Форум » Город » По зову сердца » Ответить

По зову сердца

Йоргос: 30 мая, около полудня

Ответов - 58, стр: 1 2 3 All

Заганос-паша: Удар ногой в грудь отбросил циркачку под ноги телохранителей паши - и тут же она была подхвачена парой крепких рук и силком поставлена на ноги. Впрочем, и все. Еще две пары рук пробежали по ее одежде, ища спрятанное оружие,- один раз, а затем и второй, уже уделяя куда больше внимания выпуклостям и впадинам гибкой фигурки. Делалось это с откровенностью, без слов говорившей о том, что любой жест неповиновения может окончиться для ромейки вещами куда более серьезными, чем порванное платье. Брезгливо морщась, Мехмет-паша жестом приказал одному из своих спутников подтянуть сапог, почти стянутый с ноги темпераментной просительницей. Холодный взгляд, отражавший бушующую внутри ярость не более, чем узкая красная полоса вдоль пустынного горизонта отражает приближающийся хамсин*, скользнул по очертаниям близкого, но так и не достигнутого монастыря, и блеснул на девицу. Когда переводчик повторил ему фразу незнакомки, по губам мужчины скользнула ухмылка. - Расспроси,- вновь поворачиваясь к полукруглым башням, проговорил он, вглядываясь в украшенные витражами окна так пристально, как если бы ответ на этот и многие другие вопросы можно было найти на страницах изображенных мастерами-стеклодувами книг. *хамсин - сухой, изнуряюще жаркий местный ветер южных направлений на северо-востоке Африки. Сила ветра достигает ураганной, температуре поднимается до +40.

Зоя: Проклятый нехристь лягался едва ли не сильнее, чем его бешеный жеребец. От удара у Зои даже слезы из глаз брызнули, а подреберье охватило огненным обручем - она бы не удивилась, если бы после этого не смогла ни распрямиться, ни глубоко вздохнуть, но, кажется, обошлось. Запоздало девушке подумалось о том, что вместо хозяйского пинка турок-охранник мог бы взяться за свою кривую саблю, и лететь бы ее голове с плеч капустным кочаном... Варвар сшиб Зою с ног, но упасть ей не дали, с полдюжины мужских рук услужливо поддержало маленькую циркачку, попутно дважды облапав ее от шеи до коленок и обратно. У Зои прямо комок к горлу подкатил от тяжелого, звериного духа, исходившего от доблестных воинов султана Мехмеда, нещадно потеющих под майским солнцем в своих доспехах, но она усилием воли сдержала тошноту. Уж если ее вывернет под копыта тонконогого жеребца, это точно будет принято как страшное оскорбление, фьюить - сабля из ножен... Однако тут один из свитских заговорил с Зоей на ее родном языке, довольно чисто и уверенно, почти не коверкая слова. В ответ на просьбу объясниться толмач получил длинную и взволнованную речь, суть которой сводилась к следующему: декарх с мудреным именем взял деву в плен, однако брат ее поспешил на помощь, в итоге дева сбежала, а братца ее оный декарх сейчас подвергает мучениям.

Заганос-паша: ... Девица не солгала, в этом турок получил возможность убедиться очень скоро. Правда, мальчишка, на спине которого уже набухли багровые полосы, скорее всего, не был не то, что ее братом, но даже просто родственником - однако, это сейчас интересовало второго визира меньше всего. Даже те, кто выдерживал пытки раскаленными иглами и плавал в уксусе со снятой кожей, становились беспомощными детьми от одной мысли о том, что хотя бы тень подобного угрожает их близким. Если щенок подумает запираться - что ж, можно будет в очередной раз убедиться в действенности этого метода. Пошевелившись в седле, он жестом велел подвести к себе пленника; серые глаза, не мигая, обратились на пленника, и их выражение сулило тому все милости неба, если тот поделится своим маленьким секретом. Ведь, в самом деле, что может видеть крыса из подвала?


Йоргос: Из Йоргоса вышел бы недурственный шут, этому способствовали и неунывающий нрав бродяги, и его злое зубоскальство даже в моменты, когда жизнь могла оборваться в любой момент, готовность паясничать и кривляться даже под ударами вожжей, что просто помогало забить страх, как иному страдальцу, мучимому зубной болью, громогласное распевание псалмов позволяет отвлечься от истязаний, которые, в отличие от побоев, длятся куда дольше, нередко без надежды избавиться от них иначе, чем через боль большую, связанную с вырыванием зуба. Он действительно ломался лишь затем, чтобы оттянуть время, не зная даже, что говорить десятнику, и полагал, что худшее, что может быть – смерть, а рубцы заживут. Только шкура крепче станет. Лишь бы с Зоей все было… Когда янычары втащили на конюшню девушку, внутри Йоргоса все похолодело. Если бы кто-то смотрел в этот миг на его лицо, то мог заметить, как отлила кровь от щек, как потемнели от страха веселые синие глаза. Циркачка была в беде, и сколь бы не легкомысленен был бродяга, он понимал, что в беде, большей, чем та, из которой он ее пытался вызволить. И виноват в этом был он. И сделать для того, чтобы урвать у судьбы еще один шанс ничего не мог. Веревки слетели, перерезанные одним уверенным движением, а двое янычар, не церемонясь, подхватили, едва не сползшего на колени, ромея, и подвели к всаднику. Но на османа Йоргос посмотрел не прежде, чем поймал взгляд серых девичьих глаз, и почудившиеся ему укор и страх Зои, полоснули по сердцу куда сильнее, чем недавно ожигали спину вожжи, зажатые в руке десятника. Надо было что-то сказать, что-то такое, чтобы можно было действительно выторговать жизнь, не собственную, нет, но Зои. И что могла видеть крыса из подвала? Минута, прошедшая в молчании показалась ему бесконечной. Пересохшие губы приоткрылись на вздохе, и выдохом прозвучало имя того, кому сам Йоргос уже был обязан жизнью: - Орхана. Принца Орхана, - так назвался турок, которому жизнь ромеев была важнее жизни единоверцев. Но сколько стоило это имя, Йоргос даже не мог предположить, а потому ждал реакции вельможи, чтобы уже потом, взвешивая каждое слово, выменивать за то малое, что знал, то многое чего желал получить.

Заганос-паша: Заганос-паша хорошо умел владеть своим лицом. Он не отводил взгляда перед обвинениями врагов и не бледнел, когда в нескольких арши* от него ударялось в землю огромное каменное ядро, оставляя после себя в земле выбоину, заполненную перемолотой, раздробленной плотью. Три дня назад, когда он стоял под стенами и осипшим голосом посылал в бой волну за волной лучших сыновей Румелии, на головы осаждавших обрушилось страшное, никем не превзойденное оружие греков: целый водопад черной, убийственно благоухающей жидкости, которая вспыхивала еще в полете и, падая на какую-либо поверхность, тотчас превращала ее в реку огня. Шесть человек, в этот миг карабкавшихся наверх, в мгновение ока превратились в живые факелы и попадали под ноги отшатнувшегося кохейлана**. Их никто не пытался тушить, ибо субстанцию, служившую основой для "греческого огня", невозможно было отчистить; она облипала, словно вторая кожа, забиваясь в малейшие поры, проникала во все щели. Пола его епанчи загорелась от упавших на нее брызг; огненные языки стремительно и жадно скользнули вверх по шерстяной ткани, уничтожая оторачивающий ее мех... телохранители бросились к визиру - но с завораживающим спокойствием янычар-ага развязал шитый кушак - единственное, что выдавало его положение - и, стянув пылающий плащ, швырнул его к стенам города, словно с презрением отдавая в руки грабителей. Лицо его не изменилось Но сейчас... сейчас окружающие удостоились чести видеть, как лицо султанского лала резко вспыхнуло, потом побледнело,- а на щеках стремительно расцвели алые пятна. Орхан! Похоже, на этот раз крыса, попавшаяся в мышеловку, принесла на хвосте золотое кольцо с руки владыки правоверных - и, как знать, может быть, и шапку великого визира. Глаза Мехмет-паши потемнели, но он тут же одернул себя. Нет никаких свидетельств тому, что ромей просто не назвал первое важное имя - а то, что голова турецкого принца заинтересует его высочайшего соперника, не догадался бы только глупец. Поэтому в голосе военачальника прозвучала насмешка. - Орхан? А почему не сам император? Неужели наследник Османа на старости лет перешел в христианство и постригся в монахи? Кому и зачем ты лжешь, юноша? * турецкая мера длины ~ 70 см. От нее пошло русское аршин ** порода крупных и широкогрудых арабских коней; использовались в качестве боевых конец из-за феноменальной выносливости.

Зоя: Зоя растерянно переводила взгляд с Йоргоса на турецкого сановника и обратно. Картина, открывшаяся ее взгляду, испугала девушку едва ли не сильнее всего, пережитого за минувшее утро. Вид Ксара с вожжами в руках напомнил о том, что смерть скорая и внезапная может быть милостью, о которой приходится взывать, ползая на коленях. Как славно, что она решилась остановить эту большую птицу, вместо того, чтобы сдаться стратиотам Ксара! Пожалуй, во второй раз он не стал бы так любезничать с беглянкой... Всадник, между тем, заговорил по-гречески - и так хорошо, будто родился не дальше, чем в ста шагах от ворот святого Романа, непонятно, зачем ему понадоблися толмач при разговоре с Зоей. Кто такой принц Орхан, она знала, как и любой, кто хоть раз делал покупки на рынке, где впридачу к дюжине лепешек или отрезу ткани торговцы охотно одаривали желающих последними сплетнями. Йоргос вряд и знал о нем больше, и Зоя даже вытянула шею, чтобы получше разглядеть выражение его лица - достаточно ли убедительно он врет? Купится ли турок?

Йоргос: Бродяга молчал. Молчал, глядя исподлобья, без вызова на вельможу, молчал, переведя виноватый взгляд на юную циркачку, к которой рвалось его сердце, молчал, скосив взгляд на своего истязателя. Его мучили два вопроса: что сказать? И главное - как? Он хорошо понимал разницу между правдой, после которой человека, как ненужную старую тряпку выбрасывают прочь, и правдой, которая оплачивается со всей щедростью, доступной тому, кому нужна информация. Но насмешка в голосе османа была очевидной, и ромей не решил еще, играет ли с ним этот человек, подобно опытному купцу, высмеивающему товар, чтобы сбить цену, или просто решил позабавиться, прежде чем приказать снести ему голову. - Потому и Орхан, что не лгу, - произнес он, кривясь. Имя принца, казалось, оскоминой и горечью оседало во рту – столь неприятно было упоминать его сейчас, - но если вам нужен исключительно император, то мне, - он опустил взгляд и произнес, - нечего сказать.

Заганос-паша: Румянец на лице турка уже исчез, оставив лишь ощущение ожога на коже и раздражения от того, что незнакомый оборванец сумел привести в волнение его кровь. Впрочем, лоза, которой суждено было пасть на плечи наглеца, уже не только выросла, но и была срезана: спрыгнув с коня и сделав знак своим людям, он приблизился к юноше, прожигая его ледяным взглядом. Недоступные жалости, безмолвные, телохранители волокли следом за ним упирающуюся Зою. В том, что стоящий перед ним босяк и есть пресловутый "брат", из-за которого она так хлопотала, не было сомнений - как и в "беде", которая должна была постигнуть бродягу, и которая непременно постигла бы обоих "родственником", если бы они вздумали оказать сопротивление. Визир остановился в шаге от грека; его правая рука легла на рукоять заткнутого за пояс кинжала, а левая, словно пасть змеи, пытающейся сожрать найденное в гнезде яйцо, обхватила хрупкую шею ромейки. - Итак, принц Орхан. Куда же он делся, и почему мои люди не сумели отличить греческого чернеца от турецкого принца? Забился в твою крысиную нору? Пальцы, лежащие на хрупких позвонках девушки, крепко сжались. Притянув девушку к себе, турок прошептал ласковым голосом, сладким, как последний вздох перед тем, как на шее приговоренного к смерти затягивают тетиву*: - Ты не солгала, милая, твой брат, действительно попал в беду. Но, если он будет таким же правдивым, как ты, может быть, я подумаю над тем, чтоб не скормить вас вашим хвостатым родственникам. Знаешь, как это делается? Глаза паши обратились на пленника. Обращаясь к просительнице, он говорил ему, на чистом греческом, все тем же ласкающим, едва не мурлыкающим от удовольствия голосом. - Тебя уложат и крепко привяжут, моя милая, а на твою грудь поставят клетку без дна с серыми уличными крысами. Затем специальный человек примется жечь крысу огнем, так, что, если она не найдет куда спрятаться, пламя опалит сперва ее шерсть и кожу, а потом начнет обжигать ее саму. Угадай, что она сделает? Верно. Она начнет грызть тебя, чтобы спрятаться от жара... все глубже и глубже... она пророет свою нору в твоем юном теле... А твой любимый "брат" будет наблюдать за всем этим - а если посмеет хоть на миг отвернуться или закрыть глаза, то я велю отрезать ему веки. Где он?!!! - метнувшись к мальчишке, яростно проревел он. * почетный способ смерти, позаимствованного турками у монголов. "Умереть, не показывая своей крови" считалось привилегией янычар.

Зоя: Конечно, Зоя не раз видела, как держат за шкирку щенят или котят, беспомощно сучащих лапками в воздухе. Хотя ноги ее прочно стояли на земляном полу конюшни, девушка чувствовала себя таким же беззащитным созданием, которое ухватил злой мальчишка. Казалось, что шею ее сжимает не рука простого смертного, а ожившая латная перчатка, скрюченные пальцы которой можно разогнуть разве что клещами. Это было так больно и страшно, что Зоя даже позабыла о том, что за руки ее удерживают еще двое турок - иначе бы ей показалось ужасно смешным, что трое взрослых мужчин прилагают столько усилий, чтобы обездвижить одну хрупкую девчонку. Когда же патрикий заговорил, ей окончательно стало не до смеха, даже безумного. Зоя очень хорошо представляла себе, что могут сделать с живой плотью голодные крысы, а потому лишь беззвучно закрыла и открыла рот, умоляя турка о милости - голос покинул ее.

Йоргос: Костяшки пальцев, сжатых в кулаки побелели от напряжения, а на лбу выступила испарина, словно от живописного рассказа османа, парня бросило в жар. Грудь Йоргоса вздымалась и опадала в такт шумному, тревожному дыханию – ни дать ни взять затравленный молодой пес, загнанный в угол уличными мальчишками, потехи ради, бросающими в него комья грязи. После какого из них, зверь бросится на людей, вгрызаясь зубами в ноги, не обращая внимания на удары палок? Не держи ромея двое янычар, рванулся бы. - Он… - паша почти добился своего, и если бы в этот миг Йоргос не поперхнулся воздухом, непроизвольно отшатнувшись от оказавшегося опасно близко османа, то вероятно слова сорвались с его губ и правда стала бы приговором для него и Зои. Откашлявшись, парень посмотрел прямо в глаза вельможи, и бросая каждое слово, словно скупец, жетвующий нищим на паперти перед храмом произнес: - Что вам, господин, помешает сделать это же, после того, как я расскажу? Ответ был очевиден. Ничего. Ничего, пока Зоя и он сам в руках янычар.

Заганос-паша: Сухой смех вырвался при этих словах с губ османского паши. Воистину, благословенье Аллаха, что ему удалось вырваться от этих людей в блистательную Империю, и не стать таким же жалким торгашом! Презрительно ощерив рот, осман окинул взглядом мальчишку, стоящего перед ним и смевшего требовать от него, второго визира, покорителя Византийской империи, гарантий на свою жалкую жизнь! С силой, которую трудно было заподозрить в этом высоком, но отнюдь не богатырского сложенья мужчине, Мехмет-паша сдавил шею ромейки, так что ее личико мгновенно исказилось от страха и боли, а потом покраснело, потому что пальцы турка передавили артерии, впиваясь под кожу. Потом резким движением он толкнул ее вниз, то ли понуждая стать на колени, то ли с намерением сломать позвоночник. Холодные, темные глаза наблюдали за лицом пленника. - А что, скажи, мне мешает прикончить ее и тебя прямо на месте? Или... не просто прикончить,- он, усмехнувшись, взглянул на окружающую его дюжину крепких мужчин. Мысль, отразившаяся во взоре, была очевидна: никто не мог бы сказать, что ждало бы ромеев по выходе из этих стен, но выжить, пропустив через себя даже полдюжины этих детей войны, было практически невозможно. Это понимание отразилось на лицах телохранителей и янычар - и ярко блеснуло в серых глазах паши, который снова приблизился к Йоргосу и проговорил - тихим, глубоким голосом, делая короткие паузы, чтоб лучше подчеркнуть смысл сказанного: - Сейчас... у тебя нет ничего. Но если... ты мне расскажешь... у тебя будет мое слово. Мое слово - твоя жизнь... и твоя смерть. Короткий взгляд на державшего мальчишку телохранителя - глаза, оружие, снова глаза - был, казалось, безмолвным приговором, подписанным прямо на месте и готовым к исполнению. Эфенди?

Ксар: Едва в конюшню втолкнули Зою, Ксар почувствовал, как по телу пронеслась ледяная волна. Ещё минуту назад он был готов разорвать её в клочья, как только дрянная девчонка снова попадётся ему в руки, но сейчас ему стало за неё по-настоящему страшно. Он видел, как исказилось её полудетское ещё личико от боли и ужаса. Он чувствовал, как напрягся в его хватке мальчишка, поступивший как истинный мужчина ради своей любви. Совсем недавно делели готов был растоптать честь и достоинство попавшегося "крысёныша", а теперь, когда над обоими ромеями нависла угроза поистине жестокой и страшной смерти, Ксару стало жалко этих бедных детей. Пусть они - неверные, пусть подзаборные бродяжки, но... Никаких "но"! Единственно верным будет - и всегда было - исполнять приказы господина. Ксар без слов понял его взгляды. Пнул мальчишку под колено, с лязгом выхватив килидж из ножен на поясе, коротко размахнулся - всего миг, и мальчик умрёт быстро и безболезненно. В этот момент Ксар успел мельком глянуть в лицо Зое. В сердце его чуть кольнула короткая, холодная боль. Птичка, зажмурься, пожалуйста...

Йоргос: И только в этот момент, Йоргос почувствовал, что мир рухнул. Что уже никогда не будет как прежде. Что , то главное, чего он так и не сказал Зое, думая, что еще будет время, не будет сказано, потому что времени больше нет. Нет даже для того, чтобы думать и торговаться. Мир рухнул в миг, когда подломились, от удара под колено, ноги и коленки ромея уперлись в досчатый пол конюшни, а взгляд сфокусировался на муравье, который споро перебирая лапками деловито бежал по соломинке, перекрывавшей щель меж досками. Где-то далеко, словно и не здесь вовсе лязгнула сталь, нетерпеливое фырканье коня, слилось с тонким скрипом половицы под ногой чуть двинувшегося телохранителя. У Йоргоса не осталось ничего. Даже, возможно дыхания, чтобы произнести тихо, но твердо: - Я расскажу все. Знал ли паша, что пустой, вымороженный душевной болью до полнейшего безразличия к собственной участи, взгляд ромея, обращенный на него – это взор человека, полностью осознающего, что у него ничего нет. Ни мира, ни чести, ни выбора – ибо даже о милости скорой смерти просить было бесполезно? - За ваше слово, за жизнь, - безразличная мгла взгляда высветилась огоньком надежды, - и волю для … Йоргос отказался от того, что предложил этот турок, отказался без сожалений и раздумий - для нее.

Зоя: - Не надо!... - голос Зои прозвучал не громче мышиного писка. Она и сама не знала, кого и о чем просит. Йоргоса, чтобы не разменивал свою жизнь, как монету? Ксара, чтобы ослушался начальственного приказа? Самого патрикия, чтобы совершил чудо, отпуская двух бродяжек на все четыре стороны? Широко распахнув потемневшие от ужаса глаза, Зоя поневоле всматривалась в хищное и равнодушное одновременно лицо турка. Несомненно, для него было таким же обыденным делом убить их с Йоргосом, как для продавца сластей - прихлопнуть парочку надоедливых мух...

Заганос-паша: Движение, которым визир отбросил девчонку обратно, в руки телохранителей, напоминало, скорее, тот жест, каким мясник швыряет через прилавок очищенную от последних остатков, блестящую голую кость, которую, сглатывая и виляя хвостами, ждут вытянувшиеся в струнку псы. Еще один взгляд на занесенное оружие - оно дрогнуло, но не опустилось, оставаясь предупреждением, витающей в воздухе смертью, чудовищем, которое не успокоится, пока не получит какой-нибудь искупительной жертвы. - Говори.

Йоргос: Он говорил, безжизненно тихо, мерно сыпля слова, может чуть медленнее своего обычного темпа речи. Так словно и не знал Орхана, словно и не перевязывал его рану, словно не шли они вместе через катакомбы, червоточинами протянувшиеся под городскими улицами. - Последний раз я видел его после полуночи, спящим. Быть может, он укрылся среди монахов, надев рясу, а может… Ромей тоскливо взглянул на человека, одного взгляда или едва уловимого жеста которого хватило бы, чтобы на его шею опустилось острое лезвие килиджа, оборвав на полуслове. - Может и ушел, как собирался до… Йоргос остановился. Вопросительно взглянул на турка, словно беспокоясь, что тому мог наскучить рассказ. И добавил, намеренно оставив прежнюю фразу недосказанной. - Он дал мне серебряную цепь в, - полные губы растянулись в горькой усмешке, - оплату за провод через город. Конечно, увидев цепь, припрятанную у монастырского колодца, вельможа вправе был счесть, что ромей просто сорвал ее с трупа. Привыкший не доверять никому, бродяга предвидел и такое возражение, и то, что пока не обещавший жизни для Зои, осман может просто, чтобы позабавиться приказать убить девушку, или обезобразить ее лицо глумливым порезом , а потому не спешил говорить все. Перевел дыхание, и осмелился все же спросить у паши: - Ваше слово, господин, что она будет жить? У Йоргоса не было ничего, но если за ничего можно выменять жизнь для той единственной, ради которой готов на все, пусть и ни разу не заявлял ей об этом, стоит ли колебаться?

Заганос-паша: - Куда? Это слово само сорвалось с языка второго визира. Скупые слова мальчишки заставили его сердце вновь нетерпеливо заколотиться о ребра. Враг султана, соперник, могущий на правах старшего мужчины призвать к сочувствию народы империи, сильный, умный претендент на трон был еще жив, и его тайна сейчас была известна одному человеку - стоящему перед ним босяку в грязных лохмотьях! Мехмет-паша не слишком обманывался в нравах своих соотечественников, чтобы понимать: пока есть второй, пока живет хотя бы возможность для смены власти, недовольные всегда, в любой миг могут выбросить знамя мятежа. Хвала Аллаху, что молодой повелитель не слишком-то щепетилен в вопросах родства: трупы его братьев стали основанием, поддерживающим его трон, столпами его государства. Пусть другие бьются за выгоду или богатство - он, Заганос-паша, гончим псом должен преследовать всякого, кто угрожает его повелителю. И ему самому. Требование мальчишки, однако, вернуло визира из мир горячих мечтаний в плоскость реальности. Орхан, если и был в монастыре, скрылся при приближении отряда; не помешает, конечно, показать щенку не успевших разбежаться монахов, но, скорее всего, османский принц уже вне досягаемости. Но зверя можно травить не только по горячему следу. Рано или поздно тот явится в свою нору, особенно, если у него там такой выводок, как у заложника, наплодившего детей и взявшего четыре жены в блаженном удалении от султанского гнева и воли. Наверняка зверь позаботился о том, чтоб переменить укрытие - но волей Аллаха, к нему, Заганос-паше, попался шакал, близость которого свидетельствует о владениях крупного хищника. Если мальчишка знает, куда шел Орхан, нет необходимости прочесывать город - есть близкая возможность поднести султану на серебряном блюде голову его дяди, последнего оставшегося претендента на трон Империи. ... Требование ромея заставило глаза советника вспыхнуть - но, подавив свою ярость, мужчина с усмешкой посмотрел на юную пару. Что ж, чтобы поймать зверя, нужно отследить его нору с дитенышами; но и чтоб управлять зверем, можно забрать что-то ему дорогое. Бежать по следу Орхана не было смысла, а лгал щенок или нет - сейчас он решит свою судьбу сам. - Берите их,- делая знак делели опустить саблю, распорядился лала султана. Серые глаза блеснули насмешкой, когда он проговорил, с жестокой ухмылкой, лучше всяких слов говорившей о грядущей судьбе юноши. - Доставьте их в мой дворец и хорошенько заприте. Если ты знаешь, куда пошел тот, чье имя ты называешь,- суеверие помешало Заганос-паше назвать принца. Вновь смерив взглядом сломанные, скрученные фигуры перед собой, он повернулся, делая знак подвести себе кохейлана. Вскочил верхом и, стукнув конский бок пяткой, через плечо бросил: - И, если благодаря тебе мы поймаем его... она будет жить.

Ксар: Едва Заганос-паша покинул конюшню в сопровождении воинов, Ксар опустил меч, подавив вздох облегчения. Одно дело рубить врагов, которые могут представлять опасность для твоей собственной жизни и уж тем более для жизни господина, а другое дело - снести голову беспомощному юнцу. Ксару была неприятна эта мысль. Конечно, он без колебаний выполнил бы приказ, и твёрдая рука его не дрогнула бы, но на сердце ещё долго лежал бы камень. А уж если мальчишка стал бы упрямиться и вынудил бы Заганос-пашу пытать Птичку... Ксар мотнул головой, не желая даже представлять эту ужасающую картину. Сердце его радостно забилось, когда появилась возможность расслабиться. От переизбытка чувств он отвесил Зое лёгонький подзатыльник и прошипел по-гречески, пока двое оставшихся янычар быстро связывали руки обоих ромеев за спиной: - Дура! Зачем убегать?! Жаль, конечно, что безрассудство юности заставило её броситься следом за... любимым - или кто уж там ей этот мальчишка. Вот сидела бы смирно и тихо в погребе, и не уводили бы её сейчас во дворец Заганос-паши, мальчишка тоже успел бы удрать, и всё было бы хорошо. В том числе для Ксара - досталась бы ему отличная рабыня. Хотя, тогда не удалось бы выяснить очень нужную для господина информацию. А это гораздо важнее каких-то там рабынь. Что ж, всё, что ни делается, всё к лучшему. Пока янычары связывали руки ромеев, Ксар оделся, влез в кольчугу и накинул обратно бахтерец. - Пошли! - сказал он, выходя из конюшни первым. Ни янычары, ни ромейские дети не увидели его быстрой, едва заметной улыбки. Эпизод завершён



полная версия страницы