Форум » Город » "Чудесна юность, славно жить, пока ты молод" - 31 мая, Галата, после трех часов дня » Ответить
"Чудесна юность, славно жить, пока ты молод" - 31 мая, Галата, после трех часов дня
Зоя: Время: после трех часов дня Место: второй этаж дворца подесты, Галата
Ответов - 49, стр:
1 2 3 All
Зоя: Примерно на середине лестничного пролета Зоя внезапно задумалась о том, с какой стати ее вещи были переправлены в комнату Эвы, коль скоро их владелица все равно собиралась вернуться в спальню Махмуда-паши. Объяснить это, конечно, можно было по-всякому: нерасторопностью черного евнуха, наглостью Заганоса-паши, отнимающего чужие вещи для своей девки и... немилостью Зоиного господина. Хотя ромейка не припоминала за собой никакого греха, заслуживающего столь серьезного наказания, ей все же стало не по себе. Теперь еще более необходимым стало повидать пашу Махмуда, чтобы уверить его в своей безграничной преданности и признательности. На втором этаже по-прежнему столбом стоял янычар в красном кафтане, при виде Зои он и усом не повел, будто они уже не были добрыми знакомцами. Это равнодушие турка лишило ее надежды все-таки проскользнуть вниз, туда, где хозяин дома принимал своих сановных гостей. Сделав вид, что вовсе не собирается спускаться на первый этаж, Зоя лебедицей поплыла в сторону спальни, но все изящество походки пошло насмарку, когда она наступила на ремешок от сандалии и благополучно расстелилась на полу во весь рост. От турецких щедрот ей пока не перепало новой обуви, а потому к роскошному платью все еще прилагались те самые подметки с веревочками. Предварительно скосившись на янычара - не смеется ли? - кира Анна уселась на полу спиной к нему и принялась возиться со своей неказистой обувкой.
Мехмед Фатих: ... К тому времени, как она приступила к этому действу, вызывающему в памяти - пусть лишь названием - знаменитую статуэтку, в наше прозаическое время занимающую почетное место в одном из музеев Лютеции, совершилось как минимум три события, имеющие значение для участников событий. Во-первых, тело неизвестного юноши, когда-то вызвавшее у ромейки дрожь и одновременно - опасное любопытство, исчезло из видимости, и двери всех покоев были предусмотрительно притворены. Во-вторых, Махмуд-паша, которого она пока безуспешно искала, отряжен был юным победителем греков на устроение готовящегося празднества, а Заганос-паша, в честь возведения которого в сан Великого визиря и должен был состояться пир, в эту минуту с ортой разряженный в пылающую алую ткань янычар как раз пересекал Галатскую площадь, выворачивая на самую широкую улицу, стремительно пустевшую от приближения этой многоглавой змеи. И наконец, таинственный юноша, чей жизненный путь уже однажды пересекся с путем новой наложницы Второго визиря, в сопровождении спутника - того же красавца, что появлялся здесь нескольким ранее - поднимался по лестнице с неторопливостью человека, чувствующего глубокое и сокровенное удовольствие. При виде девицы, которой против воли пришлось приподнять край своего одеяния, чтобы добраться до порванной обуви, его черные глаза приобрели выражение, какое бывает у сытого кота, обнаружившего попавшую в западню мышь. - Если ты, красавица, вздумала ложиться, так есть место и поудобнее,- проговорил он тягучим голосом, тоном, вынудившим спутника сперва рассмеяться, но тут же нахмуриться. Но невысокий турок не обратил на его недовольство никакого внимания: поведя плечом, он сделал несколько быстрых шажков, оставляя товарища позади - и в одно мгновение оказался на площадки лестницы. Янычар почтительно посторонился, укрепляя в глазах самого непроницательного зрителя мысль о том, что незнакомец, несомненно, обладал каким-то высоким постом в поднимающейся к величию и славе империи. - Да и ноги ты развела недостаточно широко,- продолжил он с оттенком презрения, скользя по гибкой фигурке танцовщицы взглядом, который казался почти осязаемым.
Зоя: На языке у Зои вертелось сразу несколько ответов, каждый из которых был напитан мудростью Аркадиевого форума, однако ни один из них не только не мог прозвучать из уст Анны Нотарас, но и был... небезопасен для наложницы Махмуда-паши. Мужчины не менее чувствительны, когда их главную гордость задеваешь словом, а не коленкой; ромейке же немедленно припомнилось все, что ее давешний спутник говорил о "недомужчине" и мальчиках в постели второго визиря. Что до вполне благопристойного замечания насчет того, что приличной девушке неоткуда знать, как правильно ложиться, то оно могло повлечь за собой предложение дать ей пару уроков. Поза Зои была куда как неудобна - несмотря на все желание попятиться прочь, можно было лишь отодвинуться подальше от опасности, ерзая на заду, отчего юбка задралась только выше. - Я потеряла здесь кольцо, которое подарил мне господин, - глядя на турка исподлобья, наконец, отозвалась она. Подобное объяснение было не слишком правдоподобным, но ничего лучшего ромейке в голову не пришло.
Мехмед Фатих: - Кольцо?- тягучим и ласковым голосом переспросил юноша, останавливаясь над сражающейся со своим нарядом танцовщицей и опираясь затянутым в узорчатый шелк бедром о низенькие перила.- Где же ты, красавица, прятала это кольцо, если ищешь его у себя под подолом? Может, требуется помощь? Грациозным движением, странным у человека подобной комплекции, которую просвещенные люди приписали бы влиянию Венеры - и действительно, знак Рыб, место экзальтации этой богини, знак, вечно напоминающий о ее бегстве из адского пламени*, имел важное значение в его гороскопе - таинственный незнакомец наклонился к ромейке. Однако куда больше чем изящества, в этом стремительном, как бросок сокола на добычу, движении читалось желании напугать девицу и отнять у нее весьма излишнее в данных обстоятельствах ощущение безопасности. * Когда подземные боги вырвались на свободу и Тифон начал сжигать своим пламенем даже сам Олимп, все боги вступили в бой. Венера же и ее любимый сын Эрот, обратившись в рыб, укрылись от жара в реке.
Зоя: - Лучше помоги мне подняться, - Зоя крепко ухватилась за плечо турка, в глубине души понимая, что тот едва ли порадуется, ощущая, как девичья лапка сминает драгоценные шелка его одеяния. Неверная, женщина низкого происхождения и сомнительного поведения - можно было ожидать, что он не поставит ее на ноги, а, скорее, отшвырнет прочь. Пока что она удерживала его на расстоянии вытянутой руки, но всем сердцем желала бы оказаться подальше. Ведь разве могла она спастись от опасности - а этот человек был безусловно опасен, опаснее Сабита и даже паши Заганоса! -иначе, как бегством?
Мехмед Фатих: Движение, промелькнувшее на холеном, несколько бледном лице турка: изумление и ярость, порыв немедленно покарать за неслыханную дерзость, и страх, животный ужас за свою жизнь, которую ромейка могла прервать единственным ударом кинжала - - словно вспышка молнии в серебряном зеркале, отразилась в чертах остальных участников этой сцены. Янычар сделал стремительный шаг вперед, с лязгом вырвав из ножен тяжелую саблю. Однако, эта угроза все равно бы запоздала, угрожай жизни маленького турка какая-то опасность, и явилась бы разве что отмщением, но никак не защитой; поняв это, захваченный ромейкой в плен юноша сделал гневное движение. Его красивый спутник действовал быстрее и резче. Словно ласка, проскальзывающая в гнездо, чтоб унести оттуда яйцо перепуганной птицы, он проскользнул под рукой гиганта и в мгновение ока оказался перед попавшим в опасность товарищем. Жесткие узкие пальцы вцепились в край зойкиного платья у ворота и с силой рванули ее назад, отстраняя от испуганного османа. Ярость перекосила красивое, словно высеченное в медальоне лицо; навалившись со всей силой на ромейку, он без замаха, но довольно чувствительно надавил ей локтем на живот, не давая дышать и вынуждая отпустить товарища, к которому, по-видимому, был очень привязан и за жизнь которого страшился. Сам турок тоже сделал попытку вырваться из неожиданной хватки: резко отпрянув, он, хоть и не оттолкнул танцовщицу, к которой еще столь недавно проявлял недвусмысленный интерес, что узорчатая ткань его одежд затрещала.
Зоя: В первое мгновение Зоя даже не поняла, что произошло, хотя и ожидала, что турок с отвращением отшвырнет ее прочь. Меньше всего она ожидала, что грозный баши ухватится за саблю, ведь это было все равно, что палить из Урбановой пушки по жалкой пичуге, и разом оцепенела от ужаса - наверное, не будь они с турецким вельможей так близко, почти голова к голове, янычар бы одним взмахом клинка расправился с дерзкой ромейкой. Только ощутив под лопатками твердость пола, а на животе - тяжесть чужой руки, Зоя поняла, что ее не убьют вот прямо сейчас, на половине пути к величию, паше Махмуду и новым башмакам. А еще, глядя снизу вверх на лица мужчин, так отважно бросившихся на выручку знатному господину, бывшая циркачка внезапно поняла, что они испуганы едва ли не так же сильно, как она сама. Что могло вселить в них такой ужас? Едва ли ее скромная персона... - Именем Аллаха умоляю не гневаться, господин! - выдохнула она, искательно заглядывая через плечо лежащего на ней турка - раскаяние, вполне искреннее, непременно должно было быть замечено.
Мехмед Фатих: Освобожденный из зойкиных рук, и вполне уверенный, что его персоне более ничего не угрожает, невысокий турок горделиво выпрямился, поправляя измятое одеяние, слои которого, подобно многочисленным лепесткам багрового тюльпана от порыва ветра, пришли в беспорядок от непрошеных объятий ромейки. Расправив узорчатый шелк и перетянув пояс, делавший его весьма плотную талию несколько тоньше, он отступил обратно, к перилам, явно колеблясь, как дальше поступить с дерзкой, посмевшей покуситься на его безопасность. Дверь комнаты, полуоткрытая в нескольких шагах от несостоявшейся драки, навела таинственного турка на мысль, которая показалась ему очень подходящей. - Odada!- приказал он коротко, взмахнув рукой; юноша, насевший на Зойку, быстро оглянулся через плечо и, поняв мысль того, на чью защиту он с такой страстью бросился, сделал знак янычару. Могучие руки обхватили ромейку поперек пояса, миг - и она вихрем вознеслась в воздух, чтобы через несколько быстрых шагов быть брошенной на прямо на гору сваленных возле широкого дивана перин и тряпья, похоже, стащенного сюда с доброй половины дома. В тот же миг второй юноша насел ей на руки, лишая возможности к сопротивлению, если его знатному товарищу вздумается отпустить янычара. Так и произошло: едва спина девицы коснулась опоры, знатный турок издал нетерпеливый вопль, по-видимому, приказывающий баше удалиться. Одним прыжком неизвестных оказался сидящим верхом на ногах жертвы: теперь она не могла даже брыкаться, а лишь изгибаться, как рыбка, которую за хвост и голову держит, хвастаясь перед товарищами, удачливый рыбак. Но и этого ему показалось мало: выхватив из-за пояса крошечный нож, столь небольшой, что его скорее можно было ожидать в женской или же детской руке, он приставил его острие к горлу танцовщицы. - Кто велел тебе убить меня? Сознавайся немедленно. Говори!
Зоя: Кричать у Зои не вышло, дыхания хватило только на сдавленное "Ииии!", да и то не громче комариного писка. Говорят, перед смертью весь земной путь проходит перед глазами человека - наверное, чтобы лучше представлял, за какие богопротивные поступки черти его станут на сковороде томить. Пока турки тащили ее в комнату, картины недолгой жизни бывшей циркачки успели несколько раз пройти перед ее внутренним взором, заставляя Зою очень остро ощутить, что она и нагрешить-то толком не успела. Во всей этой возне покрывало давно свалилось с ее головы, но ромейка еще не настолько прониклась заветами Пророка, чтобы картинно потерять сознание от того, что лицо ее открыто посторонним мужчинам. Поэтому она просто таращилась во все глаза на склонившегося над ней турка, пытаясь понять, чего он от нее хочет и как добиться, чтобы он успокоился, отпустив ее восвояси. - Убить? - острие клинка чувствительно упиралось в горло, и Зоя боялась даже сглотнуть. - Как убить, чем? Я безоружна... Я просто хотела встать, и...
Мехмед Фатих: Турки обменялись еще одним быстрым взглядом - и тот, что держал руки провинившейся ромейки, принялся с бесстыдством лекаря и опытностью палача шарить по ее телу. Не доверяя способности сдержать перепуганную девушку, которой было нечего терять, и от которой можно ожидать любых глупостей, он навалился на заломленные руки жертвы всем телом. Однако, заметно было, что процедура, которая доставила бы грязное удовольствие любому из баши-бузуков, и даже тому невозмутимому воину, что только что покинул место расправы, не приносит юноше ни малейшей радости. Он кривил губы, дотрагиваясь до соблазнительных выпуклостей грациозной фигурки, и иногда явно намеренно норовил до крови ущипнуть гладкую кожу, оставляя на ней красные следы длинных, заостренных ногтей. Высокородный турок взирал на это бесстыдное зрелище неподвижно, как если бы вознамерился посоперничать с невозмутимости с изгнанным янычаром; однако, увидев, что его товарищ принялся слишком уж усердствовать, а, может быть, поняв, что страх напрасен, он покривил красивое лицо в гримасе, которую легковерное сердце могло бы принять за жалость. - Хватит,- сказал он по-гречески, видимо, более для того, чтоб его поняла жертва этого испровизированного нападения, чем чтобы донести свою волю до своего защитника и соучастника. Черные глаза, слегка кося, устремились сперва на него, а потом на циркачку, лепет и беспомощное положенье которой, по-видимости, весьма его забавляли. - Сядь. Сядь же!- он возвысил голос, поджимая пухлые губы и в нетерпении больно шлепнув ее по бедру. Пятки в атласных туфлях сильно ударили ножки девушки, когда смилостивившийся похититель сделал движение.- Сядь и отвечай мне - и не приведи Аллах тебе солгать хоть единое слово! Бесстыдный похититель нахмурился, но, не имея, по-видимости, права или отваги возражать своему капризному спутнику, покорно сполз с вороха тюков на пол, подобно ручному животному.
Зоя: Зоя стоически перетерпела обыск, понимая, что это ее единственная возможность оправдаться, и лишь сдавленно взвизгивала, когда турок щипал ее с подвывертом. Мимоходом ей подумалось, что придется объяснить Махмуду-паше, откуда на ее коже появились эти отметины, однако вещей, которые следовало скрыть, накопилось уже столько, что беспокоиться об этом было уже бессмысленно. Наконец, ее оставили в покое, удостоверившись, что дерзкая девица не скрывает под одеждой ничего, что представляло бы угрозу для жизни молодого сановника. Она села, уже привычно подбирая под себя ноги и суетливо оправляя платье, пришедшее уже в совершенный беспорядок. Обычная самоуверенность еще не до конца возвратилась к дочери Анфима, однако ей уже было интересно, какая женщина уже успела так перепугать птицу такого высокого полета. - Я просто искала кольцо моего господина, Махмуда-паши, а мой брат остался наверху, он не захотел мне помогать, и я вернулась одна, - объяснила Зоя, не дожидаясь вопроса.
Мехмед Фатих: - Твой господин так щедр?- пухлые губы юноши, ставшие красными, словно перезрелые вишни, дрогнули, складываясь в яркую точку. От этого выражение его лица стало почему-то кислым, как если бы эти вишни несколько часов пролежали на солнце и были унизаны яйцами кружащихся вокруг быстрых мух. Обменявшись еще одним взглядом с приятелем, который развалился на роскошных тканях с видом домашнего кота, уверенного в безопасности и любви господина, тот рассматривал пленницу с насмешливым видом, как будто бы предвкушал недурственное развлечение или с самодовольным удовлетворением убеждался, что неизвестная девица не станет его счастливой соперницей. Таинственный руководитель похищения, похоже, не склонен был долго ждать ответа. - Так как? Он щедр? Небось, метит на место Великого визиря?- он засмеялся, но смех этот, колкий и злой, казалось, царапал слух и даже самую кожу. Важное, полное лицо стало презрительным, как если бы между ним и окружающим миром воздвиглась непроницаемая стена. - Это ведь он приезжал в город во время осады и вел переговоры с твоим отцом, кира Анна?
Зоя: - А что такое визирь? - с детским простодушием распахнула глаза Зоя, будто турок в ответ мог поведать ей длинную и занятную историю. То, как он выделил голосом вежливое обращение, не оставляло сомнений - он нисколько не верит в то, что перед ним действительно дочь мегадуки. Зоя начинала думать, что назваться знатной девицей было не самой лучшей идеей и, возможно, пришла самая пора повиниться в обмане, пока сановный турок еще способен смеяться. - И кто же рассказывает глупым девушкам о делах мужчин? - умильно склонила она голову набок. - Если я могу рассказать вам что-то, так только то, что видела собственными глазами, да в щелочку много не рассмотришь, а говорили они очень, очень тихо. Как на грех, именно в этот момент у Зои нестерпимо зачесался нос, и она, уже наученная горьким опытом, чрезвычайно осторожно поднесла руку к лицу, чтобы нельзя было заподозрить, что под ногтями у нее спрятано некое орудие убийства. - Тот человек, который приезжал, он... Ну... Нам в отцы, пожалуй, годится. Лицо злое. Волосом темен, глаза светлые. Без усов и без бороды. Я плохо его разглядела, - добавила Зоя на случай, если туркам вздумается выстроить перед ней в ряд мужчин, похожих на описанного ею, чтобы найти того самого. Выбор у ромейки был небогат - придумывая человека, который якобы сговаривался с Нотарасом, она невольно воображала себе пашу Заганоса, воплощение всех злосчастий, свалившихся на ее голову.
Мехмед Фатих: Если сказанная танцовщицей ложь представлялась ей покаянием, то, на взгляд ее нового собеседника, выглядела она на удивление неубедительно. Однако черные глаза юноши блеснули опасным любопытством, которое он, противу обыкновения, даже не потрудился срыть. Лениво соскользнув с ног своей пленницы, и упав на пестрые покрывала по другую сторону, он сделал движение, показывающее, что ромейке следует продолжать свой рассказ. - Для той, кого не посвящали в мужские дела, у тебя недурное зрение. Стало быть, к твоему отцу, киру Луке, прибыл для переговоров кто-то от твоего господина?- медлительные движения юноши, несколько противоречащие живости. что он проявлял несколькими мгновеньями ранее, наводили на мысль о том, что произошедшее в канувшем месяце мае интересует его ровно настолько, насколько скучающих в сарае* красавиц развлекает заунывное музицирование играющего на сазе евнуха, сопровождаемое многочасовым монотонным пересказом истории, которую и исполнитель и слушательницы успели давно уже выучить наизусть. - Но что же.. в том, чтобы склонять мега-дукс на сторону султана и Пророка, нет никакого греха. Кир Лука, как мы наслышаны, отличается редкостным здравомыслием... да к тому же после многих дней голода, наверняка, желал позаботиться о тебе. Странно, казалось, мы слышали, что кира Анна намеревалась отплыть из Города в земли латинян...- выпустив эту стрелу, яд которой был не слабей яда Гидры, согласно преданию, напитавшего стрелы Геракла, юноша с кривоватой улыбкой посмотрел на свою собеседницу. Женская половина дома в османской турции называлась сарай. Позднее итальянцы соединили его со словом "seraglio"; слово же "гарем" - транслитерация арабского "харам", т.е. "запретный". Так что османские красавицы жили в сараях.
Зоя: Существовало множество пословиц о судьбе неразумных пичуг, нашедших свою погибель от птичьего клея - стоило коснуться его коготком, как приклеивалось и крылышком, а ели удавалось высвободить клюв, как тут же увязал хвост. Все эти мудрые изречения разом вспомнились Зое, у которой уже голова шла кругом от страха. Турок знал, что она лжет, но, тем не менее, выслушивал ее с живейшим интересом. Делать ему больше нечего, а? Рот Зои изогнулся скорбной подковкой, брови сошлись к переносице, словом, всё говорило о том, что она готова жалобно захныкать. Вряд ли это могло впечатлить ее пленителей, но попробовать стоило. К примеру, Анфим настолько не терпел бабьего воя, что буквально зажмуривался и затыкал уши, когда его благоверной приходило желание пустить слезу. - Никто мне теперь не повери-ит, - слезы еще не увлажнили пушистые ресницы ромейки, но уже отчетливо слышались в ее голосе. - И-и-и, осталась я бесприютна-ая-я!
Мехмед Фатих: Готовый вот-вот огласить комнату плач и крик сделал то, чего бы ромейка, возможно, не добилась ни самым искусным враньем, ни самыми словесами, свитыми в причудливые узоры на манер персидских ковров или бесконечных, пестрых рассказов старого лекаря, с которым Зойке довелось познакомиться нынешним утром. Знатный турок поморщился, как будто во рту у него оказался недозрелый лимон; его маленькая рука, унизанная дорогими перстнями, на мгновение сжалась на рукояти кинжала. Его спутнику, и без того явно желавшему избавиться от крикливой девицы, этого показалось достаточно: приподнявшись, он подхватил хнычущую пленницу подмышки и собирался уже столкнуть с ее царского ложа - но кратким цоканьем языка знатный турок остановил готовящуюся расправу. - Кто должен поверить тебе?- спросил он слегка гнусавя, на манер старых, пропитанных пылью веков чтецов Корана, чьи козлиные бородки и истошное блеянье с минбара навеки запечатлел Омар Хайам. Голос его снова был сладок, как патока, сваренная из китайских яблок и персиков, к тому же сдобренных лучшим медом из царских погребов.- Разве твой господин уже не почтил тебя самым большим подарком - своим доверием? Что же ты еще хочешь?
Зоя: Было просто замечательно, что турок предложил наложнице Махмуда-паши на выбор целых три вопроса, тем самым позволив ей выбрать самый безопасный. - Я хочу к нему, - всхлипнула она, как потерявшийся в рыночной толчее ребенок. - К киру Махмуду-у! Иду, никого не задеваю-ю... никого! Раз, вот тебе - схватили-и, облапили-и-и, нащипали-и-и-и!... - она дрыгнула правой ногой, которую спутник вельможи обыскивал с особым тщанием, а потому у Зои были все основания подозревать там пару синяков. - Что я ему скажу-у? С лестницы будто упа-ала-а? Ей сделалось так жалко себя, что даже не пришлось нарочно тереть глаза жестким вышитым рукавом - слезы сами потекли по щекам.
Мехмед Фатих: Черные глаза без выражения следили за разыгрывавшейся сценой. Именно разыгрывавшейся: Мехмед, к имени которого льстивые подданные уже прибавили прозвание эль-Фатиха, и которого читатель уже несомненно узнал в высокородном, но не слишком высокорослом турке, ни секунды не сомневался, что перед ним - сценка из тех, что частенько разыгрываются на базарах и площадях, а то и во жилищах счастливых семейств. Плачущая жена, чающая своими слезами выудить из мужа побольше подарков и драгоценностей, или же хитрая девица, вынуждающая простака жениться на ней - проливаемой ими из глаз воде ценой был ломаный медный грош; так учил своего подопечного безжалостный Заганос-паша и так тот привык взирать на капризы дочерей доверчивого Адама. Именно понимание это подлого, низменного свойство женской натуры раз и навсегда оградило юного еще султана от опасности поддаться чарам голубых глаз, свежих уст или высоких белых персей прелестницы турецких, персидских или же латинских кровей - похвальная твердость, сохраненная им до конца жизни. Была еще одна вещь, воспоминание, обжигавшее его как огнем и только усиливавшее отвращение к женскому полу: последняя любовь отца, хана Мурада, который ради нее согласился оставить трон, и, как говорили злые языки, из-за которой утратил и самую жизнь. Нет, куда больше привязанности молодой падишах испытывал к мальчикам и юношам, бесхитростным, преданным и таким наивным. Взятые по девширме или отданные своими отцами в услужение владыкам, они не стремились получить власть для себя, и не желали богатств и почестей, и известию о военной победе радовались куда больше, чем украшениям и ярким нарядам. С ними проще было говорить, проще склонить на свое ложе, проще дать им то, что хотело их сердце по причине того, что их куда проще было понять - и наконец, их куда проще было убить. Все в этом мире смертно. Поэтому настроение султана, мгновение назад вскипевшее, словно котел, неплотно прикрытый крышкой, тут же превратилось - по крайней мере внешне - в подобие гладкого озера. Улыбнувшись, как если бы перед ним возлежала в нетерпении и неге прекраснейшая из гурий райского сада, Мехмед тем же мягким, воркующим тоном спросил. - Хочешь умереть?
Зоя: Молодой вельможа явно пресытился ее россказнями, так что приходилось до лучших времен отложить замечательную историю о том, как Лука Нотарас отправил на латинский корабль дочку со служанкой, которая по пути обобрала бедную киру Анну, надела ее платье и уплыла в заморские земли, бросив свою госпожу на растерзание туркам. Собственно, лучше было не раскрывать рта вообще, ибо каждое слово лжи влекло за собой еще десять. Судорожное мотание головой было достаточно красноречиво - нет, Зоя не хотела умирать, пусть даже ее уверенность в блестящей будущности с некоторых пор уже не была столь несокрушимой. Она уже побывала на пороге смерти, испив отравы из рук Ксара, и спаслась лишь благодаря тому, что он посмел нарушить приказ своего господина, добыв для свой Чалыкушу противоядие. Нет, нет, нет! Зоя не желала становиться гнездилищем для мух и трапезой для червей - разве только сильно попозже, когда у нее начнут выпадать зубы, седина выбелит волосы, а морщины обезобразят лицо.
Мехмед Фатих: Благожелательна улыбка, появившаяся на губах султана в тот момент, когда девица испуганно затихла, то ли осознав, наконец, что ее жизнь теперь зависит от малейшей его прихоти, то ли попросту испугавшись. Да, таковы все эти люди, в их сердцах нет места ни свету Аллаха, ни даже просто человеческого достоинства. Да и можно ли назвать их людьми? Одно лишь слово - и она была готова лизать ему руки, словно собачонка, почуявшая сильную руку. Вчера они принадлежали всем и каждому в Ромее, сегодня - всем и каждому в османской империи. - Как ты попала к паше Махмуду?- кинжальчик нырнул в узорчатые ножны; украшенные бирюзой и гранатами, расшитые жемчугом, они казались изящной безделушкой, от которой нет никакого толку - и скрывали клинок, способный в любое мгновение отделить голову от шеи и дойти до самого позвоночника. Властитель должен быть подобен такому же клинку: под пышной одеждой и блеском сокровищ должен быть скрыт смертельно опасный воин, твердый, словно закаленная сталь и неумолимый, как человек, не имеющий родины. Ведь металл не имеет родины, и с равным безразличием входит в плоть брата и врага.
полная версия страницы