Форум » Город » "Веселись! Ибо нас не спросили вчера..." - Галата, 31 мая, половина четвертого. » Ответить

"Веселись! Ибо нас не спросили вчера..." - Галата, 31 мая, половина четвертого.

Джуфа: Место: Часовня Ран Христовых близ дома графини ди Барди

Ответов - 18

Джуфа: Над часовней Ран Христовых горстями кружились стрижи. Острый свист серпокрылых птиц вселял тоску. На ступенях - медные монеты, черепки, огарки свечей, сухие цветы, кирпичная крошка, даже отопок сандалии с оборванными ремешками. Нищие, кольченогие и юроды исчезли в одночасье еще несколько дней тому назад. Так вши и блохи покидают остывающий труп. Хозяйский конь на привязи лениво охлестывался хвостом, мотал головой, топтался в чужом палисаде - все равно, окна заколочены досками, никто не заметит потравы. Сильно и душно цвел куст каталонского жасмина, он тоже был чужаком на этой черствой земле. Джуфа сидел на лестнице, подперев щеку кулаком. Резкий теплый ветер рвал его короткие кудри, рукава холщовой рубахи, полы тертой кожаной безрукавки , ухарски брошенной на одно плечо. "Добрые люди заперлись на засовы, прячут по схронам добро, мажут пригожим дочкам личики дегтем, чтобы "гоги и магоги" не испортили, плачут да молятся, на рынке ничего толком не купишь, все втридорога. А хозяину горя мало: таскается, скажите пожалуйста, с визитами, как будто ему медом намазали. Cловно не великий турка в Город пришел, не света конец, а Масленица. Ну, верно говорят - кому война, кому мать родна. " Джуфа клевал носом - последнюю неделю он спал по два-три часа, на ходу, стоя и сидя, где и как придется. Путал сон и явь, тот и этот свет. Эта проклятущая, прости Господи, часовня была Джуфе куда как знакома, как заварили кашу в феврале, так и торчи тут на ветродуе, хоть дождик, хоть вёдро. Живот сводило с голодухи. Джуфа порылся в конской торбе, вытянул горсть зерна, зажевал, сплюнул шелуху через локоть. И удивленно проморгался, глядя в конец улочки - по нынешнему времени малолюдной. Меж притихших домов с надстройками и прилепленными там-сям сараями лавировал юноша - невысокого роста, с ношей в руках, не озирался, не блукал - шел прямо к часовне. Походка робкая, будто кот ступает по рыхлому песку. Неужто по мою душу? Посыльный? Или паж? Еще чего не доставало, опять письмо или поручение, опять бежать через весь город к черту на рога? Джуфа привстал от любопытства, навалился на перила и усмехнулся, следя за легкой неверной поступью пажа. * Веселись! ибо нас не спросили вчера робаи Хайяма * Гог и Магог - легендарные народы завоеватели Апокалипсиса

Инес: Переступив порог кухни, Инес на мгновение показалось, что она вернулась домой, потому что, наверняка, во всех богатых домах кухни одинаковы. Если даже не по виду, так по царящей там атмосфере... Удивительно, но даже кухарка, назвавшаяся Джачинтой, полная, высокая - выглядела будто родная сестра Лупильи! Все казалось таким "своим", что девушка впервые за этот день робко улыбнулась. - Баатюшки! - всплеснула руками одна из служанок. - Откуда ты тут взялась? Ты же у этого служила... Как бишь его? Важный какой-то гусь! Ай, не помню... Ты ведь Исабель, да? - Нет, Инес... - удивленно ответила каталонка, силясь вспомнить, откуда ее знает эта женщина. Может, виделись несколько раз в какой-нибудь лавке, а может, еще где-нибудь в городе... Разве все упомнишь!? Тем более, сейчас, когда в голове все смешалось - чудо, что не забыла своего имени! - Действительно - Инес, пусть будет, раз так! - без тени смущения поправилась собеседница. - А я Тереза, помнишь ведь? Бывшей служанке консула почему-то показалось, что ее с кем-то путают - Терезу она абсолютно не могла вспомнить, но выяснения все же следовало отложить до "лучших" времен. - Я теперь у графини служить буду, - поспешила объяснить она. - Так получилось, что... Больше всего Инес не хотелось объяснять, что да как, почему она оказалась именно здесь и именно сейчас, что ей пришлось пережить утром. Девушка боялась опять расплакаться... Но от этого ее спасла Джачинта: - Что на девочку налетели сразу! - прикрикнула она на любопытных служанок. - Не видите, что ли, боится она вас еще, и... Голодная, небось, да? Каталонка закивала, и, наскоро проглотив предложенную еду, рассказала о приказе графини. Кухарка удивленно хмыкнула, но, конечно же, ничего возражать не стала - переглянулась с кем-то из женщин, и очень скоро на кухню доставили требуемое платье. Тереза же немного помогла Инес с переодеванием. - Какой милый мальчик из тебя получается! - с хитрой улыбкой пошутила она. - А если понравится, и обратно девочкой становиться не захочешь? Инес раздраженно помотала головой. В новом образе она пока что чувствовала себя неуютно, но может, действительно так будет пока что лучше? Одна из служанок вызвалась сопровождать "мальчика" к хозяйке. Выйдя из своей комнаты в коридор, та окинула взглядом Инес, и, похоже, осталась довольна результатом. Теперь служанка была готова к выполнению поручения графини... Инес направлялась к ближайшей часовне. Старалась идти быстрее, как только можно - все же, находиться одной на улице теперь было страшновато. За каждым углом по-прежнему мерещились чьи-то тени, но улица была совсем безлюдной. Конечно, в домах, наверняка, люди чувствуют себя безопаснее. Свой дом - будто собственная маленькая крепость... Инес опять тряхнула головой, пытаясь отогнать воспоминания, как утром "рухнула крепость" консула. Не время сейчас, не время - ночью можно будет наплакаться вволю, если, конечно, слезы останутся... Вот и часовня Ран Христовых виднеется, а рядом с ней - какой-то парень. Каталонка подошла еще ближе - да, подходит под описание, данное монной Лукрецией. Темноволосый, кудрявый... А если вокруг других нету - значит, это тот самый, что ей и нужен! - Эй... - несмело окликнула девушка незнакомца, и запнулась. Как к нему обратиться-то для начала?

Джуфа: - Эй! - незло передразнил Джуфа, улыбаясь во весь рот, даже подбоченился, вроде как для форса, по боевому. Оглядел посланника. На вид лет тринадцать-четырнадцать, живые яркие глаза, еще неогрубевшее лицо - даже пожалел про себя, кто же такого голенастого цыпленка гоняет по притихшему городу, ему бы сидеть среди служанок, держать руки с мотком шерсти на запястьях, пока они мотают клубок, смеяться, запрокидывая голову, облизывать ложки с пенкой от повидла и дразнить ручных собачонок и горностаев-фреток. - Доброго тебе дня добрый человек, - Джуфа важно кивнул, снова присел, поджав ногу - Что тебе до меня? к добру или к худу явился? Я человек дома ди Пацци, сторожу вот хозяйскую лошадь. Смотри, какой... - Джуфа поцокал языком. Рыжий берберский конь обернулся, фыркнул, почесал горбоносую морду о точеную переднюю ногу в белом чулке - признал голос того, кто каждодневно чистил его, кормил и поил. "И кой черт брать с собой лошадь если тут ходьбы одна нога здесь другая там, а все пыль в глаза пускаем, богатством чванимся" - чуть не ляпнул Джуфа, но сдержался, прямо глянул в глаза мальчишке. - А ты какого дома будешь? Если что - меня вся Галата знает, я сын Изотты Нувола*, а моя мамка в свое время оседлала самого черта и свела его на шнурке за шею в церковь и крестила, так что вот... Ну, что за дело у тебя, да ты не журись, садись рядом - и замурзанная ладонь Джуфы шлепнула по ступени рядом. Старик-звонарь прошаркал мимо по верхней лестнице, время обедни, но вряд ли прихожан будет много. "Только бы не послали со срочным делом. Ноги гудят и жрать хочется, аж в глазах все плывет..."- но эти мысли на сияющем, как масляная оладья, лице Джуфы не отражались никак. ________________________________ * Нувола - nuvola - облако (итал)


Инес: - Ай, красавец! - непроизвольно вырвалось у Инес при взгляде на коня. Ей даже захотелось погладить его, но вовремя отдернула руку - наверное, уж больно по-девчоночьи будет выглядеть этот поступок! Тем более, графиня послала ее не на лошадей любоваться... Поэтому каталонка немного неуклюже (с непривычки ведь в мужском платье!) плюхнулась на ступеньку рядом с парнем, и ответила: - А я вот из дома ди Барди иду, слыхал, небось, про мою хозяйку? Послала она меня к тебе вот с чем... - Инес протянула собеседнику сверток. Слова что-то путались, застревали где-то в горле, и так неудобно было говорить о себе, будто о мальчике! Тем более, ее немного смутили слова о "рогатом" (не в нынешнее время будь помянут!) рядом со святым местом. Но в целом, несмотря на это, "сын Изотты Нувола" казался довольно неплохим парнем на первый взгляд... Строго говоря, новая хозяйка дала девушке еще одно поручение, но, наверное, с ним надо будет обратиться попозже - а то какие же могут быть разговоры на голодный желудок?

Джуфа: - Как не слыхать про графиню - Джуфа легко управился с узелком, развернул - Видал ее, даже письма ей передавал, в собственные ручки. Очень знойная женщина. С февраля у ней под окнами вздыхаем. Точнее хозяин сразу в дом шасть – а я сижу на ветродуе и в носу ковыряю. Увидев содержимое свертка – добрый шмат вяленого мяса в кишке, маленький мех с козьим молоком и лепешку Джуфа аж зажмурился, встряхнул головой – Ну, живем! Он широко разломил лепешку на две половины, вынул из за пояса короткий нож, постругал жесткий суджук поверх и протянул часть посланнику. - Держи, а то совсем малохольный, тебе расти надо. Что-то я тебя раньше не видел, из новеньких что ли? Это он выговорил с набитым ртом, ел он по-крестьянски основательно, но без жадности, держа под подбородком ладонь, чтобы не пропало ни крошки. Мясо он пробовал в последний раз неделю назад, да и то, когда проверял не отравлено ли господское кушанье, а там особо не разлакомишься. - Дай бог здоровья твоей хозяюшке, - с чувством выговорил Джуфа, глотнув молока, отер рукавом губы. Уныло, через раз бил малый колокол, как коровье ботало. Мимо слуг просеменили по лестнице только две старухи в черном, да плешивец в войлочной накидке, не по погоде, с бревиарием в руках – этот святоша не пропускал ни одной службы. - Жрут скоромное у святых врат, – проворчал он, подбирая полу купеческого кафтана. – Господа побойтесь. - А чего бояться, Он же не палач, - невозмутимо отозвался Джуфа ему в спину – Мне мамка говорила Его любить надо. Ежели он выйдет, я с ним поделюсь. Он обернулся к юноше – - Видал, каков гусь. Как будто это ему церква ставлена. Да, кстати. Звать то тебя как? Я – крещен Микеле, а прозвали Джуфа. Только я не дурак. Хотя... Джуфа помрачнел – Последнее время я в этом сомневаюсь, с тех пор как на службу нанялся...

Инес: Услышав такую характеристику графини, Инес фыркнула. Вообще, манера разговора нового знакомого почему-то забавляла ее. Такой смешной! Чего доброго, после долгого общения с ним, она и сама незаметно начнет так изъясняться - особенно, если придется не вылезать из мужского образа... Кто знает, какие поручения еще найдутся у хозяйки для "нового слуги" - не на один раз этот маскарад, это точно! - Спасибо, - слегка улыбнулась каталонка, взяв половинку лепешки. Не то что бы она была слишком голодной, но парень так аппетитно жевал, что и ей захотелось тоже. Тем более, пока ешь, можно решить, как лучше ответить. Если скажешь, что из новеньких - то, наверное, спросит, откуда взялся, где раньше служил? Не рассказывать же про нападение на дом дона Пере! А хотя, почему бы и нет? Выложить всю печальную историю, заменив девочку на мальчика - всего-то и труда! Но Инес решила пока не говорить об этом - лучше еще раз все обдумать, чтобы убедительней звучало... - А я тоже почему-то тебя не встречал! - попробовала она увернуться от ответа, по крайней мере в начале разговора. - Иньиго меня зовут... И, чтобы пауза не затянулась слишком надолго, девушка решила зацепиться за последние слова собеседника. - Что со службой-то не так, говоришь?

Джуфа: - Значит, будем знакомы - кивнул Джуфа - из испанцев что ли? Был у меня один знакомый в порту, баск, по прозвищу Никто. Он по мелочи контрабанду возил, его пару раз ловили на горячем, спрашивали имя, он отвечал - Джуфа нетвердо выговорил по памяти: Izena duen gutzia omen da!* Так вот, я - Никто. Так и твердил даже, когда на площади секли до полусмерти. Он потом контрабанду бросил, в коты подался, хорошо живет." Джуфа особо не глазел на собеседника - чай не девица, пусть и молод, нежен, "теленочком пахнет", а мужчина. По негласным законам "подола Галаты" мужчина в глаза мужчине смотрит только в двух случаях - перед поножовщиной или после клятвы в дружестве. Первым и не пахло, для второго рано. Но вопрос о службе, как ни странно, застал трепача врасплох. Джуфа поскреб затылок, озадаченно уставился на трясогузку, что присела на каменные перила и клевала крошки. Видимо мысли на этот счет, давно бродившие в его кудлатой башке, не складывались в общую картину. - Да вот, Иньиго, сам голову ломаю что не так... Я в слугах не первый год, с твоих стало быть, лет. До нынешнего хозяина служил одному венецианцу, старому, хороший был человек, держал мастерскую оловянной посуды, жена у него была добрая, жаль, померла, дети уже взрослые. Там все было просто: подай-принеси, сбегай да прибери. Всех его знакомых наперечет знал. День да ночь, сутки прочь. Венецианец за море уехал, оставил мне письмо - сказал, про меня там доброе написано, велел на новой службе показать. Веришь ли, как нанял меня новый господин сам не знаю где я - то ли на земле, то ли на луне. Будто в чертово колесо затянуло и закрутило. Спасибо, что вопрос задал, а то я бы так и не собрался призадуматься. Джуфа заговорил медленнее, будто и не только для Иньиго, но и для себя самого решал нечто важное: - По шее отвешивает? Да кто из господ не отвешивает. Когда за дело, когда от фантазии. Девку ему что ни вечер привожу, а в иную ночь и по две требует, разной масти и стати, а кто без греха? Он не старик, не евнух и не монах. Скуп и что не так из жалования вычитает - так все так делают, на нашего служивого брата грошей не напасешься. После пятой перемены за ужином, от обжорства чуть не лопается, охает, отдувается, пузо гладит, а проповеди мне читает о воздержании, хоть я и так живу что твой аскет под кустом - корку у пса сопру, дождиком запью, ну так у господ так утроба устроена, им кушанье пресно, если рядом голодный слюну не сглатывает, хорошо что загодя дом с полной кладовой сняли, а то война - ни черта на рынках нету... Иначе эту прорву не прокормишь. Выходит, Иньиго, у меня все не хуже людей, жаловаться не на что. Но есть одна закавыка, что покоя не дает. Джуфа глянул резко, искоса, и понизил голос: - Я все не пойму, чем он живет. Вроде как посредник, торгует чем-то, а чем не разбери-поймешь: то ли грушами, то ли душами. Ни склада у него, ни лавки, ни мастерской, а денег чертова прорва. То в день по десяти домам на посылках бегаю, письма строчит как наняли его, одни пишет, другие рвет и жжет. У лестницы иной раз хлыщи раззолоченные сидят часами и дамы в аксамитах с веерами-флажками преют, а мне один наказ: Скажи всей этой сволочи, что меня нет дома". А придет какой забулдыга в коросте весь, вшивый, с виду дрянь - а его сразу - в любое время суток пред хозяйские очи, и вина из особливой пасхальной бочки с крестами им подаю. Раз как то хозяин ночью явился, сверток принес, воняло от свертка мясом и псы наши рычали и рвались, как унюхали... А утром нет свертка... И вроде как и не было. - тут Джуфа ловко передразнил гонорливый с ленцой голос хозяина: - Кто спросит, говори, что ночью я спал без просыпа в своей постели. Не то зарежу, курья м-морда. Джуфа вздохнул и, пожав плечами, закончил: - Я так смекнул, Иньиго: он колдун. Вот как. Но это ничего. Это нам нельзя, а для господ самое пристойное занятие. [url= Izena duen gutzia omen da- (баск) - все, что имеет имя, существует.

Инес: - Как колдун? - Инес поперхнулась и еле сдержалась, чтобы не перекреститься. Как и большинство сверстниц, она была очень суеверна - вспомнить хотя бы историю с привидением! Поэтому неудивительно, что каталонка приняла слова Джуфы за чистую монету. Господи Боже Всемогущий, куда же ее занесло? Из огня - да в полымя! Стоило спасаться от сарацинов-безбожников, чтобы связаться с чернокнижниками, которые, наверное, тоже Пресвятую Деву не почитают! А может, ее новая хозяйка тоже из... тех, что не у храма вспоминать? Сейчас уже Инес вспомнилось, что в какое-то мгновение графиня показалась ей похожей на портрет доньи Иларии, где та молодая еще. Что-то во взгляде общее, в манере держаться... А может, все-таки нет, и это кажется уже сейчас? Разобраться бы хоть в чем-то, а то вовсе ничего не понятно - друзья хозяйки оказываются какими-то колдунами, монахи - никакими не монахами, и молятся турецкому богу; да и девушки должны рядиться в мужское платье! Будто бы город перевернулся с ног на голову! - Нет, ты правду говоришь? - удивленно повернулась Инес к собеседнику. - Действительно, колдун? А откуда ты знаешь? У нас тут вот тоже была одна ведьма, так она по ночам иногда оборачивалась черной кошкой и на кладбище бегала! - добавила девушка, понизив голос до шепота. - А твой хозяин... Тоже что-то такое делает?

Джуфа: - Не-е, Иньиго, тут никак … - с сомнением протянул Джуфа – Хозяин в кошку точно не влезет. Тут он опомнился и обиженно покосился на юношу: - Правду ли говорю? А вот не сойти мне с этого места, если вру! – и на всякий случай тут же встал поразмяться. Видимо побасенки о ночных страхолюдах, оборотнях, монакьелли в красных колпачках, белых девах с гусиными лапами и прочих врагах и мороках рода человеческого были любимым коньком Джуфы. - Одно вот меня удивляет, вот ежели он колдун, то отчего у него хвостика нет? У всех колдунов непременно есть, на копчике, вроде поросячьего, загогулиной. Я щупал для проверки, и когда раздевал на ночь и когда телеса ему разминал после мытья – нету хвостика, гладкое место. Он мне раз даже нос расквасил, – что, говорит, ты там шаришь, болван, щекотно. А я терплю, кланяюсь. Не могу же прямо спросить так и так, а куда вы, мессер алмазный, ведьмачий хвостик деваете? Больше не рисковал... Кулак у него тяжелый. Может, господа, черту запроданные, этот признак прячут по-хитрому. Как улитка рожки втягивает. Несмотря на природную болтливость, Джуфа заметил оторопь юноши, и важно хмыкнул в кулак: - Ты меня слушай, да не заслушивайся, мало ли что мне показалось. Все его чародейство – из ничего золото творит и девок что ни ночь топчет, дело по нынешним временам нехитрое. А твоя ведьма, которая на кладбище бегала, вовсе не ведьма, а врожденная лунная баба. Она на кладбище цветок особый искала, о двенадцати лепестках, а в чашечке – живой глаз. Чтобы не стареть. Я такой видел, он синий, на детских могилах растет, если поливать землю молоком по пятницам. Потравы никакой, а ей – лет десять лишку гулять молодой. На самом деле все бабы – ведьмы. Им без этого жизнь не в жизнь. Детей и молоко портят только самые вредные, их мало. Ты их не бойся. А увидишь, какую подозрительную – поклонись с улыбкой и скажи: Храни тебя Господь, красавица! Она и размякнет. Не тронет. А то и даст... – Джуфа вспомнил о возрасте собеседника и прибавил – Лепешку или медовик. И чтобы вовсе замять непутевый разговор, Джуфа помолчал, допил остатки молока, запрокинув голову, выжал остатки из меха до капли и спросил: - А ты давно в Галате, Иньиго? Я то тут родился, а ты робок больно, видно, что на службе новичок, да и по улице идешь, будто под пятками кирпичи горят. Уж не обессудь, что спрашиваю, коли нос не в свое дело сую, ты сразу так и говори. * монакьелли - низшие духи средневековой итальянской мифологии.

Инес: Девушка заколебалась. Что-то уж больно быстро Джуфа перешел от рассказов про ведьм к вопросам о собеседнике... Если не ответить, как-нибудь увильнуть - то это может вызвать какие-то подозрения. А к чему они сейчас? Вот и поняла она, что лучше выложить всю правду... Только нужно всего лишь утаить одну маленькую деталь - кому нужно знать, что вместо Иньиго от турок спаслась Инес? - Да уж почитай десять лет... - вздохнула каталонка, и затараторила по своему обыкновению. - Родители с господами сюда переехали, и я с ними, конечно, дитё еще тогда совсем... Вырос здесь, только, правда, больше за забором хозяйским, - спешно добавила она, чтобы избежать вопроса "А почему я где-нибудь-там тебя не видал, раз здесь всех знаю?". - Дом каталонского консула, упокой Господь его душу, видал? Вот это и есть мой бывший хозяин... А может, и отца моего встречал? Фиделя-конюха не знаешь, нет? Жили мы себе, жили, спокойно даже иногда - а тут сам видишь, что твориться начало... Самым тяжелым было рассказать про нападение на дом спокойно, без слез и всхлипываний. Инес сглотнула подступивший к горлу комок, и решила пропустить в рассказе эти недавние события. Что, этот парень сам не догадается, что могло произойти? Похож на сообразительного ведь... Девушка вздохнула еще раз, и продолжила: - Так получилось, что из этого дома только я смог спастись... Теперь вот монна Лукреция приютила, дай ей Бог здоровья, а кто иной мог бы и на улицу выкинуть - кому я сейчас нужен-то?

Джуфа: Джуфа грустно присвистнул, покачал головой. - Как не знать дома. Хороший был дом, крепкий... Бывал там на посылках. Фиделя не встречал, а вот кухарку тамошнюю, Ненчу, знавал. Добрая женщина, хоть и с виду суровая, то дно от пирога сунет, то обрезки, то просто шуткой перекинемся. И еще - ты то наверняка помнишь, коли там вырос, молодая карлица там жила на забаву господам, Дианой звали. Красивая, румяная, кудрявая как статуя Богородицы, только с горбиком. Вот такого росточка - Джуфа показал ладонью примерно себе по бедро - На шее у нее монетка с дырочкой висела. Она еще куклу таскала под мышкой, помнишь? Мы с Дианой часто смеялись. Неужели и ее, убогую, сволочи, под хор и в расход пустили... Микеле помрачнел вовсе, сжал кулак, поглядел сочувственно и черно. - А может под скамью спряталась или в погребе. Диана же махонькая была, такой только верхом на собаке ездить. Может, проглядели, песьи дети. Крови ведь уже напились по горло, наблудили на год вперед... Бывают же чудеса... А, Иньиго, бывают? Он присел рядом и не чинясь, крепко приобнял горюющего Иньиго за плечо - вздохнул, почувствовал под пришнурованным рукавом птичьи косточки. Подумал походя: совсем птенец желторотый, хорошо мы все влипли, и малых война не щадит. Много слухов ходило по Галате, трепалась дворня, молчали господа, стояли безглазые брошенные дома, спали толпами на пристанях на мешках, вперемешку... Слепым надо быть, чтобы не видеть, глухим, чтобы не слышать, мертвым, чтобы быть счастливым. Но темное сомнение и надежда заставило сердце Джуфы гулко стукнуть - ведь не зря он глухим не был. - Прости, что спрашиваю, Иньиго, но и у меня, дурака, в доме каталонском не чужие люди были. Слышал я толки, что нехристи мужчин сразу - он коротко рубанул по горлу ребром ладони, - "А женщин... Ну сам понимаешь, не мальчик. Рассказывали на пристани, была одна, красивая, чтобы спастись от позора, дитя годовалое удавила, сама в колодец бросилась, так выудили полумертвую, отходили впятером и на аркане утащили куда-то. - простецкое лицо Джуфы стало жестко и тяжело, проговорил глухо - Жаль, я мечом не владею. Только по утрам смотрю, как хозяин чучело наотмашь рубит. С палкой повторяю выпады тайком...А ведь мог бы. Смотри: запястья крепкие. В бою умирать не страшно. Может быть, хоть одну бы такую бабу спас. Ушла бы, схоронилась. Не все же нам воевать, ихней сестре ведь и рожать надо. Иначе что же, всему свету конец? Везде война, куда ни ткни. Хозяин-выжига, говорит, будешь исправно служить, я тебя заберу в Италию, там хорошо. Там сады... А сам по вечерам тоскует, в окно пялится, черное вино хлещет, как не в себя, и говорит по книге: - Джуфа прижмурился и повторил, как попугай, не понимая толком слов, память у него была хорошая, жаль, что бессмысленная: Италия, раба, скорбей очаг, в великой буре судно без кормила, не госпожа народов, а кабак!* Вот тебе и сады. Где нас нет." Помолчали, посидели. Джуфа тихо прибавил: - Повезло тебе, что турки не тронули. Да и моне Лукреции бог воздаст, что не бросила тебя погибать. Как же ты схоронился от их ножей, если мужчин подчистую вырезали? Он отвернулся, но руку не убрал. - Расскажи, будь другом, как тебе фортуна вышла? Может, пригодится. На будущее. Смолк дребезг колокола на часовне, будто подавился. Спускался по внешней лесенке старый звонарь, опустив руки. Скоро колокола Галаты замолчат и будут разбиты и переплавлены. Последние прихожане покидали маленький храм, двое служек вынесли статую святого Иосифа, завернутую в рогожу, будто тело убитого, торопливо, как воры. И лишь трясогузка беспечно посвистывала в зелени палисада. Ей было светло и легко. * * Данте. Чистилище", VI, 76-78

Инес: Инес от неожиданности вздрогнула, дернулась - но отодвигаться не стала. Более того - она почувствовала, что сейчас уткнется в плечо этому парню, которого видит в первый раз в жизни, и самым бессовестным образом заревет. И тогда все, конец конец всей этой "игре с переодеваниями" - Джуфа живо поймет, что перед ним девчонка... Нет-нет, надо держаться, сжать зубы, ведь нельзя, чтобы обман раскрылся прямо сейчас! Но слезы, как обычно, не хотели поддаваться уговорам, и Инес поспешила закрыть лицо ладонями. Слова собеседника доносились будто откуда-то издалека... "Дитя удавила... В колодец бросилась..." И это тоже о ком-то из их дома? Неужели... Нет-нет, неужели все-таки Ассумта? Господь Вседержитель, за что, за чьи грехи так караешь? Ведь она-то точно ничего плохого не сделала, не умела даже зла желать никому... И совсем молоденькая еще, только восемнадцать перед Благовещением сравнялось... Как же так? А ведь всего несколько дней назад они с Инес болтали, успокаивали друг друга, что "нет-нет, сарацины к нам не доберутся, Пречистая Дева нас сохранит", даже находили, над чем похихикать вдвоем - и даже не думали, что сейчас все их ночные кошмары станут явью. Наверняка, Бог уже взял ее с малышом к ангелам... Им сейчас уже не страшно, не больно - в отличие от тех, кто остался здесь, на земле. Стоило Инес подумать, что на месте Ассумты могла быть она, ее начинала бить дрожь. А если бы она не смогла убежать, или если бы напавшие все же догнали их с доном Томазо? Сколько страшных "если" - а ответ один... А Диана? Инес не видела ее тогда, утром - может, ей тоже удалось убежать? Юркнуть куда-нибудь в подвал, в чулан, да где угодно спрятаться? Действительно, она же совсем маленькая, может ее могли не заметить? Хотелось бы верить в лучшее. Или все-таки... Неужели и ее тоже? Нелюди, нехристи проклятые! Каталонка тихонько всхлипнула, боясь, что собеседник все-таки это расслышит. Как раз рядом послышались шаги - из часовенки выходили люди, и девушка понадеялась, что шарканье старушечьих ботинок по ступенькам хоть немного заглушит этот звук. - В стене дыра была... - негромко проговорила она, не опуская рук от лица. - Стена, что наш сад отделяла от соседнего - в ней внизу дыра, водосток то есть... Кто покрупнее - не пролезет, а мне вот удалось вовремя. Схоронился в соседнем доме, его еще до осады бросили, никого там не было... Что-то подсказывало девушке, что пока не стоит рассказывать всю правду про дона Томазо и встреченных в заброшенном доме мужчин. Ведь она сама еще ничего не знает - так что лучше промолчать, чтобы не пришлось потом выкручиваться и отвечать на очередные вопросы. Одна ложь потянет за собой другую, а там, глядишь, и совсем запутаешься! Поэтому Инес поспешила сменить тему разговора: - А кто, говоришь, у тебя в нашем доме был? Кто-то из родных? Может, я их знаю? - наконец-то она опустила руки и вопросительно глянула на Джуфу. Глаза все еще оставались влажными, но что уж тут поделаешь...

Джуфа: Слезы мужчине не зазорны. И рыцарь Орландо плакал, когда трубил в рог посреди ущелья, узнав о предательстве Ганелоне, и Христос отирал лицо дерюжным рукавом в саду Гефсиманском. Джуфа сделал вид, что не заметил слез Иньиго, но отпустил не сразу. Вспоминал, когда в последний раз плакал сам. Наверное, в тот грязный день, когда мать его, Изотту Нуволу, секли за кражу у клиента, и все - и стража и судья и сам гость знали, что оговор лживый, но никто свидетельниц не слушал, били мать плетьми близ рыночных весов, сына тогда намертво держали материны дружки, хоть и было ему всего шестнадцать и ничего за поясом, кроме крестьянского хлебного ножа. А не удержали бы - не разговаривать бы сейчас Джуфе со случайным товарищем. Плеть за плетью, числом двадцать пять. Мать потом лепила на раны меж лопаток жеваную траву, усмехалась: Неделю на улицу не выйду. Ничего. Заживет, как на собаке. Не впервой. Ты не плачь. Слышишь, никогда не плачь при них. - Да нет, Иньиго. - Джуфа сцепил руки в замок, опустил голову на колени, сгорбился рядом - Нет у меня иной родни, кроме матери. Она на пристани сейчас торгует фисташками, старая стала, истаскалась, к ремеслу не пригодна, я ей с жалования что могу отдаю. Сначала деньги носил, но она все пропивает или мне что ненужное купить норовит. А куда ей еще мне покупать... Теперь меняю гроши на хлеб и рыбу, закупаю провиант, свечи и масло на месяц, за угол ей плачу. Это не от жадности... - он трудно повторил - Попивает она, вот что... А в доме каталонца знал я только Ненчу, Диану, да еще ровесника твоего, мальчонку совсем - Хосе его звали, такой, зубы, как у белки, верткий, на посылках служил... Про него и спрашивать не стану. Догадываюсь, что он водосточную дыру для спасения не нашел. А то я ему еще до всяких дел говорил - если что, приходи ко мне, наискосок от Сан Джакомо, напротив лавка старьевщика и остерия "Песни четырех Павлинов". Хозяин арендует дом Химеры, а там если что у стражи спроси... У меня камора есть, живем там с другом, и для третьего бы место нашлось. В тесноте, да не в обиде. Но раз Хосе не пришел, значит добрался до его горла поганый турка. Упокой Господи душу. Джуфа вовсе загрустил, чтобы отвлечься, порылся в сумке, достал угощение, почмокал губами - конь переступая по сухому палисаду потянулся к его ладони, искал сухарь, пофыркивая, обдавая слугу пряным теплым дыханием. - Бог весть, что будет с нами завтра. Скоро и колокола замолчат. Хозяин говорит - нет никакого завтра, есть только сейчас. Ты вот что... Ты обязательно посмотри вокруг дома монны Лукреции, может и там щели или закоулки есть. Земля большая, всегда есть места, где можно спасаться. А если что... Хосе не запомнил адреса, ты запомни. С меня может толку, как с козла молока, но если что - помогу. Мало ли как колесо повернется. Джуфа улыбнулся, запустил пятерню в кудри на лбу, обернулся к юноше: - И черта ли господам так долго судить да рядить. Очень строгая женщина твоя хозяйка, сколько месяцев хозяина мытарит, он к ней с подарками, а она ни тпру, ни ну. И правильно делает... Я бы на ее месте тоже на волынке играл. Такому гусаку отказать душно, а дозволить тошно. Джуфа привстал, подавил зевок в кулак - сказывалась многодневная бессонница, и глянул через низкую садовую ограду - не откликнется ли дом ди Барди новостями, не скрипнут ли ворота, не откроются ли настежь зеленые ставни.

Инес: Инес перекрестилась при упоминании о Хосе (которого, к слову, близко совсем не знала - так, виделись иногда), и быстро закивала. А вдруг и правда придется когда-нибудь воспользоваться гостеприимством нового знакомого? Один Господь ведает, что будет завтра - сегодня все уже видели, как дома, кажущиеся надежными и защищенными, превращаются в... Лучше не вспоминать, во что. Конечно, не хотелось бы думать, что дом монны Лукреции со временем тоже может стать небезопасным, но... Лучше знать, куда можно бежать в случае чего! - А у меня вот мама тоже там была... - совсем неожиданно отозвалась она. - И отец... Так что я, наверное, один теперь, сам по себе... И тут же поняла, что зря об этом заговорила. Теперь опять расплачется. А ведь уже раз таким поведением чуть не выдала себя! Но сейчас, на удивление, слезы будто кончились, рыдания застряли где-то в груди тяжелым комом... Поэтому вместо очередного всхлипа прозвучал вздох - горький-горький... - Как твой хозяин жить-то теперь собирается? Что делать при... этих? - вдруг спросила девушка. Просто потому, что нужно было как-то перевести разговор, уйти от прошлой темы... Да и переходить ко второму поручению новой хозяйки, пожалуй, пора.

Джуфа: Джуфа не стал бередить свежую рану, понадеялся, что юнец запомнил адрес, береженого Бог бережет. Однако, новый вопрос застал его врасплох. Воистину, этот розан нежный умел ставить в тупик даже бывалого пройдоху. За беготней, суетой и головокружением прошедших дней Микеле редко задумывался, что будет завтра, а уж говорить об этом "завтра" с хозяином было вовсе немыслимо. И так на любой сколь нибудь разумный вопрос слуги, господин смотрел свысока так, будто с ним ненароком заговорила бродячая собака. Надо заметить: очень смелая и давно не битая по хребту бродячая собака. Джуфа присвистнул, протянул, облокотившись на перила лестницы. - Ну-у, брат, ты задачи ставишь... Вообрази: кругом светопреставление, беженцы драпают, бабы ревут, дети и поросята визжат, колокола вразнобой, в Городе – всё горит, все на стены! Сам слыхал, как кричали: Звони, звонарь, звони, чтоб тебя повесили! Как ты думаешь, где мой хозяин был? Разве под ядра лез? Над крышами ухает, что в аду, гавань закрыта, а ему все нипочем, разве что добро перепрятали и припасы, все письма пишет, да по адресам ездит, да в контору, будто не в осаде мы, а у Христа за пазухой. Бывает, ношеную одежду нацепит, по три ночи пропадает невесть где. Ни меня, ни Минотавра, дружка моего, не берет. Вернется, злой, как пес, голодный, грязный. Под горячую руку не суйся. Раз по вечеру я тащил котел с кипятком наверх, канонада гудит, черти что деется, но работа есть работа, хозяин меня на лестнице поймал, улыбается, как мертвец, и говорит: - Что, дурак, весело тебе? Я ему в ответ мычу, стою весь в пару, молюсь, чтоб не ошпарить. Лицо делаю. Вроде как ни «да» ни «нет», но скорее «ни в коем разе». Он мне – "Дивись! Запомни эти дни. Мы как Плиний Младший, воочию наблюдаем гибель Помпеи!" А мне невдомек, какая такая Помпея помирает. Блондинка, брюнетка, в теле или тоща? Я к нему, веришь, многих водил. Говорю с опаской: - Соболезную, хорошая девушка была, сдобная. А что ж вы ее гибель хладно наблюдаете, может, вынести ее на солнышко, вдруг жива еще, продышится на сквозняке. Он по ляжкам хлопнул и ну ржать взахлеб, до слез. Огрел меня по плечу и говорит: - Нет, шалишь. Померла так, померла. Нечем ей дышать. Стара больно. Иди, живи. Вот и пойми, о чем толкует. Джуфа ловко оседлал перила часовни и скатился, было, но вспомнил, что место святое и обеими руками остановил скольжение. С карниза часовни скорбно смотрел на него маскарон-химера – не то лев, не то ангел с водосточным раструбом круглого рта. - Ставлю мою голову и башмаки Богоматери, что хозяин и при этих будет жить припеваючи, приспособится, присосется. Если его горлом на клинок не посадят и золотишко из утробы через зад не вытрясут. Его и в мирное время на мессе редко видели, ночь колобродим, храпим до полудня, а тут вон, видишь, какая оказия – уже святых вынесли. Джуфа задумался на миг, вперился в небо, проследил резкий сабельный поворот стрижа над крестом и выдал: - Только в муслимскую веру он точно не переметнется. У них положено вина не пить и самое главное – он ударил кулаком по локтю – Под корень каленым железом резать. Зато женок можно много сразу. Целый курятник. Только вот на кой им многобабие сдалось, если под корень – чик. А это уже, Иньиго... Называется:– и вновь не подвела попугайная память Джуфы, так и выдал подслушанное – Несоответствие сущего. Болтун бы еще долго распинался, но тут дрогнула правая воротина двора дома нобилессы ди Барди. И будто в тон хлопнуло то ли на ветру, то ли под рукой зеленое окно. Джуфа замер, глянул на выходящего гостя, проморгался. Нет, не почудилось. Не обознался. Даже в рядне нищенском узнал и осанку и походку. Поплыли в памяти прихотливые тени, факелы, тесные окна, багряные от темных огней переходы, длинные столы, расшитые золотом рукава, женский смех и тяжелые мужские голоса. Так недавно было, когда сидели господа, пили дорогие вина, ломали надвое белый хлеб. Псы и слуги ждали у золотых дверей, ловили объедки, кому повезло. И смеялись со всех колонн и лепных углов процветшие кресты, ангелы, волы и львы. Нахлынул отголосок воспоминания и сгинул... Джуфа отвел прядь со лба, напрягся, как кот перед прыжком - - Иньиго. – он спрыгнул наземь с перил – Ты прости, но тут дело есть срочное. Хозяин велел, если у этого дома увижу знакомое лицо, тотчас докладывать, чтоб его... Посторожи, я мигом обернусь. Не сводя глаз с выходящего, Джуфа быстро пошел к дому, будто по спешным делам, старясь держаться в тени стены к «черной» людской калитке.

Инес: Инес вздохнула еще раз. Да, жалко, конечно, девушку, хоть она эту Помпею совсем не знала, да и не слыхивала о ней ни разу. А может, та совсем непотребного поведения была, раз Джуфа ее к хозяину водил? Уж явно не о погоде разговаривали, тьфу, прости, Господи, души наши грешные! Хотя, какая уже сейчас разница? Говорят, мертвые не любят, когда о них плохо говорят... На самом деле, каталонке было все равно, чем занималась покойница-Помпея. Упокой Господь душу ее, но... Своя рубашка, как-никак, ближе к телу, и образ неизвестной заслонили воспоминания о других девушках, погибших в это утро. Диана, Лита, Ассумта... Донья Эва. Вспомнив ее крик, Инес вздрогнула. "Чем же мы так прогневили Всемогущего?" - печально подумала она. Джуфа куда-то побежал, а Инес так и осталась сидеть. На нее, наверное из-за всего пережитого, навалилась какая-то тяжесть, усталость. Теперь хотелось закрыть глаза, и заснуть - ни о чем не думать, никого не видеть, обо всем забыть. Но не здесь, не на улице же, а то, не ровен час, и правда заснешь! И девушка близоруко прищурилась, пытаясь рассмотреть, кого же увидел вдалеке ее новый знакомый...

Джуфа: - Спасибо, Иньиго. - вернувшийся Джуфа сел рядом на ступеньку. Он потирал битый затылок, но с виду не унывал. - Обернулся я быстро. Суета сует, что творится, не разобрать. Он вспомнил надменный нетерпеливый голос хозяина и повторил зло: - "Все цари, все Соломоны..." А я почем знаю, что за ромейский господин в саду твоей хозяйки розаны нюхает. Тут кого только не бывает, и ромеи и генуэзцы, и венецианцы, один раз даже, веришь ли, эфиопа видел. Чернущий, как деготь, глаза белые, на голове - алого шелка - чуть ли не штука наверчена, с двумя хвостами. Чей то раб наверное. Я было сунулся поговорить, интересно же, как эфиопы болтают, а он оскалил пасть - а вместо языка обрубок. В таком ноевом ковчеге разве ромея заметишь... Эка невидаль - ромей, полно тут этих greculi. А хозяин не разобрался и наотмашь по башке. Хорошо хоть не прибавил для науки перстнем под глаз - торопился. Как на свидание поскакал. Даже личину сменил. С обычной, на елейную моську - аж лоснится, хоть оладьи жарь. Будто оборотень. Да ладно, голова у меня крепко приделана, от подзатыльника не отлетит. Теперь уж я не знаю, сколько еще придется тут святое место подпирать. Вечно так, полдня сидим в потолок плюем, полдня бегаем с подожженным задом. Дался ему этот ромей. С виду то человек как человек... Джуфа снова улыбнулся и глянул на Иньиго: - Э, брат, да ты еле сидишь. Умаялся... Немудрено после таких передряг. Может, поймать кого из доместиков моны ди Барди, замолвить словечко, чтобы тебя спать уложили? На миг Микеле поймал себя на отдаленном сожалении, что у него нет ни младшего брата, ни сестры. Чувство это было неясным и грустным - как запах тлеющих листьев в саду. Почуешь его издали и понимаешь: осень...

Инес: Инес вздохнула. Да уж, ну и хозяева бывают! Конечно, служба в доме консула - тоже не сахар, но уж всяко лучше... Было. Никак не верится, что это все в прошлом, что более-менее спокойная жизнь закончилась, и придется привыкать к новой. Новая власть в городе, новая хозяйка, новые обязанности - кто знает, как будет дальше, чем обернется для бывшей служанки консула эта новая роль? Впрочем, мысли как-то странно путались, перемешивались, тяжело было ухватиться за какую-то одну. Размышлять о настоящем и будущем уже не было никаких сил - глаза уже действительно сами собой закрывались. Инес зевнула, и попыталась ответить: - Нет-нет, я спать совсем не хочу... - но, зевнув еще раз, поняла, что врать бесполезно. - Уже хочу, оказывается... Мало сегодня спал, наверное...



полная версия страницы