Форум » Город » "И в крепости вопили и рыдали..." - ночь с 29 на 30 мая, султанская ставка » Ответить
"И в крепости вопили и рыдали..." - ночь с 29 на 30 мая, султанская ставка
Озгур:
Ответов - 50, стр:
1 2 3 All
Иоанн Асень: Чем сильнее бушевали страсти в душе принца Озгура, тем мягче и вкрадчивее делался тон его толмача, с одинаковым успехом пригодный для того, чтобы успокоить норовистого коня, утешить напуганного ребенка или умаслить разгневанного царедворца. - Насколько хватает моего скудного разумения, господин мой, - Асень снова поклонился Озгуру, - достойнейший Махмуд-паша полагает, что в настоящий момент лучше всего будет, если в ближайшее время светлейший султан не будет по какой-либо причине осведомлен о месте пребывания сыновей шехзаде Орхана. Если я верно понимаю то, о чем говорит милостивейший визирь Мехмет-султана, то не далее, чем в следующие сутки произойдет нечто важное, и тогда наступит пора вспоминать данные обещания и подсчитывать полученные милости. Пока же Махмуд-паша любезно предлагает вам и шехзаде Мураду пользоваться полным его гостеприимством и просит вести себя сдержанно и разумно. Асень вовсе не был уверен в том, что правильно толкует речи визиря, но, во всяком случае, это было именно то, что он желал бы услышать в словах Махмуда.
Махмуд-паша: Ангелович, терпению которого мог бы позавидовать даже христианский бог – во всяком случае, так казалось самому визирю, - скрыл кривую усмешку; не так уж много причин для веселья было у его собеседников, зачем было усугублять и без того сложное положение. - В моих словах не было намерения как-то уязвить вас. Не слушайте то, что говорится вслух, попробуйте услышать непроизнесенное, - с упреком обратился он к Озгуру и понизил голос до еле различимого шепота. – Не всегда для того, чтобы достать нужный артефакт, требуется сотворить заклинание. Иногда достаточно спросить у спутника, не держит ли он в своих руках ключ к спасению. Махмуд-паша повернулся к Асеню и, выделив обращение, с налетом иронии продолжил: - Ведь вы же разумный человек, не так ли?
Иоанн Асень: - Я не смею судить об этом, досточтимый Махмуд-паша, но высокое доверие, которые оказывают мне люди в высшей степени достойные, свидетельствует в мою пользу, - следовало бы спрятать суть ответа еще глубже в шелуху витиеватых оборотов, но Иоанн и без того едва поборол в себе желание ответить коротким "да, господин". Ум и разумность, несомненно, были разными понятиями, и если бы речь шла о первом, хартулярий притворился бы агнцем, но Махмуда куда больше интересовала его способность оценивать положение и умение из двух зол выбирать меньшее. После того, как он бесцеремонно вмешался в беседу Озгура и визиря, демонстрируя чудеса словоблудия, поздно было объявлять себя простачком, который станет рубить узел вместо того, чтобы хотя бы попытаться его распутать. Интересно, почему Ангелович подчеркнуто обратился к нему, говоря о ключе, способном открыть путь к свободе сыновьям Орхана - а, возможно, и их отцу?...
Озгур: Этим же вопросом задался и Озгур-бей; правда, в его интересе присутствовало более изумление, нежели тревога. До этой минуты казалось, что интерес султанского визиря очевиден: политический соперник Фатиха, его дети и весь его род не должны более быть угрозой для восходящей звезды молодого правителя. Халиль, поддерживавший хорошо замаскированную, но связь с Орханом, не один и не два раза намекал тому, что в случае неразумного поведения Мехмета, или, того хуже, поражения в битва за Город, владыка османской империи может смениться. Справедливости ради надо сказать, что ни сам Озгур-бей, ни его отец никогда не обменивались пожеланиями или соображениями на этот счет: от Константинополя до Эдирне много ближе, чем от дома в квартале Валахерн до султанского дворца. Но то, что внук Сулеймана молчал об этих тайных сношениях, не означало, что их не было. Скорее наоборот, самый факт тайной, не обсуждаемой даже в кругу семьи переписки Великого визиря из семьи Чандарлы с претендентом на трон говорил больше, чем самое выразительное молчание. ... В этом месте Озгур-бей осекся, широко раскрывшимися кошачьими глазами глядя на собеседников, и внезапно поняв, что случайно подхватил край вуали, наброшенный Ангеловичем на эту тайну. Падение Чандарлы означало не только победу над старой аристократией, не только потерю надежд на престол: сейчас, когда гибель Халиля казалась неотвратимой, его враги и его друзья сражались за то, что было или могло быть доказательством его измены Мехмету. Оружие, которым можно разить и защищать. Махмуд-паша ловко кружил возле вопроса, занимавшего его ум, вынюхивая, словно лисица: не зная наверняка, были ли дети Орхана посвящены в тайную корреспонденцию, он ставил на нескольких лошадей сразу. Асень был не просто другом Орхана: хартулярий бежавшего патриарха мог знать и о сношениях турецкого министра с христианскими вождями, светскими и духовными, включая самого императора. Главной целью в игре потомка болгарских царей был не он, Озгур, а этот скромно державшийся мужчина. А он - так, заодно, приманка и наживка, приз, кстати захваченный вместе с основным, вроде поцелуя красавицы, достающегося победителю на Ипподроме. Гнев и облегчение разом взметнулись в сердце юноши - столь сильные, что разумная, подлая мысль обменять своего спутника на свободу для себя и своего брата, едва мелькнув, исчезла из его разума. Что сделать: рассуждения никогда не были его сильной стороной. Шагнув к Асеню и загораживая того плечом от пронзительного, насмешливого взгляда визиря, твердо произнес: - Он достаточно разумен, чтобы не спрашивать, к чьему добру и чьему худу вы ищете то, что ищете. И для того, чтобы дать вам это не под пыткой, и не перед угрозами, а в обмен на свою и нашу свободу. Это - мои условия; какие будут ваши?
Махмуд-паша: Махмуд-паша многое мог бы сказать. И о том, что его собеседники сейчас не в том положении, чтобы торговаться, и о том, что подходит наследнику, не подходит пленнику... Мог бы, но не стал. Возможно, именно потому Ангелович и стал вторым визирем - и посматривал на место Великого визиря, - что всегда помнил простую истину: вчерашний сын рабыни может стать правителем, а сегодняшний враг - важным союзником. - Вы удивительно великодушны, - с видом торговца, пытающегося всучить лежалый товар, начал он. - Ведь речь идет о том, что не было названо, - визирь не удержался от иронии и широко ухмыльнулся. - Допустим, я приму ваши условия. Что помешает мне нарушить слово? Или сказать, что мы не поняли друг друга. Ангелович вдохнул прохладный ночной воздух и уже серьезно произнес: - Я мог бы принять ваши условия, Озгур-бей, если бы не был уверен, что мой шатер - это самое безопасное для вас место. Я не сторонник лишнего кровопролития... - мягко, словно уговаривая ребенка отдать любимую игрушку, продолжил он. - Я получаю то, что мне нужно, а взамен обещаю вам, что не буду чинить препятствий, если вы сами захотите уйти, - и, посмотрев на Асеня, добавил. - Но мы еще не услышали, что скажет наш уважаемый собеседник.
Иоанн Асень: - На что есть воля Создателя, то и будет; на что нет воли Его, того быть и не должно, - благочестиво отозвался Асень, прибегая пусть к не самому честному, но зато практически безотказному приему. Когда ромей впервые услыхал эту замечательную фразу, речь в ней прямо шла об Аллахе, но Иоанн посовестился в присутствии двух правоверных упоминать его имя всуе. - Если досточтимый Махмуд-паша может указать способ отпереть запертое, то я нижайше прошу его сообщить, каким образом мои скромные способности могут послужить на пользу высокородному принцу Орхану и его семейству. Иоанн робко надеялся, что Ангелович не последует его примеру и не посоветует помогать шехзаде пламенными молитвами, вместо того, чтобы прямо и незамысловато объяснить, что именно потребуется от бывшего хартулярия...
Озгур: Озгур понял, что еще немного, и сойдет с ума, позволив увлечь себя в бездну изысканного красноречия этим двум ораторам, в сравнении с которыми Демосфен вновь почувствовал бы себя жалким заикой, а Петр Пустынник - нищим побирушкой, неспособным выпросить монетку у раздатчика милостыни. Слова благорасположения и признательности стекали с их уст с той же легкостью, с какой выписывает заверения в дружбе перо дипломата, но за ними не стояло ни единой буквы правда - сейчас, в тот момент, когда на счету была каждая минута. Вновь повернувшись к Асеню, глядя в упор на его мужественное, близкое, укрытое ночными тенями лицо, он произнес - тихо, чтобы его слышали только трое, связанные общей тайной, этим ночным кружением мотыльков вокруг пугающего костра: Ангелович, хартулярий и он сам. - Ему нужны письма Халиль-паши. К вашему главному муфтию... парт.. патриарху, к моему отцу... ко всем. И тогда мы будем свободны.
Махмуд-паша: - Вы достойный сын своего отца, Озгур-бей. Умение увидеть главное - это не каждому дано, - Махмуд-паша коротко улыбнулся и, постаравшись, чтобы учащенное дыхание не выдало его волнения... или охотничьего азарта, перевел взгляд на Асеня. Сын принца Орхана произнес то, что не хотел говорить сам визирь. Половина пути пройдена, теперь все зависело от ромея.
Иоанн Асень: Иоанн едва не рассмеялся от облегчения. Переписка патриарха, всего лишь! Ради этого было нагорожено столько витиеватых словес, произнесено столько невнятных угроз... Махмуд хочет занять место Халиля - почему бы и нет? Сейчас, когда Город уже пал, все предыдущие переговоры не стоят и выеденного яйца, по меньшей мере, патриарху обнародование его писем вряд ли сумеет повредить еще больше. Что до верховного визиря, то Асень предпочел бы увидеть на этой должности Ангеловича, благодарного бывшему хартулярию за помощь в возвышении. Если и можно было обвинить Иоанна в корысти, то следовало заметить - обязать Махмуда он желал бы исключительно ради Орхана и его детей. - Я знаю, о каких документах идет речь, - медленно промолвил он, - и предполагаю, где они могут храниться. Если достопочтенный Махмуд-паша возьмется обеспечить мне доступ в храм Святой Софии, думаю, я смогу добыть их.
Махмуд-паша: Говорят, что есть страна, где в пыли, под ногами, валяются драгоценные камни. Никому не нужные, никому не интересные. В жизни так часто бывает: то, что не имеет важности для одного, для второго представляет огромную ценность. Махмуд-паша, то ли не доверяя собственному голосу, то ли из-за привычки проявлять осторожность даже там, где это казалось излишним, просто кивнул. Выражение его лица почти не изменилось, только блеснувшие в темноте глаза могли бы выдать радость второго визиря. - Если дело только за этим, - произнес он ровным голосом, - проблем быть не должно. Мне неважно, где это лежит и как вы собираетесь это достать. Для меня главное - иметь "это" в руках... Надеюсь, мы поняли друг друга, - ласково добавил он и, отмахнувшись от очередного назойливого насекомого, улыбнулся - знал бы крылатый, как ему повезло, что не он опустился на плечо к Ангеловичу несколькими минутами ранее. Мотылек, счастливо избежавший участи своего предшественника, взлетел над головами собеседников и скрылся в темноте. Эпизод завершен
полная версия страницы