Форум » Город » Во искупление... » Ответить
Во искупление...
Истамбул: Дом Энрике Эквилио. около пяти часов дня. Продолжение отыгрыша Бей, но выслушай
Ответов - 26, стр:
1 2 All
Андреа Торнато: Андреа уже поднялся на ноги, чтобы исполнить просьбу лекаря, но страстная отповедь ромея заставила его замешкаться. Если он станет удерживать Галидиса, раненый примет это за унижение. Но пускай он лучше осыплет его проклятиями, думал венецианец, нежели старый араб не сумеет помочь этому гордецу. Торнато знал не понаслышке, что даже сильные телом и духом люди, заставлявшие своих недругов трепетать от страха, оказывались сломленными пытками. Лечение, которое сейчас предлагал аль Рази, немногим отличалось от искусства заплечных дел мастеров, только призвано оно было в конечном счете исцелить плоть, а не калечить ее безвозвратно. - Простите меня, брат мой, - прошептал клирик на ухо Антониосу, придерживая его за плечи, - да поможет вам Господь Всемогущий и все ангелы Его.
Антониос Галидис: Антониос прикрыл глаза и прошептал: - Господь со мной. Потом он опустил руки вдоль тела и сжал простыни. Он знал, что боевая выучка может сослужить дурную службу - как только ему причинят боль, он может ударить в ответ автоматически. А сейчас это крайней не уместно. Надо вцепиться посильнее и не отпускать.
Истамбул: Упрямство ромея начинало утомлять аль-Рази, полагавшего, что бессмысленный героизм перед врачом и священником - одна из величайших глупостей, которые только может совершить человек. Ну и что это даст экскувитору? Искусанные в кровь губы, если он будет сдерживать крик, силясь не разжимать челюстей? Жгут, зажатый меж зубов, уберег бы его и от ненужного волевого усилия, в конечном счете, оказавшись большим благом для самого раненого, чем ущербом для его гордости. Но если ромею угодно испытывать свою стойкость - пусть геройствует. Рассудив так, араб не стал убеждать раненого более, а поблагодарив коротким взглядом клирика за готовность помочь, бросил ненужный жгут на столик, и жестом подозвал слугу. Читать над неверным целительные аяты из Корана было бесполезно. Больной должен быть уверен в том, что Коран есть лечение и милость, как и лекарь, принимая, что все в руках Аллаха, начинает свое дело с именем его. Омар не стал тревожить разум неверного, и тратить время на слова, в которых не было проку. Лишь убрал лишние тряпки, открыв грудь пациента. Толстые пальцы лекаря с удивительной ловкостью свернули полосы материи мене плотными жгутами, и едва Массино подсунул под руку бронзовый ковшичек с горячим маслом, окунули в него тканевый тампон, чтобы сразу же, не мешкая, опустить его прямо на чистую, сочащуюся кровью рану. Затем еще один, и еще… обрабатывая горячим маслом рассеченную кровью плоть столь скоро, сколь мог. Все происходило в молчании, и только сведенные к переносице брови, меж которыми обозначились две вертикальные морщины свидетельствовали о крайнем внимании аль-Рази к пациенту. Закончив с этим делом, словно и не замечая состояния больного, врач выпрямился, и брезгливо оттерев лоснящиеся от масла пальцы, обронил, отдавая приказ слуге: - Займись перевязкой, и не забудь наложить мази, препятствующей нагноению. Только не слишком много, чтобы она забила рану сама. И отступив от кровати, с тяжелым вздохом, обратился к священнику: - Хочется верить, что исповедуясь вам, он не обрек себя на смерть, а сказанное стоило того, чтобы оплачивать каждое слово бесценными каплями крови. Я благодарен вам за мужество и помощь, но более, ни вы, ни я сделать сейчас не можем. Разве что просить Всевышнего укрепить тело этого человека настолько, насколько крепок его дух.
Антониос Галидис: Антониос приготовился, как ему казалось, к самому худшему, но, как выяснилось, он даже наполовину не был готов к этой боли. Даже на четверть. Когда кипящее масло коснулось раны, Антониосу показалось, что всё его тело пронзило сотней ледяных шипов, дыхание перехватило, и руки сами с собой сжали простыни так сильно, что костяшки побелели. Когда первая боль прошла - лекарь снова смачивал жгут маслом, тело оправилось от шока. И Антониос почувствовал, как в груди наливается огненным шаром чудовищная, адская боль, готовая вырваться криком против его воли. Экскувитор сжал челюсти сильнее и тихонько, хрипло зарычал. Огонь вернулся, в висках зашумело, сердце вздрогнуло, Антониос запрокинул голову, всё так же стискивая зубы и вцепившись в простыни. Тело переставало существовать - пропало ощущение рук священника на плечах, ощущение ткани под лопатками, всё пропало, свет божий и весь мир. Антониос не провалился в забытье, по крайней мере, полностью. Он чувствовал, как мелко дрожат его кулаки, как болят и немеют от усилия пальцы, комкающие простынь. Все мысли ушли из головы. Где-то на задворках сознания блуждали обрывки молитвы и плыли в черноте огненные буквы - "За все прегрешения". Когда лекарь отошёл от постели раненого, Антониос остался неподвижным, глаза грека наполовину закатились, волосы прилипли к вспотевшим щекам и лбу чёрными завитками, руки, словно сведённые судорогой, всё ещё стискивали простынь. Он мог бы показаться трупом, если бы не частое, поверхностное дыхание. Но ни стона, ни крика так и не сорвалось с его всё ещё плотно сжатых, побелевших губ.
Андреа Торнато: - Господь милостив, - отвечал венецианец, потрясенный увиденным - и бесстрастием, с которым лекарь врачевал ромея, и мужеством экскувитора, не издавшего ни звука. Отец избрал для младшего из сыновей путь клирика, и душа самого Андреа лежала к книгам и учению. Сегодня же он воочию убедился, что не создан ни для войны, ни для медицины.
Истамбул: Лекарь только кивнул священнику, и, глянув на бледное лицо раненого проговорил тихо: - Идемте, уважаемый, сейчас ему нужен только покой и время. Несмотря на внешнее равнодушие, стойкость ромея, без единого звука перенесшего очень болезненную процедуру произвела впечатление на араба, но будучи скептиком, он надеялся, что тело экскувитора столь же выносливо, как его дух. Уже у двери, коротким приказом поручив Массино следить за раненым, и случись что, немедля звать, Аль-Рази устало вздохнул, и пообещав скоро сам наведаться – проверить состояние больного, вышел из комнаты, и не удерживая клирика разговорами, каковые могли быть лишь выражением беспокойства о раненом, отправился к себе. Появление Алессандры и разговор с Галидисом по просьбе игроков перенесены в новый отыгрыш. Завершено?
полная версия страницы