина не подвергалась никакой угрозе осквернения. Тем не менее, пусть Зоя про себя уже сочинила достойный ответ на эти издевательски-вежливые предложения юнца, она все же сочла, что знатной даме не пристало вступать в пререкания со слугой. - Поторопись найти моего евнуха, - заносчиво отозвалась она из своего кисейного мешка, уже капризно надув губы. - Господину не понравится, что обо мне здесь плохо заботились.
Озгур: Если бы к тому была малейшая возможность, Озгур-бей уже давным-давно оказался бы за множество фарсахов не только от дворца подесты, ныне превратившегося в разбойничье гнездо, но и от самого покоренного города. Куда идти потом, меньше всего занимало воображение молодого и пылкого принца, только бы избавиться от взгляда чужих глаз, который, казалось, прнеследует его на каждом шагу, от поступи за спиной и от неотвязной мысли о том, что он теряет драгоценное время, пребывая в праздности и безопасности в то время, когда его отец, брат и друзья, возможно, подвергаются смертельной опасности. Но почему-то у наследника не вызывало сомнения, что Махмуд-паша Ангел едва ли рискнул предоставить ему полную свободу, если бы не был уверен, что выход из убежища немедленно навлечет на его голову смертельную опасность. И все же... риск снова вдохнуть воздух свободы был слишком соблазнителен, тем более, что повод к тому подала фаворитка второго визиря. Озгур не понаслышке знал, что появление его женщины на людях не вызвало бы у того бурной радости, тем более, что вокруг бродили десятки, если не сотни мужчин, опьяненных еще не забытой победой и готовые излить свое внимание на все, что ходит и движется. Поэтому-то сын принца, насмешливо поклонившись, поспешил быстрым шагом продолжить свой путь, пытаясь унять бьющееся сердце и согнать со щек лихорадочный румянец. Но попытка, как и ожидалась, оказалась обречена на неудачу. Янычары, стоявшие на площадке лестницы напротив султанских покоев, по-видимому, имели приказ не пропускать ни единой души, очевидно, из опасения, что пленники и заложники, запертые в комнаты для прислуги, попытаются покинуть своих хозяев. Будь в старшем сыне Орхана чуть больше уверенности, что ему с легкостью удастся миновать остальные препятствия, возможно, он и возвысил бы голос - но теперь он предпочел отступить и воспользоваться живым тараном, который, как ему казалось, представляла собой предприимчивая девица. - Увы и ах,- возвестил он, возвращаясь наверх и обращая на Зойку взгляд, полный не слишком хорошо разыгранной скорби.- Как мне не жаль, несравненная, но, сдается мне, твои чары слегка поутратили власть над твоим господином: баше внизу не пожелали пустить меня далее, чтоб отыскать евнуха и твои платья. Боюсь, чудовище, что заправляет здесь всем, не знает покоя, поставляя Махмуд-паше и его владыке новых женщин; я слышал, что молодой султан и его ближние советники в своих желаниях подобны ослам и обезьянам, не ведающими различия между мальчиками и красивыми женщинами.
Зоя: - Понятное дело, обезьяне все равно, кто ее дразнит, а для осла задницы в седле все одинаковые, - охотно согласилась Зоя, не слишком вдумываясь в потаенный смысл чужих слов, никак в ее понимании с Ангеловичем не связанных. - Но, знаешь, если все новые девицы вроде той, что мы за собой оставили, так евнух до кровавых мозолей на пятках за медовыми яблочками будет бегать, а господам все неладно будут. Съесть не съедят, надкусят - выплюнут, скривятся... Пока юноша ходил на поиски чернокожего, Зоя здраво рассудила, что нет никаких помех к тому, чтобы молодой турок ею попользовался, прирезал и горестно объявил, что девка сбежала. Эта мысль немедленно оказала благотворное влияние на ее манеры, поэтому если в голосе ее и не было патоки, то уксусу явно поубавилось. - Господин говорил, что позовет меня плясать для басилевса, - многозначительно повела она бровями, позабыв, что лицо скрыто тканью. - Где сейчас паша Махмуд?
Озгур: Озгур-бей, положение которого было куда ближе к беде, подстерегшей каталонку, чем к внезапной милости, обрушившейся на фаворитку Махмуд-паши, при ее словах не мог сдержать горделивого движенья бровей. Удар, нанесенный ромейкой по возможной сопернице, вонзился в живое тело, ибо ни на что, кроме имени своего отца и благородства крови, бегущей в жилах, ему не приходилось рассчитывать. Да и то, дар этот по теперешним временам был куда хуже обоюдоострого меча, который держишь за лезвие: ведь давным-давно хорошо известно, что быстрее всех катится с плеч та голова, что выше других стоит над толпой. Ответ его Зойке был таким же внешне беспечным, хотя плохо скрытая насмешка в нем едва ли могла обмануть даже самого непроницательного человека: - И то верно: бывают такие яблоки, что плюют, да жуют, а бывают и такие, что каждый попробует да похвалит, однако ж, к столу подавать никто не спешит. На ишаке можно по горам скакать, а к падишаху и королю на арабском скакуне отправляются, хоть он и копытом бьет, и крупом поддает, и золотая сбруя на него в добрую сотню дукатов станет. Упоминание о басилевсе заставило остряка побледнеть. Краткие известия, полученные о Константине от Асеня, едва ли могли говорить о том, что тому сейчас придутся ко времени пляски бойкой девицы. Но вторая мысль, куда как более напугавшая его, тут же догнала первую: что если экскувитор, оповестивший о смерти императора, ошибся, и тот был ранен и схвачен в плен? Или, быть может, императором и басилевсом теперь именуют у турок деспота Дмитрия? Худшего поворота событий ему, сыну Орхана, трудно было представить. - Боюсь, красавица, что ждать твоих танцев ему придется долгонько. Внизу этой лестницы стоит янычар, и он не желает выпускать ни одной живой души, если о том нет прямого распоряжения его господина. Хотя, может быть, тебе и тот накоротке знаком?
Зоя: - Как знать, - туманно отозвалась Зоя, - вот и ты мне оказался знаком, хотя и вовсе не было ничего такого, а только пирог с требухой. Ну да ладно, если ты того случая не припоминаешь, пусть его никогда и не было, - уточнила она, сообразив, что турок не очень-то обрадовался, узнав, что его признали. - Выходить из дома мне вовсе не нужно, и пусть себе этот анчар там хоть корни пустит, на здоровье. Но куда-то же надо деваться, пока господин не призовет меня танцевать для султана? К той, - Зоя подбородком указала в сторону покинутой комнаты, - я возвращаться не хочу, в мои покои меня не пускают... Покои, конечно, принадлежали Махмуду-паше, а если еще точнее, то гостеприимному хозяину чужого дома, паше Заганосу, но Зоя уже привыкла считать спальню своей. - Ты слуга султана - скажи, где я могу подождать, чтобы без промедления явиться, когда позовут?
Озгур: Надменная дерзость девицы, делавшая ее кукольное личико острым, как пряные морковные шарики, которыми в детстве баловала его мать, могла бы развеселить и каменное изваяние (если бы, конечно, не заставило то обрушиться на девчонку градом потоком обломков). К тому же Озгур-бей испытывал беспокойство из-за ее постоянных намеков на встречу в городе. Сейчас и здесь ни один человек не мог бы с уверенностью сказать, была ли то искусная ложь,- а в том, что султан без промедления прикажет казнить всякого, кого заподозрит в хотя бы отдаленной близости к своему пропавшему дяде. История о смерти малолетнего брата, утопленного янычарами Заганос-паши в дворцовом бассейне, была слишком памятна всем, в чьих жилах текла кровь Османа, и едва ли можно было надеяться, что он проявит к молодому, красивому двоюродному брату, правнуку Сулеймана и наследнику двух почитаемых родов, большее сожаление, чем к тому, кто был зачат покойным султаном Мурадом. Одним словом, ссориться с ромейкой пока не хотелось. - Султан прибыл в этот дворец сегодня утром,- уклончиво отвечал он, рассеянным взглядом скользя по лестничным пролетам, словно прикидывая, есть ли иной путь очутиться внизу.- И Махмуд Ангел прибыл сюда лишь немногим ранее... хотя это, я думаю, тебе хорошо известно, как его... походной жене. Теперь уже сам принц слегка блефовал: за весь путь из султанской ставки в Галату, проделанный стремительным галопом, он не обнаружил даже признака женского присутствия. Если, конечно, какой-нибудь волшебник не заколдовал маленькую, с выразительными формами танцовщицу в рослого пышноусого делели. - Я не успел еще обойти весь дворец и подавно, не успел разузнать, где у Заганос-паши расположился гарем,- хитро прищурившись, закончил он свою мысль.- Но если ты хочешь порадоваться своей красотой не только султана, а и всех его верных слуг... думаю, подойдет любая комната. Если, конечно, твое влияние достаточно велико, чтобы заставить этого исполина выпустить нас.
Зоя: Зоя с ожесточением дернула съехавшее покрывало, возвращая его на место - со стороны могло показаться, будто она выпутывается из него, чтобы открыто посмотреть в бесстыжие глаза турка. - Да чтоб с твоей матерью так разговаривали! - с чувством пожелала она, упирая руки в бока. - Я тебе что, в похлебку плюнула? Или ты молча завидовать не умеешь? Разве я прошу у тебя крест со Святой Софии? В пылу собственного красноречия ромейка имела очень скверное свойство принимать желаемое за действительное, и сейчас она совершенно уверила себя в том, что Махмуд-паша и его повелитель в самом деле ожидают, когда она выпорхнет перед ними на ковер, чтобы сплясать с лентами или саблей - смотря что послужит к большему удовольствию зрителей. Не дожидаясь, пока сопровождающий что-либо ответит на ее гневную тираду, Зоя уже нарочито громко затопотала вниз по лестнице - оставалось только удивляться, как такое изящное создание может производить столько шума.
Озгур: Лицо юноши вспыхнуло гневом, но усилием воли Озгур-бей заставил себя смирить несвоевременный порыв. К тому же - нашлось его воображение - едва ли языкатая пленница представляла, на кого смеет говорить хулу: в былые времена, верно, она и все ее родственники были бы счастливы, если бы проезжающая в паланкине супруга принца Орхана уронила в их протянутую ладонь золотую монету или же кусок хлеба. Но колесо судьбы повернулось, и сейчас, возможно, в руках этой плясуньи, мечтавшей повертеть смуглыми бедрами перед братоубийцей и клятвопреступником. Сила азарта была, пожалуй, слишком уж хорошо известна наследнику турецкого принца, который провел едва ли не половину жизни на ипподроме и на пирушках с другими такими же буйными и вольными отпрысками знатных семей, подобно отжившим садовым деревьям, не слишком могущими похвастаться плодами и густой кроной, но зато изобилующими отощавшими чахлыми ветвями и веточками, на которых раз в десятилетие едва прибивалась какая-то чахлая поросль. Проще говоря, Озгур уже смекнул, что единственной, и наиболее вероятной возможностью выбраться из ловушки, в которую его завел чернокожий слуга, была дерзость и самоуверенность, с которой говорила и действовала "походная жена" его дальновидного покровителя. Но испытание, выпавшее Зойке на этот раз, было не из самых простых. Янычар, стоявший на площадке лестницы прямо напротив выхода на второй этаж, был одним из тех детей Румелии, что приняли свою судьбу воспламененным сердцем; неподвижный, суровый, он казался каменным изваянием, у которого жили одни только глаза, да и те неотрывно смотрели на небольшую дверь, за которой, по-видимому, скрывался кто-то или что-то, что этот новообращенный в ислам полагал едва ли не самым ценным в жизни.
Зоя: - Именем султана! - если бы эти слова были произнесены сочным басом какого-нибудь бравого делел-баши, вроде Сабита эль Ксара, они непременно заставили бы охранника подпрыгнуть на месте. Но, увы, - или к счастью, - ни в голосе, ни в стати Зои такой солидности не было. Единственным, что хоть как-то оправдывало подобную дерзость, было ее пышное одяние, хоть и пребывавшее в прискорбном беспорядке. Опыт, как известно, называют сыном ошибок; в этом отдельном случае Зоя не извлекла никакого урока из своего прыжка под копыта лошади Заганоса-паши. Короткая близость с пашой Махмудом придала ей самоуверенности, какую ромейка еще не испытывала, умоляя о милости его соратника. - Дорогу дочери мегадуки! - Анфим, услышав свое чадо, был бы весьма удивлен неожиданно присвоенным ему высоким титулом, но Зоя справедливо полагала, что янычару неоткуда знать, с кем он имеет дело, а если в мешке что-то мяукает - значит, там кошка.
Озгур: Впрочем, уличной плясунье не на что было жаловаться, ибо один человек если не подпрыгнул на месте, то лишь потому, что от изумления прирос к полу, не в силах двинуться с места от изумления. Озгур-бей не был ученым правоведом, но полагал, что подобное заявление окончилось бы для смелой девицы медленной и мучительной смертью. Разумеется, никто бы не стал принимать всерьез притязания девчонки, побирающейся под звон цыганского бубна, но за оскорбление высокородной девицы красотку скорее всего ждала бы публичная порка на том самом Ипподроме, где с толпа с равным интересом собиралась на состязания квадриг и казнь осужденных преступников. А византийские палачи издавна славились своим виртуозным умением не только развязывать языки и рубить головы неугодным, но и снимать кожу со спины осужденного одним мощным ударом бича. Однако, о происхождении Зойки шехзаде мог лишь догадываться - но вот предсказать то, что скажет или сделает вышколенный убийца в ответ на подобное вторжение на пррученную ему для охраны территорию, мог бы даже знаменитый герой из истории о муже-священнике, что служил мессу, пока любвеобильный падре вовсю доказывал свое расположение его супруге. Баше едва повернул лицо, бесстрастными черными глазами уставившись на возмутительницу спокойствия и ее спутника, словно приросшего к земле парой ступенек выше. Рука янычара вполне ясным жестом легла на рукоять тяжелой сабли, висевшей у него на боку.
Зоя: "Опять они за свое", - именно так следовало истолковывать тяжкий вздох, сорвавшийся с уст Зои. Из всего многообразного и выразительного языка жестов турки определенно предпочитали либо хвататься за оружие, либо чиркать пальцем по горлу. - Мой отец - мегадука Лука Нотарас, - неосознанно ромейка заговорила, подражая тону Эвы, который совсем недавно вызывал у нее столь сильное раздражение. - Только глухой не слышал его имени и не знает, что он уважает султана Мехмеда, как уважал нашего императора Константина. Дай нам пройти, мы будем ожидать, пока ваш басилевс и его советники смогут меня принять. На мгновение Зоя задумалась о том, что же будет, если янычар на самом деле проводит ее к султану, но потом решила, что сможет превратить свою дерзкую выходку в шутку, если только там будет добрейший паша Махмуд... а еще вернее, если его там не будет.
Озгур: Был ли караульный, охранявший покой светлейшего султана, и в самом деле глухим, или он просто не различал слов речи, которая некогда была ему родной,- этого ромейка и турок не могли ни знать, ни угадать. На воззвание бойкой девицы он отреагировал только тем, что передвинул одну похожую на каменный столб ногу, воздвигаясь, подобно колоссу Родосскому, поперек пути юных искателей приключений. Выражение его лица своей невозмутимостью сделало бы честь любому из греческих памятников. Озгур понял, что требуется его вмешательство. - Госпожа - новая наложница светлейшего Махмуд-паши Ангела,- чистым и звонким голосом, который ему не раз приходилось слыхивать от глашатаев, невещавших их дом и на званых пирах предварявших появление какой-нибудь знатной особы, проговорил он, делая несколько шагов вниз по ступеням и почти поравнявшись с ушедшей вперед ромейкой. Светлейший Махмуд-паша дал ей приказ предстать перед лицом солнцеликого султана, чтобы развлечь того беседой, песней или же танцами. Мне поручено сопровождать ее, так как девица эта, хотя обладает многочисленными и несомненными достоинствами, не говорит на благородном персидском языке и не способна изъясняться по-османски. Лицо баше вновь не выразило ничего, кроме бесстрастного равнодушия; казалось, с тем же успехом можно было обращаться к лестничным перилам или укрывавшему ступени ковру. Озгур почувствовал, как у него засосало под ложечкой. - Кажется, он не поверил, что женщина способна заинтересовать султана,- с двусмысленной ухмылкой сказал он вполголоса, обращаясь к Зойке.- Похоже, плакало твое выступление, и все твои наряды и драгоценности вместе с ним.
Зоя: Если бы турок посулил заживо спустить с Зои кожу, а потом посыпать живое мясо солью, он вряд ли мог бы напугать ее сильнее, чем обещанием навеки разлучить ее с сундуком и пашой Махмудом. Бедняжка сейчас чувствовала себя так, будто ее ухватили за шиворот и бросили в море там, где дна не достигнет самый опытный ныряльщик, поскольку же плавать она не умела сроду, оставалось лишь беспорядочно бить руками-ногами по воде и взывать о помощи к любому, кто услышит. - Султан Мехмед желал меня видеть, - Зоя зажмурилась, в ужасе от собственной дерзости, однако продолжала, пользуясь тем, что под покрывалом можно было рассмотреть разве что ее нос. - Кто ты такой, чтобы меня не пускать? Храни тебя Аллах, несчастный, - при этих словах она отряхнула с одежды невидимую пыль, намекая на то, что прах янычара, испепеленного господским гневом, может испортить шитье на ее роскошном платье. - Пусть его гнев обрушится на твою голову. Эй, ты! - оглянулась Зоя на своего провожатого. - Идем отсюда.
Мехмед Фатих: Решительность, с которой ромейка командовала теми, кто ей не подчинялся, и покрикивала на тех, кто был глух, не могла пройти бесследно. Во всяком случае, ее яркое платье и интонации, которые едва ли могла позволить в это время и в этом месте даже высокородная принцесса османского дома - или, как знать, может быть, что-то кроме этого - весьма заинтересовали одного из обитателей второго этажа, коих за последние сутки сменилось великое множество. Молодой человек немногим старше Озгура, невысокий, статный, но весьма для своего возраста и строения полнотелый, появился из дверей самой большой спальни с той неприметностью, которая лучше всего говорит о желании знать многое из того, что другие хотели бы скрыть, и о привычке добиваться этого всеми доступными и недоступными способами. Эта черта, а также роскошная, хотя и простая по крою одежда - шитая золотом пара и алый плащ, могли бы навести постороннего на мысль, что перед ним какой-нибудь избалованный царский любимец, спешащий поймать в воздухе очередные интересные вести. Темные, полные утомленной неги глаза, те, какие Хайям справедливо именовал красивейшими во вселенной, скользнули на спорщицу; при упоминании имени султана в них отразился короткий интерес. Мягкими, совершенно бесшумными шагами, казавшимися удивительными при его комплекции, красивый незнакомец направился к живописной группе и остановился, прислушиваясь.
Зоя: Плавным, почти танцевальным движением Зоя приподняла тяжелый подол платья, чтобы гордо прошествовать обратно вверх по лестнице - при этом она не забыла изящно оттопырить мизинцы, хотя, увы-увы, достойных зрителей поблизости не наблюдалось. - И даже если теперь если за мной пришлют, - сообщила она своему спутнику, - клянусь Аллахом, я и шагу не сделаю из своих покоев! Да если сам султан будет стоять под дверью и умолять, чтобы я вышла, не будет того. Подумать только, мне, дочери Луки Нотараса, будет указывать всякая... - новоявленная аристократка заколебалась между "цепной собакой" и "наглой мордой", но в это самое мгновение заметила еще одного незнакомца, и потому ее сомнительные речи остались непроизнесенными. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять - этот человек богат и, наверное, влиятелен не менее, чем Махмуд-паша. Сочтя, что даже дочка мегадуки не должна пренебречь в этом случая знаками почтения, Зоя учтиво поклонилась нарядному турку, немедля смекнув, что он мог бы отдать соответствующее распоряжение янычару и освободить ей путь к заветному сундуку.
Мехмед Фатих: Имя мега-дуки, судя по всему, не было вовсе незнакомо новому участнику этой сцены, равно как и ромейский язык, на котором произносила свои речи юная пленница. Улыбка, появившаяся на губах юноши, была полна снисходительности; казалось, из-под них вот-вот должны были появиться капли сладкого сока, как это бывает на карамели или фруктовом варенье, если оно слишком долго лежит на солнце. Сделав еще несколько неторопливых шагов и миновав посторонившегося янычара, которому едва достал бы до плеча, незнакомец приблизился к Зойке и ее спутнику. Его движения казались замедленными, как будто бы воздух вокруг него уплотнялся, закручиваясь в каком-то колдовском вихре: полы одежды, бахрома вышитого кушака, даже подвески на темном эгрете, украшавшем белый тюрбан - все это колебалось с такой неторопливостью, будто владелец роскоши двигался в воде или благоухающем меде. - Твой отец - достойный кир Лука?- не отвечая на поклон, но продолжая снисходительно улыбаться, проговорил юноша, глядя на девушку мягкими, бархатистыми глазами из-под длинных ресниц. На греческом он говорил с чистотой, достойной лучших ораторов, тихим и мягким голосом, который, словно родник, казалось, вот-вот должен был иссякнуть.- А ты, стало быть - кира Анна? До нас доходили слухи о твоем разуме и красоте, кира, но теперь мы видим, что они - лишь бледное отражение действительности, как отраженье в воде - лишь слабый блик всемогущего солнца. Наше сердце преисполнено радости от того, что ты решила разделить судьбу своего родителя и почтить приветом султана правоверных. Кто помог тебе добраться сюда? Кого мне благодарить за то, что он представил взору османского двора цветок, достойный лучших садов бесконечной вселенной?
Зоя: Никогда не сомневаясь в своей способности заговорить до смерти даже устрицу, Зоя, тем не менее, все же сомневалась в глубине души, что девушки из благородных семей изъясняются тем же языком, что и она. Слова нового турка развеяли эти сомнения без следа: назвал же он бывшую циркачку кирой, обратился же к ней со всем почтением! Стало быть, янычар только в силу врожденной тупости не понял, что перед ним знатная госпожа. - Ты должен поблагодарить за это пашу Заганоса, господин, - у Зои было не так много времени, чтобы задуматься над ответом, а потому она предпочла назвать не своего ненаглядного Махмуда, но его противника. Если станет понятно, что никакая Зоя не Анна Нотарас, громы и молнии обрушатся не только на ее голову, но непременно заденут и этого мерзавца.
полная версия страницы