Форум » Город » "Кто вы, ханум, чей лик сокрыт, как тайна?" - 31 мая, Галата, два часа дня » Ответить
"Кто вы, ханум, чей лик сокрыт, как тайна?" - 31 мая, Галата, два часа дня
Озгур: Место: дворец подесты, 3-й этаж
Ответов - 62, стр:
1 2 3 4 All
Зоя: В какое-то мгновение Зоя поймала себя на том, что слушает речи турка с разинутым ртом, как деревенский простак, которому ловкий проходимец за скромную плату предлагает приложиться устами к черенку метлы, которой - правда, и ничего кроме правды! - гоняла бесов со своей кухни святая Марфа. Легкость и искусность, с какой юноша на ходу подхватывал чужую неуклюжую ложь, была достойна всяческого восхищения, как любой безукоризненно исполненный трюк. - И очень хорошо, что нет, - как это часто бывает, сравнение, пришедшее на ум, направило мысли Зои в иное русло. - Я буду учить тебя плясать - для этого здесь, пожалуй, даже тесно, но пока сойдет. Конечно, можно было бы снова послать ловкого слугу за нарядными одеждами, но, прежде всего, казалось сомнительным, что ему удастся без приключений доставить их девушкам, помимо же этого ромейке попросту не хотелось делиться своими платьями.
Эва Пере и Кабрера: От слов Чалыкушу на лице Эвы отразилось нескрываемое удивление. Право, такого поворота каталонка не ожидала. - Танцевать? – Казалось, что ромейка просто пошутила. Да и разве можно за столь короткий срок выучить какой-то новый танец, а повторять то, что она и так умела, стоило ли на это тратить время. К тому же сейчас веселиться казалось кощунством. Конечно, в любое другое время каталонка с радостью бы подхватила эту идею, так как танцевать очень любила и часы проводила за этим занятием, дававшемся ей легко. По сравнению тоже музицирование, которое так же было любо, все же давалось сложнее. Танцы для приемов, танцы, которым место только в кругу семьи, танцы, которые просто созданы, чтобы поднимать настроение, - все это заставляло сердце биться чаще от счастья. Но сейчас было еще и сомнение, что ромейка сможет чему-то ее научить - И какому же танцу меня желает учить, походная жена второго визиря? – Настороженность и сомнение, но с примесью поистине детского любопытства, сейчас читались в глазах.
Зоя: - Танцу, который порадует любого мужчину, - с бесподобной самоуверенностью ответствовала Зоя, судорожно соображая, с чего было бы лучше начать собственно обучение. В свое время ей было достаточно просто наблюдать за матерью и пытаться более-менее успешно подражать ей, чтобы освоить азы. При этом, правда, следовало учитывать, что Анфим, едва дочь научилась достаточно уверенно ходить, весь свой досуг стал посвящать тому, чтобы развить и сохранить ее детскую гибкость, и поэтому последующее виляние бедрами под стук барабана казалось Зое, способной без особого усилия пятками коснуться затылка, не работой а развлечением. Как ни мало было ей известно об образе жизни благородной девицы, легко было предположить, что самым сложным упражнением, выпадавшим на долю Эвы, была необходимость самостоятельно надеть башмаки. Впрочем, не следовало принимать игру всерьез - прежде всего, нужно было как-то скоротать время до новой встречи с пашой Махмудом, а если при этом латинянка и впрямь чему-то научится... можно будет собой гордиться.
Эва Пере и Кабрера: - Если...- было начала Эва, но тут же осеклась, потому что едва не произнесла то, что могло закрыть дорогу на пир, но мысленно закончила фразу: «…порадовать султана, то лучше уже поплясать сразу перед змеями или сунуть руку в корзину с ними, так как приятнее яд чем радостный лик султана, а если танцевать перед кем-то вроде Заганос-паши, то лучше сразу устроить танец перед скорпионом итог тот же». В слух же продолжила - …Вы скажете мне название, то мы узнаем, быть может, известен мне этот танец, а еще лучше, если Вы мне его покажите, - конечно, Эва хотела увидеть вначале этот танец, так как какое-то внутреннее чувство нашептывало ей, что она не будет в восторге. Хотя, конечно, кто знает? Но в любом случае всегда любопытно узнать или узреть что-то новое. - Только видимо этот танец исполняется без музыки? – Нет, научиться танцу вполне можно и без музыки, главное уловить ритм, но музыка намного облегчает обучение, плюс ко всему дает более целостное представление. Хотя, конечно, где они сейчас возьмут музыку? С другой стороны, если Чалыкушу, как они с принцем говорят, поручено обучать танцу, то, наверное, должна быть и музыка. Но опять же Эва очень сильно сомневалась, что подобное было поручено. Одним словом, она вконец запуталась в своих рассуждениях и решила просто понаблюдать.
Озгур: В другое время Озгур-бей с удовольствием бы посмотрел, как дочь надменного латинского народа отплясывает под понуканием простолюдинки, которая выдавала себя за дочь Мега-дуки. Любой, кто до последнего надеялся, что Запад и Папа не останутся равнодушны к опасности, угрожающей Великому городу - а через него и всему христианскому миру - был жестоко разочарован, когда этой помощи не воспоследовало. Однако, доблесть истинного воина, сражавшегося рядом с принцем Орханом в элевтрийских гаванях*, не могла не проторить дорогу в сердце того, кто стоял над острыми скалами Марморры, высматривая десанты адмирала Байлоглу; к тому же высокородное происхождение сближает людей между собой более, чем они хотели бы в этом сознаться, да и задуманный план не мог бы осуществиться без доньи Эвы. Озгур повернулся, делая вид, что нечто привлекло его внимание на лестнице, и - о чудо!- узрел неторопливо поднимаемый кем-то из прислуги сундук, доверху полный пестрыми тряпками. - Аллах смилостивился над тобою, как видно. Твой покровитель, как видно, счел, что ты должна предстать перед султаном одетой не в это тряпье,- он небрежным жестом коснулся края пестрого платья.- Так что спеши, пока со всех сторон не налетели другие пленницы и походные жены и не растащили по лоскутку все, что ты с таким жаром выпрашивала у этого низкорослого индюка. * Отряды каталонцев с доном Пере Хулиа во главе действительно стояли рядом с отрядами турок Орхана.
Зоя: Если бы какому-нибудь священнослужителю вздумалось прочесть в павшем городе проповедь о женской суетности, то вряд ли ему удалось бы найти лучший живой пример, чем бывшая циркачка. Стоило Зое узреть сундук, который слуги несли с не меньшей торжественностью, чем иудеи - Ковчег Завета, как немедленно были позабыты все пляски, похвальба и мелкие козни. Она сорвалась с места с такой живостью, будто впереди ее ожидала встреча если не с кем-то из утраченных родственников, то, по меньшей мере, отпущение всех грехов, тайных и явных. Предоставив турку объяснять Эве, какая муха укусила многоуважаемую киру Анну, та сосредоточилась на наблюдении за носильщиками, деловито давая советы, как приподнять и повернуть сундук, чтобы его содержимое (по совести, порядком измятое) никак не пострадало. В результате сложных перемещений Зоя оказалась почти на середине лестничного пролета, где ее посетила еще одна умная мысль. Если уже никто не боялся нарушить покой султанского совета, таская взад-вперед женские пожитки, возможно, османский басилевс уже отпустил своих приближенных восвояси. Не выйти навстречу Махмуду-паше для Зои значило упустить великолепную возможность произвести впечатление своей преданностью господину, так что сразу же после того, как сундук водворили в спальню, его счастливая владелица уже скакала по ступенькам вниз, к своему высокому покровителю.
Озгур: Как известно, даже самый лучший астролог и предсказатель не может точно определить срок Судного дня, час своей смерти,- и то, сколько времени женщина может смотреться в зеркало, примеряя новые наряды и украшая себя разнообразными драгоценными вещицами. И сейчас каждая минута отсутствия самозваной Анны была дорога: едва ее спина в пестром одеянии исчезла в дверном проеме, Озгур-бей повернулся к каталонке. - Донья Эва,- его кошачьи глаза блеснули напряжением и с трудом сдерживаемым напряжением.- Донья Эва, у нас слишком мало времени, чтоб предаваться расспросам о том, как и какой тропой привела нас судьба в это логово зверя. Прошу вас лишь об одном: если вы пребываете здесь по доброй воле - во имя вашего Бога, во имя вашего отца, который бился против турок бок-о-бок с моим позвольте мне остаться неузнанным и покинуть это место. Если вас удерживают здесь против воли, помогите мне отыскать путь к спасению. Если...- смутившись, он смолк, ожидая от пленницы какого-нибудь знака того, что она слушает и что ему следует ожидать от нее еще одного разочарования или новой надежды.
Эва Пере и Кабрера: Едва Озгур закончил речь, как ромейка подобно голодной кошке, услышавшей звон чашки на кухне, бросилась прочь из комнаты. Эва лишь в очередной раз удивленно посмотрела в след убегающей девице, отметив ловкость и проворность с которой та передвигалась. Но пребывала каталонка в состоянии удивления и некой растерянности не долго, так как Озгур обратился к ней, называя по имени, говорят об отце, а значить помнил, и это вселяло надежду. Эва сделала несколько шагов на встречу и остановилась в паре шагов так, чтоб один собеседник мог услышать другого и при этом говорить негромко. Озгур сказал, если по доброй воли, если против воли, если…Какой мог быть третий вариант? - Если что, Ваше…- Эва осеклась, поймав себя на мысли, что не знает как ей стоит обращаться к принцу. Продолжать игру? Но ради кого? Зрителей же теперь у них не было. Хотя с другой стороны и у стен есть уши. Каким именем его называть? – Простите, я не знаю, как лучше мне к Вам обращаться в данной ситуации, - она слегка пожала плечами и кинула настороженный взгляд в сторону дверного проема, в котором недавно исчезла ромейка и, которая вполне могла вернуться в любой момент. – Клянусь Вам перед Богом и памятью моего отца, что сохраню вашу тайну, как и в том, что не по доброй воле я здесь и готова помочь всем, чем смогу. Хотя вряд ли пленница вроде меня может многое. – Черные глаза каталонки пристально смотрели на принца, словно она желала прочесть в лице собеседника ответы прежде, чем он их озвучит. Могла ли ему она верить? Не была ли это очередная игра или ловушка? – И простите меня за дерзость, но я спрошу без утаек и попрошу. Дайте слово, что и я могу Вам доверять, потому как я уже не знаю, кому можно верить, когда вчерашние союзники открывают объятия врагам, называя вас врагами. И молю Вас об одном, если вы найдете путь к спасению во время пира или после, то помогите и мне отыскать подобный путь, если это будет в Ваших силах, - говорила Эва пылко, но не громко. Надежда с новой силой разгоралась в ее сердце.
Озгур: Памятью отца? Эти слова заставили принца побелеть как полотно. Вот, значит, что было причиной появления доньи Эвы в этом доме: как многие другие дети высоких чиновников и благородных семейств, они свезены были в логово османов, чтоб удовлетворить если не их тело, то кошелек. Кому, как не османскому принцу, самому прожившему жизнь в качестве почетного заложника, было знать, что ожидает девицу знатных кровей, отец и братья которой сложили голову под саблями убийц. Каталонская колония в городе служила для османов тем более лакомым куском, что именно их ровно сто пятьдесят лет назад нанял предок нынешнего императора для борьбы с крепнущими силами турок. Союз этот был столь же некрепок, сколь и кровопролитен, и предводитель Companyia Catalana d’Orient нашел в Адрианополе свою смерть - но едва ли мстительные потомки тех, кого альмуговары истребили с жестокостью, пронесенной с кровавых поле Реконкисты, пожелал позабыть об этой вражде. К тому же Озруг-бей, перед глазами которого еще не угас окровавленный закат на набережной Перамы, лучше других понимал тактику, избранную его дальним родичем: доблесть, проявленная в сражении против турок солдатами дона Пере, и способная принести ему величайшие почести в случае победы ромеев, теперь принесла ему смерть, невзирая на все султанские фирманы и договоры о мире. Нахмурившись, он произнес, устремляя на собеседницу мрачный взгляд, в котором более проницательному человеку увиделось бы не одна только печаль, но и ожидание мрачных предвестий: - Скорблю вместе с вами, мадонна, о кончине славного и отважного человека, каким был ваш отец; горжусь, что последние дни его жизни мне довелось пробыть, пусть и недолго, с ним рядом, и увидать отвагу, проявленную им и его высокородными сыновьями. Все мы в воле Аллаха, и ему, милостивому и милосердному, было угодно призвать его к себе, не дав отведать позорный плен и увидеть смерть собственных детей... "... и позора собственной дочери". Он не сказал этого, но впервые за это время, всецело посвященное скорби по сгинувшему отцу и брату, уведенному Ангелом в никуда и так и не вернувшемуся в его объятия, мысли юного отца и мужа обратились к собственной семье. Отослав супругу и малолетних детей на корабле в неизвестность - не слишком ли он был успокоен, надеясь, что знатность и богатство уберегут последник в роду Орхана от опасностей долгого пути, уповая на то, что сторонники в Анатолии и в землях Мамелюков будут достаточно благосклонны к тем, чье величие и защита канули вместе с падением Византии. Но... что он мог сделать, кроме того, что уже сделал для них, и что мог попросить у Всевышнего в часы своей жаркой молитвы? А здесь... здесь ему по силам было сделать еще очень многое. - Спасения нет,- сухо проговорил юноша, опуская глаза и заставляя себя говорить ровно, как если бы его сердце не терзали мучительные сомнения, не грызла вонзившаяся в него боль.- Дом охраняется слишком хорошо, чтобы возможно было выбраться из него; неудивительно, если знать, что здесь расположился для празднества сам султан. Нам даже не удалось перейти с этажа на этаж без того, чтоб быть остановленным янычарами. Даже этой девице,- он повернул лицо, давая понять, что речь идет о спешно оставившей их плясунье,- не удалось добиться от их коротышки-предводителя большего, чем доставка сундука с платьем.
Эва Пере и Кабрера: С рокового утра, когда женщины Каталонии этого города потеряли своих мужчин, все казалось каким-то неправильным и жестоким: ни похорон как предписывает вера, ни соболезнований тех, кто знал погибших, ни положенного траура. Все было как-то сумбурно, словно закружило в череде сменяющихся лиц, насмешек, презрения, страха, крови и смерти. И сейчас Озгур оказался первым человеком из знавших отца, кто выразил скорбь по его утрате. Его слова глубоко тронули сердце, как первая капля, что падает на испещренную трещинами от засухи землю. И даже то, что принц называл своего Бога, того же Бога которому поклонялись те, кто принес лишь горе и слезы в эти земли, не вызывало ненависти или отторжения. - Благодарю Вас, принц. Господь действительно милосерден, в отличие от дьявола, что направлял руку лживого повелителя, отдавшего приказ, стоящего во главе армии, под натиском которой пал город, - при упоминании султана, Эва чуть нахмурилась и потупила взор, гоня прочь образ, что подобно черному ворону, вьющемуся над головою раненого, преследовал ее. «Спасения нет», - повторила мысленно каталонка. К чему тогда, Озгур просил отыскать путь к спасению, которого нет? Слишком обреченно это звучало для той, которая, не смотря ни на что, пока еще верила в лучший исход. Сердце же билось чаще от мысли о том, что здесь в этом доме тот, кто пленил брата, тот кому, она поклялась отомстить. Сам Господь словно толкал ее к тому, чтобы исполнить клятву или спасти брата. - На все воля Всевышнего, главное верить, - мало ли случаев, когда воины из, казалось, самых безнадежных ситуаций выходили живыми. Конечно, быть может, это просто истории, но ведь всегда хочется верить в лучшее. - Вы его видели здесь? Султана? – Во взгляде, что вновь устремился на Озгура, читалась надежда, как у тонущего, что хватается за соломинку. - Помните ли вы младшего брата моего? И не видели ли его здесь?
Озгур: Вопрос девушки на мгновение заставил губы юноши поджаться от плохо скрытой боли. Но каждый в этом мире занят лишь своими бедами и заботами и странно было бы, если б девица, едва оплакавшая отца, помышляла о ком-то, кроме оставшихся защитников. Быть может, она рассчитывала, что родные выкупят ее? Если она пыталась разыскать брата - значило ли это, что остальная семья дона пере тоже пребывала где-то поблизости? Словно холодная рука коснулась его спины между лопаток при воспоминании о трупе, завернутом в ковер и лежащем на пороге пышной опочивальни. Слабость Мехмеда к юношам была известна далеко за пределами его дворца в Эдирне... вот только стоило ли о ней знать сестре и дочери, лелеящей, возможно, тщетную надежду на освобождение? - Я не видел... вашего брата, донья Эва, ни одного, ни второго. Как вам известно, мне самому лишь хитростью удалось покинуть своих тюремщиков - впрочем, тщетно, потому что моего брата, султана, охраняют более чем тщательно. Ему служат так, как некогда служили дому Орхана, только лишь с разницей, что отца моего почитали за набожность и его род, а этого сына рабыни - за острый меч стоящих за его спиной янычар. Так что возможности к спасению нет, как я уже сказал вам... зато, может быть, есть возможность для мести.
Эва Пере и Кабрера: Надеждам же не дано было оправдаться. Сможет ли она когда-нибудь обнять брата и почувствовать себя хоть на мгновение в безопасности, с той прежней легкостью, когда вместо слез был смех, дрожь была только от прохлады, огонь в груди не от ненависти и гнева, а от влюбленности и волнения? - Страх прикрытый маской почтения, что не удивительно, потому как не слышала ни чего добродетельного о нем, как и не увидела ничего, за что можно было бы почитать, того кто напоминает жестокого капризного мальчишку. – Эва глубоко вдохнула, пытаясь унять пламя в груди. Она мало что знала о семье принца Орхана, а уж тем более ничего не знала о том, кто принес реки крови и слез в этот город. От того и не ведала в каком родстве они были, но то, что Озгур назвал султана братом отпечаталось в памяти, как и то, что принц назвал его сыном рабыни. Каталонка в мыслях окрестила султана бастардом. Бастард, который лишь подтверждал, что только людям благородных кровей престало иметь власть, а иначе сын рабыни, взобравшийся на трон, несет лишь разрушения, страдания и погибель. Эва слегка вздрогнула, когда подобно звону колокола в комнате прозвучало слово «месть». Озгур словно мог проникать в ее мысли, чтобы потом озвучить их. Ведь не так давно она сама думала о мести, но тогда испугалась, сейчас же произнесенная другим мысль, звучала будто иначе - Единственной местью, которая бы успокоила мое сердце и душу, а также стала исполнением клятвы данной мною над телом отца, была бы смерть того, кого Вы называете братом. Но если, как Вы говорите, его так хорошо охраняют, то возможно ли подобное, возможна ли хоть какая-то месть тому, кто подобно великану топчет ногами жуков, не замечая их и находясь для них в недосягаемости? – В глазах читалось, желание услышать, что возможно.
Озгур: Принц, воспитанный в правилах Европы, возможно, и ужаснулся бы, узнав, какие неблагородные планы лелеет турецкий принц в отношении своей чувствительной собеседницы. Но Озгур-бей принадлежал к людям, для которых в то далекое время - и еще множество лет спустя - главенствовать будет двусмысленное, двойственное отношение к женщине. Романтическому герою Востока к лицу недрожащей рукою разить врагов на поле брани, но не претит и лишаться чувств при одном только взгляде лиловых глаз; подобно этому для всех последователей Мохаммеда женщина навсегда останется сусудом в сотни раз более утлым, чем для последователей Христа, ибо в ослушении ее в райском саду виноват не мифический Змий, но единственно собственное несдержанное любопытство. Многие сотни лет, до наших дней, прямолинейная и простодушная Европа будем удивляться, как можно соединять в одном сердце страстное почитание Матери и почтение к Фатиме с не менее страстным отказом не просто видеть в женщине равное или подобное мужчине существо, но признавать в ней живую и мыслящую душу. Ответим на это: Запад есть Запад, Восток есть Восток, и не сойтись им вовек. Сын Орхана был сыном Востока, а потому не мог не сказать себе, что, несмотря на свое тяжкое горе, донья Эвита не преминула помериться с самозваной кирой Анной пугающей властью того, кто лишил ее семьи и положения, и в любой миг мог распорядиться и всем прочим. Это вызвало у османа еще один горький смешок, подкрепленный немой, но от этого не менее страстной молитвой к Аллаху: забрать у его возлюбленной супруги жизнь ранее того мига, чем, случайно или намеренно, ее лишат чести и права называться добродетельной женщиной. - Женщина, которая только что вышла отсюда, будет танцевать перед султаном,- медленно произнес он, словно раздумывая, и повторил уже оброненное однажды.- И, может быть, разделит с ним не только трапезу, но и ложе.
Эва Пере и Кабрера: - И я могу лишь посочувствовать ей. Хотя, боюсь, для нее сие скорее будет в радость, - губы каталонки тронула горькая усмешка. Хоть и призывает вера не судить, но Эва не могла не осуждать. Потому как, если даже эта ромейка не благородного происхождения и не ведает о таких понятиях как честь и достоинство, то как можно желать быть обласканной тем, по чьему велению, быть может, ее родных убивали, ее единоверцев резали подобно баранам. Уж лучше вонзить себе клинок сердце, чем мечтать и желать подобной участи. И пока рядом с Эвой был клинок ее отца, то она, по крайней мере, не боялась участи лишиться единственного, что у нее осталось – чести, и опозорить свой род. - Но к чему Вы мне об этом говорите, принц? – Эва смутилась и слегка нахмурилась, как обычно когда чего-то не понимала или была в замешательстве.
Озгур: Воистину, Западу никогда не сойтись с Востоком, и то, что по эту сторону Босфора впитывают с молоком матери, по другую сторону, там, где господствует Крест, кажется непостижимым варварством. Но в чем оно? В том ли, чтобы самой умереть, не поразив врагов, покориться и согласиться уйти, словно любовник, которого в сердцах гонит из-под балкона прочь равнодушная красавица? Или в том, чтобы позволить торжествовать жестоким и жадным, прикрывая свою несмелость за фразой о вечном терпении, будто бы заповедованном Христом? Как возможно простить того, что недоброй волей пресек жизнь твоих близких, усилив его торжество и избавив палача и убийцу от необходимости каждую ночь засыпать в страхе и с каждым глотком засматривать в свой бокал? Конечно же, нерасторопность Эвы и ее неумение схватывать между слов то, что не принято говорить вслух, могли объясняться большим горем, которое обрушилось на несчастную девушку - но разве не это же самое горе испытал и сам принц, положение которого было даже хуже положения каталонки, потому что раскрытие его имени повлекло бы за собой немедленную смерть. Видно и правду женщина - существо, лишенное даже ума, который лишь обостряется в самом ленивом мужчине, когда его семью или его самого касается разящий перст Господен. И вправду, как видно, их участь - лишь горестно воздевать руки, утомляя небо пустыми молитвами, за которыми не стоит тени желания дела. Черные глаза принца почти с гневом взглянули на каталонку. - Вы только что говорили, что более всего желали бы собственной рукой умертвить султана Мехмеда. Эта женщина нынче ночью может войти в его комнату - и, как знать, настолько ли ему будет дело до того, чтоб рассматривать в этот момент ее лицо.
Эва Пере и Кабрера: Каталонка, воспитанная вдали от интриг, с молоком кормилицы впитывавшая церковные постулаты, конечно же, не могла понять сразу, о чем говорит принц, на что пытается ее толкнуть. Когда же смысл его слов стал если не прозрачным как вода в горной реке, то вполне угадываем, уже очередь ее была взглянуть с гневом на Озгура. Первая реакция, вполне ожидаемая, когда в женщине чаще говорят чувства и то, чему ее учили с детства, чем разум. - То есть Вы говорите о том, чтобы на месте этой девицы без рода и племени оказалась я? Чтобы, возможно, нарушила последнее желание отца? – Что за желание каталонка не удосужилась произнести, словно принцу это было ведомо. На лице отчетливо можно было видеть негодование, а так же наблюдать, как оно постепенно уступает место жажде мести, расчетливости и отчаянию, довольно опасному сочетанию и более опасно оно для самого носителя. Как обычно, когда Эва гневалась и одновременно пыталась размышлять, она стала передвигаться по комнате, сейчас от стола к кровати. Внутри шла борьба между сердцем, душою и доводами разума. И пусть утверждают, что женщины существа неразумные, не способные самостоятельно мыслить и не имеющие души, но ведь Эва мыслит и разве может быть человек без души? Конечно, каталонка и не стремилась и даже не помышляла о том, чтобы сравниться в расчетливости с мужчиной, как и принимала все, что утверждалось церковью. Сейчас она была в смятении. Неужели принц действительно, говорил о том, толкал ее на то, к чему бы не принудили под самой страшной пыткой? Или все же указывал ей верный путь? Все существо протестовало. И соперничать с тем, что было привито с детства, могла только жажда мести и данная клятва, которые были сильнее и в итоге победили, подкинув довод, с которым не могла бороться каталонка. Довод, который как любой религиозный человек Эва нашла в вере. Решив, что быть может это и есть та цель, благодаря которой она все еще жива и невредима. Может быть, придется стать ей подобной Юдифь, только в отличие от той, не проживет она намного дольше того, чьей смерти так сильно желала. - Я не отказываюсь от своих слов, - останавливаясь напротив принца, сухо произнесла Эва, вновь говоря тихо, словно их кто-то мог подслушивать. Но за сухостью слов скрывался на самом деле страх. Ах, как она тосковала по тем временам, когда отец и мать решали за нее, а она лишь иногда выказывала недовольство. Все бы сейчас отдала, чтобы тот, кому она доверяет, принял за нее решение. Но, увы. Кто ей принц союзник или змей, который подстрекает к погибели? – Все же было бы проще, если бы он не знал меня в лицо. Ведь сегодня утром я с ним говорила почти так же близко как сейчас с вами, принц. Хотя, конечно, велик шанс, что он не запомнил лица, ведь в его глазах я одна из тысяч дочерей и сестер, тех кого по его приказу безжалостно убивают. Как и то может сыграть злую штуку, а нам послужить удачей, что сегодня пир будет. – Взгляд стал чуть пристальней: «А пленник ли принц? И могу ли я ему доверять настолько?».
Озгур: Нетерпение Озгура получить от каталонки согласие на его убийственный во всех смыслах план, делало его самого не только предвзятым, но и нетерпеливым. Избалованный бесконечными ласками отца, причитающимися ему, как первенцу, любимец Орхана привык получать все желаемое немедленно и без возражений, будь то пара скаковых жеребцов или же согласие на свидание с женщиной. К тому же ненависть, разгоравшаяся в нем с каждым шагом вглубь двора его царственного родственника, ослепляла не хуже зеркала, отражающего солнечный свет. Поэтому слова Эвы, не несшие беспредельного восторга от его замысла и не выражавшие немедленного желания покарать убийц, в мгновение ока вывели юношу из себя. - Разумеется, вы не отказываетесь от своих слов, монна, так же, как ваши единоверцы не отказались от своих слов, множества слов, которые они произносили и увековечивали на бумаге, клянясь дать отпор наравне с жителями города. Но за словами этими не последовало не единого дела!- шезхаде презрительно фыркнул, словно выражая, сколь мало для него, потомка дома Османа, значат сладкие, гладкие, словно атласные ленты фразы, которыми клятвопреступники опутывают доверчивых. Он окончательно убедился в том, что положение дочери консула далеко от отчаянного, и готов был склониться к тому, что слабодушная девица находится здесь по собственной воле. Недаром она похвалялась перед мнимой Анной могуществом Заганос-Мехмет-паши, этого убийцы и насильника, которому сам Иблис уготовал отдельную сковороду и отдельный котел в последнем, самом низшем круге ада. Неужели она вправду думает, что вероломный потурнак встанет на ее защиту? - И вы воистину останетесь для него одной из тысяч, одной из десятков тысяч таких, с кем он провел ночь, чтобы наутро выбросить на потеху своим янычарам. Воистину, душа вашего отца будет довольна, с каким христианским смирением вы примете обрушившуюся на вас участь!
Эва Пере и Кабрера: Как бы ни сдерживала себя каталонка, как бы ни пыталась обуздать свой нрав, напоминая, что говорит с принцем, однако его слова, разрушили все преграды. Глаза вспыхнули, губы поджались, пальцы сжались в кулачки, и Эва нервно вдохнула воздух, потому что гнев ею завладел. Все она смогла бы снести о того, кто стоит выше ее по происхождению но, только не подобные упреки. Да, ей стыдно было за своих единоверцев, которые бежали, укрывались, бездействовали или заключали позорный мир с врагами, хотя Бог им судья, но она гордилась каталонцами. И сие несправедливое обвинение разгорячило сердце. Сделав несколько шагов и остановившись буквально в шаге от Озгура, каталонка едва не прошипела, потому что все равно понимала, что нельзя повышать голос. -Да как Вы смеете?! – От негодования, словно воздуха не хватало и бросало в жар. - Смеете упрекать в подобном? Мой отец, мои братья, все каталонцы этого города сражались наравне с остальными его жителями, не бежали как трусы, хотя могли уплыть, ведь мой отец знал, что может произойти подобное, и говорил об этого еще год назад, - Эва вспомнила, как год назад на Пасху отец ее пытался отослать в Каталонию, а она воспротивилась, - не прятались за воротами, заключая постыдный мир с врагом, за что поплатились сегодня утром своими жизнями. Как только Ваш язык повернулся сказать подобное? Это ваши единоверцы вторглись в этот город, омыв его реками крови и застелив улицы горами трупов. Но я ведь не упрекаю Вас за них? И тем горше слышать подобные упреки от Вас. Коли я даю слово, то я его выполняю, уж так меня воспитали. Если я поклялась, что сделаю все, чтобы уничтожить того, кто принес смерть и страдания моей семье, то значить так и будет. Бог мне свидетель. – Эва будто в подтверждение своих слов подняла ладони вверх, словно призывая, в свидетели самого Создателя. После этой речи, которая словно сбросила с нее словно оковы, гнев начал утихать, хотя дыхание было по-прежнему прерывистым. И пусть не показывала она, но слова Озгура о янычарах и участи, что страшнее смерти, пугали каталонку. Глубоко вздохнув, уже не так пламенно, но с той же твердостью и какой-то отчаянной решимостью она продолжила - И не смейте говорить о душе моего отца. Он желал, чтобы его дочь убила себя, прежде чем ее обесчестили, зная, что она сделает это без колебаний, если ей подобное будет грозить. Ошибочно Вы видите смирение там, где его нет. И уже тем, что готова я войти в покои убийцы, чтобы уничтожить его, я нарушаю последнюю волю отца. Не это ли доказательство того, что не пусты слова мои, о готовности пойти до конца ради выполнения клятвы? Или что же Вы, принц, желаете, чтобы я немедля бросилась выполнять то, о чем мы говорим, подтверждая слова делом и не достигнув цели из-за горячности, зачеркнула, быть может, тот единственный шанс, что у нас имеется? Каких действий сейчас Вы требуете от меня? Если уж иди на смерть, а ничего иного в конце этого пути меня не ждет, и я это осознаю, то не глупо и бессмысленно, а так чтобы был хоть малейший шанс осуществить задуманное. Если Богу будет угодно, то сегодня ночью, прольется кровь его врага, а после уже моя. Но прежде все нужно продумать, ведь одного желания мало, учитывая, что мы пленники, а кругом множество стражников. И если нужно, то я готова умереть, а на что Вы сами готовы, принц? Разве сейчас кроме Ваших слов и упреков, я вижу какое-то дело? - Последней фразой Эва вернула задевший ее упрек принцу, ранее сорвавшийся с его уст. И на ее лице отчетливо отразилась обида, свидетельствующая, что брошенные слова ее действительно ранили, как ранет игла неосторожной швеи. Вздохнув и опустив взгляд, Эва закончила - Сейчас мы только теряем время на упреки и споры, вместо того, чтобы обсудить задуманное. Вам так не кажется? Если я доверяюсь Вам, то от чего бы Вам не верить моему слову? Ведь я ничего не сделала, чтобы можно было усомниться в нем? Как ранее не выдала вашего имени.
Озгур: Кровь - это не просто жидкость, что бежит по человеческим венам. Любой, мало-мальски искушенный в генеалогии или алхимии подтвердит вам эту нехитрую истину. Кровь девственницы чиста, и обладает многими волшебными свойствами; кровь девицы, едва познавшей мужчину, претерпевает метаморфозы, за постижение тайны которых отдал бы многое любой ученый муж, не суть важно носит ли он муклю или квадратную, с кисточкой, шапку*. Кровь мужчины не является источником столь необычных свойств и столь пристальным объектом внимания - и все же иногда ее цена исчисляется сотнями человеческих жизней и рухнувшими в прах столицами древних империй. Тайные свойства, что передаются из поколения в поколение, заставляют людей из разных частей света, находящихся по разные стороны войск и умышляющих друг против друга различные преступления, говорить и действовать так, словно один из них был зеркальным продолжением другого. Одна и та же кровь текла в жилах здравствующего султана расцветающей в блеске Османской империи - и безвестного юноши, который, скрывая имя, понужден был прятаться во дворце, ставшем теперь игрушкой брата-счастливца. Одна и та же кровь, пусть и смешанная в разной пропорции (у одного - с кровью забытой рабыни, у другого - с кровью знатной ромейской дамы) вызывала в них сейчас сходные чувства по отношению к женщине, чья веры была слишком открыто враждебна их собственной. Шехзаде холодно выслушал то страстную, то печальную речь каталонки - но ничто внутри него не откликнулось ни на один ее призыв. Поистине, есть ли народ двусмысленнее и лукавее, чем народ латинян? Их вера говорит "око за око" и она же говорит о прощении; их закон говорит "зуб за зуб", но любой человек, неспособный отстаивать свою честь, найдет в ней оправдание своему малодушию. - Если бы я знал, что раскрытие моего имени и имени отца моего позволит мне приблизиться к султану Мехмеду настолько, чтоб вонзить ему нож между ребер - клянусь Аллахом, я первым бы раскрыл его для своих пленителей. "Воюйте на пути Господа с теми, кто воюет с вами", так говорит наш Бог, "Вероломно напавших на вас убивайте там, где вы их застигнете". Мой закон велит мне убить моего брата, чтоб защитить жизнь моего отца, ваш велит помиловать убийцу, чтоб защитить вашу собственную. Да будет так. Он сухо поклонился девице, высказавшей столь много и столь бесполезных слов,- а затем отступил, словно собираясь покинуть комнату. *мукля особо широкий тюрбан, знак образованного мусульманина или улема
Эва Пере и Кабрера: Эве казалось, что все ее речи, все слова, все уверения, вся страсть и пыл, с которыми она говорила, утонули в пустоте, быть может, пустоте черных глаз, быть может, в пустоте, что не доступна для человека. Итог был один, принц словно не желал ее слышать и продолжал говорить о своем. К чему сейчас были все эти его речи о том, что велит вера христианская и его. В другой ситуации каталонка бы не промолчала, потому что ничто не вызывало столь яростной защиты и неприятия какой-либо другой точки зрения, как вопрос веры. Но сейчас в этой комнате, в это время, наверное, впервые в жизни, вера отступила, уступая место более коварной, более беспощадной и не умеющей проигрывать сестре – мести. Эва просто не могла упустить шанс исполнить данную клятву, тем более зная теперь, что он есть. И она не позволит этому глухому упрямцу королевских кровей забрать у нее этот шанс, чего бы ей это не стоило, даже если придется запереть его в сундуке. Как бы не злилась на него сейчас каталонка, впервые в жизни поставила она ногу на горло своему гневу и своей гордыни, последний шаг, чтоб убедить и доказать, чтобы дальше уже думать о самом плане. - Постойте, принц, – непроизвольный шаг вперед. - Я не знаю, почему Вы не слышите меня, но это и не важно, верно говорят, у каждого своя правда. Мой закон не велит прощать убийцу, тем более ради спасения жизни. Мой долг велит свершить клятву, а значить убить вашего брата, не важно какова будет цена. Именно это я пытаюсь донести до Вас. Только что мне сделать, чтобы Вы, наконец, это осознали и услышали меня, и что мне сделать, чтобы убедить Вас в твердости моих намерений и том, что не желаю я спасать свою жизнь, если ценой будет жизнь убийцы моих родных и готова на все только чтобы узреть, как огонь его черных глаза потухнет, как из груди вырвется последний вздох, и стать причиной этого? – Эва сделала еще несколько шагов, оказавшись на пути Озгура, ведущего к двери. Любой, кто даже не обладал бы искусством чтения мыслей и чувств по глазам, сейчас бы с легкостью мог прочитать упоение, только при мысли о том, как умрет султан, решимость, страстное желание идти до конца, отчаяние и ненависть, что, пожалуй, горела ярче прочих чувств и питала их. Последняя попытка вразумить принца. И отчего он предложил ей подобное, если сам не верит ей и упрекает? Сия нелогичная последовательность его приводила в растерянность. Каких доказательств он ждал? Но от своего она теперь тоже не отступится, а упрямства в ней предостаточно.
полная версия страницы