Форум » Город » Надежный страж, замок с ключом... - 31 мая, Галата, половина пятого вечера » Ответить
Надежный страж, замок с ключом... - 31 мая, Галата, половина пятого вечера
Луиджи Бальдуччи: Галата, дворец подесты. 31 мая 1453 года, половина пятого вечера. «Во всей этой истории, как читатель мог заметить, был один человек, которым, несмотря на тяжелое его положение, никто не интересовался, почтенная жертва интриг политических и любовных...»
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Луиджи Бальдуччи: По молодости лет и высокомерию расцветшей юности Шехабэддин-паша мнил, что сьер Бальдуччи настолько одряхлел и помутнел разумом, что не мог упомнить сказанного им же пять минут назад, не говоря уж о дне вчерашнем, и способен запутаться в хитрых узлах собственной риторики. Не жаль было мессеру Луиджи расстаться с четырьмя тысячами дукатов, жалел купец расстаться с ними без пользы и будущего прибытка. Дар, поднесенный новому владыке Константинополя, в чьих руках были ныне ключи от врат Средиземноморья, поднесенный добровольно, ибо мессер Луиджи решил дополнить сумму до более приятного и округлого числа, способен был в будущем вернуться сторицей. Или пропасть бесследно – ну, тут уж как Бог рассудит. Выкуп же, врученный наглому евнуху, как думалось генуэзцу, – это золото, брошенное в жадно разверстую и ненасытную пропасть. Так же, как женщина напрасно ожидала бы понесть от ночи со скопцом, так и от сделки с ним не видел Бальдуччи выгоды. Таким образом рассуждал почтенный купец, вздыхая и печально кивая в такт словам Шехабэддин-паши. – Вера моя и моих соплеменников предписывает проявлять милосердие и оказывать помощь страждущим, ибо их есть Царствие Небесное. И нередко люди добрее к чужим и дальним, чем к ближнему кругу, – проговорил купец, искоса посматривая на смуглый лик евнуха, похожий сейчас на терракотовую маску античной Талии, усмехающуюся лишь ртом. – Благородные мои земляки с пониманием и сочувствием отнесутся к несчастному сироте, и я на их месте не поступил бы иначе.
Шехабэддин-паша: Румели-паша выслушал эти причитания с видом если не крайнего почтения, то понимания и сочувствия, однако, блеск его глаз не давал усомниться в том, что их он принимает за чистую монету не более, чем затертый пальцами евреев-ростовщиков, потерявший легенду медяк. Однако, сейчас его собственные цели вполне совпадали с целями пленника, а, значит, стоило дать тому потуже затянуть петлю на собственной шее. Когда Бальдуччи, то ли застыдившись мучительной бедности, то ли мучимый бесстыдным враньем, сделал паузу в словоизлияниях, перс не преминул перехватить нить, все плотнее обвивавшую пушистый хвост, в его воображении плотно приставший к собеседнику. - Воистину, так следует поступить любому достойному человеку; и, хотя наша вера и разделяет нас, нежелательно, чтобы последователи Исы мнили последователей Мохаммеда дикими зверями, которым неведомо бескорыстие. Твой рассказ столь тронул меня, старик, картиной твоих бедствий и опасностей, которым ты можешь подвергнуться вследствие своего желания выразить султану свою благодарность, что я не могу отпустить тебя голым и босым навстречу опасности. Полагаю, что дюжина достойных мужей, что охраняют этот дворец, и которым сам наш владыка не гнушается доверить свою жизнь, будет достаточна, чтоб сохранить тебя ото всех нападений, которыми ты можешь подвергнуться - и, если потребуется, помочь тебе со сборами денег в твоих кладовых и хранилищах твоих благородных друзей. А чтобы они не подумали, что ты навел на них бесстыдный грабеж, и что все, что делается, делается без ведома и в противность воле нашего повелителя, великого султана Мехмеда, я сам возглавлю их, как его доверенное лицо.
Луиджи Бальдуччи: Если Шехабэддин-паша представлял маску Талии, то сьер Бальдуччи в это мгновение олицетворял ее товарку и соперницу – Мельпомену. Углы рта его опустились книзу, жидкие усы безжизненно повисли, взор подернулся пленкой вселенской скорби. Негоциант не обманывался, будто ему удалось обхитрить или разжалобить турка, но пока тюремщик ломает комедию вместе с пленником, призрачная полуправда-полуложь все крепче обретала плоть. Ибо все в мире условность и все истина – зависит от глаз смотрящего. – Увы, кладовая моя узка и тесна, и место в ней лишь для одного человека, – возразил мессер Луиджи, дернув себя за бороду и прочими жестами выражая отчаяние, в кое его повергала невозможность воспользоваться великодушным предложением Румели-паши. – Я сам, все сам...
Шехабэддин-паша: Шутка затягивалась, и султанский наперсник начинал уже терять терпение. На каждое слово, что он находил для ушлого латинца, тот отвечал целым потоком, и каждый раз умудрился выворачивать дело так, словно благородное желание истребовать выкупза его жизнь было сродни желанию воришки на базаре срезать тяжелую мошну с пояса зазевавшегося ротозей. Впрочем, едва ли пленника Заганос-паши можно было причислить к славному племени тех, кто мог утратить внимание, развлеченный огненными шарами, изрыгаемыми факиром или взглядом черных глаз уличной плясуньи. Скорее уж Румели-паша мог вообразить его яростно торгующимся с еврейским ростовщиком или с персидским купцом за кусок узорчатой ткани. Губы евнуха презрительно дрогнули. Если этот человек помышляет так же торговаться и с ним, и надеется на победу, ему очень скоро предстояло узнать не только милость, но и гнев султана. - Я жду тебя внизу,- не вступая в дальнейшие прения, твердо проговорил он, упираясь в генуэзца взглядом настолько острым, что тот мог разрезать сгустившийся между ними воздух, подобный плотному шелку. Рука Шэхабеддин-паши не сделала ни одного резкого жеста, но угроза, звеневшая в тоне, не становилась от того менее существенной. - Терпение моего повелителя не бесконечно,- добавил он тише, улыбаясь как палач, убеждающий жертву начать говорить как пока не остыли нагретые на огне инструменты.- И воображается мне, что дары, которые ты с такой похвальной радостью намерен преподнести ему, вечером покажутся султану недостаточно... достаточными. Вдвойне дает тот, кто дает скоро.
Луиджи Бальдуччи: – Слова эти мудры не по твоим годам, – с показным смирением восхитился Бальдуччи, – и больше пристали почтенному мужу, как Заганос-паша, чем юноше. Однако у моего народа есть другая поговорка: "Терпеливый пахарь собирает двойной урожай". Впрочем... – негоциант одернул разошедшиеся полы дублета и окинул неприязненным взором убогую комнатенку, – ждать тебе не придется. Мои сборы будут недолги – встать и выйти за порог. Скорее, мне следует набраться терпения и ожидать, пока ты созовешь бравых вояк-носильщиков.
Шехабэддин-паша: Благоразумие, на сей раз проявленное пленником, заслуживало если не уважения, то хотя бы награды. Шэхабеддин-паша усмехнулся последним словам латинца, как видно, привыкшего к медлительным и обленившимся на хлебной службе италийским наемникам и понятия не имевшего о том, как могут подчинять и подчиняться в османской империи. Вот и сейчас по его знаку единственный оставшийся в сопровождении Румели-паши баше без рассуждения устремился к лестнице и вниз по ней - и бесшумная быстрота его шага являла впечатляющий контраст с громом, немногим ранее звучавшим от сабли, красных сапог и всей его амуниции. Ему было неведомо, при каких обстоятельствах попал во дворец этот человек, но положение обязывало Румели-пашу доказать дерзкому, посмевшему усомниться в мощи османской армии, что янычары не чета изнеженным головорезам запада. Больше того, втайне честолюбивый юноша намеревался поразить иноверца не только тем, как вышколены львы ислама неукротимой рукой своего аги, но и что они подчиняются и ему тоже, несмотря на недостаток, делавший его в глазах мужчин достойным жалости или презрения. Поэтому он молча покинул темный покой, служивший заложнику местом его убогого времяпрепровождения, и направился к лестнице, соблюдая приличествующую неторопливость, так свойственную османским вельможам. Расчеты честолюбивого юноши оправдались: охрана на втором этаже хранила почтительную недвижность при появлении любимца султана, и не моргнула даже глазом при виде пленника, которого, вне сомнения, имела приказ охранять словно яблочко глаза. Спустившись же на второй этаж, Шэхабеддин-паша оказался тотчас же окруженным целой толпой слонявшихся в ожидании высшей милости просителей и челобитчиков, ринувшихся к нему как планеты устремляются навстречу светилу. Но евнух не обратил на них никакого внимания и, сопровождаемый двумя подоспевшими телохранителями, продолжил свой путь до самых дверей. Лишь там Румели-паша остановился на высоких ступенях, словно полководец, демонстрирующий союзнику сплоченные и ждущие к бою ряды солдат; правда, число ожидавших их делели не превышало двух дюжин, но вид этих суровых воинов не вызывал сомнений в их готовности идти за своим командиром на край земли, в края, где живут людоеды, сердец которых еще не коснулось имя Аллаха. Чуть поодаль слуги держали в поводу тонконогого, серого в яблоках арабского жеребца.
Луиджи Бальдуччи: – Ты предложишь старику идти пешим? – проговорил генуэзец при виде подведенного коня. C затаенной усмешкой глядел сьер Бальдуччи на эти приготовления, хотя, возможно, ему следовало содрогнуться в страхе и попяться от извивающейся в самовлюбленном танце ядовитой змеи. Три порока устилают путь мужчины лепестками роз наслаждений и жгучими шипами расплаты: любовь к женщинам, вкушение вина и жажда власти. Рука лекаря отсекла Шехабэддин-паше первое, ислам сделал запретным второе, и теперь во власти была сосредоточена тройная сила желаний евнуха. Как тщеславная жена, изукрасив себя без меры каменьями и сурьмою, изгибает перед зеркалом сладострастный стан, так Румели-паша красовался перед латинянином когортой отборных воинов, готовых беспрекословно подчиниться мановению изнеженной руки, умащенной маслами и благовониями, вместо жесткой длани полководца. Мессер Луиджи уже сообразил, что женственный юноша был подобен тем лукавым скопцам, что нередко заправляли при дворе византийских императоров, – малое светило подле солнца, сияющее отраженным светом, но обладающее тайной и коварной силой.
Шехабэддин-паша: Шэхабеддин-паша не обратил внимания на укол, несомненно, предназначенный к тому, чтоб пристыдить его и уязвить за те знаки пышности и почтения, которыми напоказ окружал себя султанский любимец. Вернее, он не выказал по этому поводу ожидаемого латинцем смущения; напротив, с легкостью барса вскочив в седло подведенного скакуна, он с явным наслаждением взъерошил тому рыжеватую гриву, откровенно наслаждаясь, что в его распоряжении имеется столь роскошное животное. Конюший с почтением поправил украшенное причудливым золоченым узором стремя, из которого норовил вот-вот выскользнуть шитый сапожок, и вельможа принял эту заботу с видом полнейшего пренебрежения. Лишь утвердившись на конской спине, он обратился к пленнику, рассмеявшись негромким, похожим на звон серебряного колокольчика смехом: - Не ты ли, почтенный, жаловался на тесноту своего жилища, и мечтал вдохнуть поскорей вольный воздух?- даже если это было не так и подобных слов из уст генуэзца не прозвучало, сейчас это не имело никакого значения.- Наслаждайся,- с усмешкой предложил он, взмахивая холеной белой рукой, которой столь много внимания уделил почтенный Луиджи Бальдуччи, и весьма справедливо, ведь она стягивала на шее пленника не янычарскую тетиву, как то подобало неумолимому полководцу, но шелковые и прочные сети, какие более приличествовали придворному. Повинуясь еще одному движению, столь незаметному, что угадать его мог ишь преданный делели, телохранители Румели-паши двинулись вперед с той самой слаженностью, которая снискала османской армии ее страшную славу. Лишь четверо крепких молодых мужчин не тронулись с места, обозначая, что им поручена персональная ответственность за жизнь и здоровье султанского должника.
Луиджи Бальдуччи: Однако их неподвижность не была бездеятельной. Знаками и жестами они давали понять пленнику, что ему не мешкая надлежит тронуться следом – пока не применяя грубую силу, но мессер Луиджи, глядя в их обветренные лица, не сомневался, что в случае неповиновения его потащат волоком. Болезненно и унизительно. Охая и демонстративно хватаясь за поясницу, генуэзец тихим ходом поплелся в арьергарде почти комично-аллегорической процессии, возглавляемой прекрасным юношей в расцвете славы и богаств и замыкаемой нищим и больным стариком. Sic transit gloria mundi...
полная версия страницы